повоюем... мы это идиотство и идиотиков ваших повыселим, а добро
поселим... ууу..." И уснул окончательно.
Глава вторая
(Солнечный зайчик бесшумно подкрался, а потом что было силы прыгнул
всем своим весом в глаза. Феодос выскочил из-под одеяла и отпрянул спиной
к стене. Ножки кровати от энергичного резонанса подломились и на пол
посыпались матрацы, подушки, а за ними скатился и сам Феодос. Утро
наступало добрейшее-предобрейшее...)
Я встряхнул головой и отвратительный сон исчез. Контуры предметов
едва различались в темноте, с улицы доносились однообразные ухающие звуки
с пришлепыванием, будто кого-то молотили обухом. Внезапно зазвонил
телефон, я нервно вскочил, пошарил рукой по стене и выключил эту темень,
что хоть глаз выколи. Телефон надрывался с червонного старинного комода, я
сорвал его трубку и крикнул:
- Алло!
В ответ послышалось астматическое шипение.
- Алло! Алло! - кричал я, чувствуя таинственную важность звонка.
- Ну чего ты на меня орешь, - отозвалась лениво, наконец, трубка, -
простая проверка связи, - и перешла на частые гудки.
Я взглянул на часы - на самом деле ночь еще продолжалась. И голова
разбухла от недосыпания: будят, понимаете! Я был зол. Меня, словно
разбуженного зимой медведя, потянуло шататься по углам комнаты с благой
целью вытворить чего-нибудь эдакого. Чего бы такого совершить!
Я все обшарил. В холодильнике лежала пачка печенья "С приветом", с
подоконника я подобрал заинтересовавшую меня красочную газетку с
интригующим названием "Здрасте и страсти", а на закуску увлекательным,
почти детективным поискам пришлась пузатая банка кофе с кофейником,
которые обнаружились чисто случайно, почти по наитию бывалого духа - под
кроватью. Конечно же, я сразу захотел испить кофе, а пока напиток мой
кипятился, улегся обратно в постель, основательно взявшись за
публицистику.
Газетка была восхитительно подобна всему тому, с чем я уже успел
познакомиться в этих землях.Но лучше перескажу. На первой странице
располагался веский политический мусор. Слегка попахивало гнильцой, над
которой хищно кружили изумрудные мухи. Во-первых, некто по имени Король
Руслан Первый на собственной пресс-конференции сделал Заявление. Мол,
вчерашней ночью в честь иностранной делегации из Сколопентерры был дан
торжественный Обед (не путать с обетом) с тайной целью продолжить диалог
по спорным землям мыса Хорн. В итоге королевские винные погреба
опустошились на триста семнадцать марочных бутылей девяти и
одиннадцатилетней выдержки, во время коего опустошения некоторых из
безответственных министров пришлось развезти по домам раньше времени по
причине их неблагополучного для дипломатии состояния, а Королевский
Астролог, глядя на беззвездное небо с высоты балкона изрек очередное
предсказание: "Это выльется нам в копеечку", которое и сбылось по
подведении окончательных итогов встречи. Казна, как выяснилось, потеряла
только на явствах порядка полутысячи империалов в золоте. Итак, результат
мы получили не многим лучше, чем если бы вели военные действия.
В заключение Король дотошно, можно даже сказать брюзгливо перебрал по
косточкам все свое окружение, и среди наиболее частых имен было имя принца
Ништяка Тарантландского.
Я в смятении перевернул страницу. Кофе сварилось и, смакуя, я стал
пить его небольшими глотками.
Вскользь шла заметка о прибытии некоего Блюмбеля, то есть меня, из
Вторичного мира и что ответственные лица примут все необходимые меры. Пани
Лоджия с горечью сообщала об отложении на неопределенный срок процесса
бракосочетания Тильды и Апострофа по причине отсутствия кружев к
свадебному платью невесты и красных розочек к костюму жениха и что наша
уважаемая Фабрика выпускает только противные желтые розочки, а вот красных
нет нигде, пусть уж лучше бы желтые гвоздики делали, а не розочки или
пусть совсем не берутся, руки бы поотсыхали! Далее я был стремительно
вовлечен в давнишний спор незауряд-лейтенанта Хрякина и зауряд-полковника
Алисы о методах воспитания и вербовки солдат, который был начат,
по-видимому, давным-предавно и превратился в мелодраматический сериал с
неожиданными завязками и развязками к удовольствию читающей публики. Спор
заключался в том, что Хрякин выступал с предложением готовить солдат еще
со младенчества, что у человека нет объективной воли выбора и на какой
путь мы ребенка наставим, тем он и вырастет; а Алиса, - как
подразумевалось, старый бюрократ, хрыч и военщина, задвигал плечом молодые
кадры, - возражал ему и говорил, что каждый человек должен созреть для
предназначения и выбирать (военную службу или гражданскую) самолично и
хорошенько обдумав. Например, в этом номере газеты (а она датировалась
сегодняшним числом!) Хрякин вызывал полковника на дуэль к полпятому вечера
для радикального разрешения затруднения, но Алиса отвечал, что как честный
гусар, он этому "Свиньеву" не товарищ и не будет идти у него на поводу и
вступать с ним в аферы. В ход пошли амбиции, чины и более тяжелая
артиллерия.
Бр-рр. У меня даже голова закружилась. Я просмотрел оставшийся
материал и выбрал еще одну "жемчужину". Некто пан Говорухин критиковал
некоторых лиц, имена которых замалчивались, что они, вот, вывели
продуктивную породу мясо-молочных кур и остановились на этом достижении
вместо того, чтобы продолжать перспективные исследования и продвигать
прогресс вперед, а они вот, трутни академические,затухли на гребне славы,
гребут дивиденды лопатой, тормозят развитие науки своим бездействием,
распространяя заразу идеологии: "Кто ничего не делает, тот НЕ ОШИБАЕТСЯ".
Я отложил газету в сторону, залпом допил кофе и накрылся поплотнее
одеялом. После кофе я всегда удачно засыпал, так вышло и на этот раз.
Мне не приснилось ничего.
* * *
...в разгаре утра опять разбудил бойкий телефон.
- Ну чего там, блин, - проворчал я ему. - Назло не подойду! - но он
продолжал верещать, так что пришлось-таки вскочить и что-то прорычать в
его электронные внутренности.
- Ну ты и засоня! - рыкнули в ответ. - Жрать давай!
- Кому? - сонно спросил я.
- Ну почему сразу "кому"! Я ему про Ваню, а он мне про Фому! Беги,
дурень, в столовую, все тут столпились, понимаешь, ждут открытия, а он
дрыхнет... Про Фому он мне...
Телефон был неприкреплен и больно упал мне на ногу, а поднимая его, я
уронил трубку. Когда я и ее поднял, выпутавшись из крученых проводов и
прислонил к уху, там еще раздавалось ворчание: "...про Фому он мне тут,
понимаешь, мозги накручивает..." Прислушавшись, я понял, что говорят уже
давно не со мной и осторожно отключил аппарат.
Одевшись, пошел искать коменданта. В коридоре меня чуть не сшибла
толпа, бежавшая с криками: "Кефир принцу! Кефир!" в длинных рясах,
наступая друг другу на полы. Неслись, должен заметить, довольно здорово.
Неужели они так любят принца? Вот где закавыка.
Перед лицом очутилась обитая дерматином дверь с вывеской, гласившей:
"И. О. Протухнин, комендант".
- Изучаем-с? - неожиданно громко окликнули меня.
Я оглянулся и увидел опрятное молодое лицо без усов, но с остренькой
эспаньолкой. Ладно на нем сидела военная, с расшитыми эполетами форма.
- Инициалы изучаем?
Я бросил взгляд на дощечку.
- Почему же. Так просто.
- Вот я тоже знавал одного, - сказал он, - звали Имеон Отчествович
Фемилиус, восьмиюродный брат друга моего бывшего одноклассника.
- Интересно.
- Ага?.. Разрешите, Федор, буду вас Федором звать? Мы кушать?
Я кивнул. А навстречу уже неслась обратно дикая толпа, громыхая
пустыми молочными бутылками. "Нет кефира! Скажем принцу, что нет кефира!..
Тише!!" Я вжался в стену, пропуская, но они внезапно притормозили и
окружили моего молодого собеседника.
- "Принц!.. Это комендант все!.. Весь кефир вылакал, подлюга!" -
"Двадцать литров?" - "У него жена и две собаки." - "Ну хорошо, все
свободны." - "Принц, мы реализуем все ваши желания!" - "Подобным образом?
Идите, говорю", - и толпа весело рассеялась. Мы сплотились после ее
нашествия и ускорили шаг.
- Так вы и есть принц? - с любопытством спросил я, теплея к нему
расположением. - Тот самый?
- А мы разве не узнали меня? Принц Ништяк, будем знакомы.
- О вас последний номер газеты писал.
- Нет номера, который обо мне не писал. Я у них в перманентной моде.
- А кто такой господин Помидур? - совсем неожиданно повернул я в свою
сторону, вспомнив в чьем ведоме нахожусь.
- Трюфель... - принц многозначно помолчал. - Он, да его жена, госпожа
Помидура - два трюфеля; такие же мягкие и зануды... Еще простите, у вас
случайно не тонкое воспитание? А то я говорю такие вещи...
- Наоборот, я хочу больше всего узнать. Вы мне его покажете?
- Безусловно.
Быстрым шагом мы прошли один крытый пролет над тихой, словно заводь,
мостовой. Мы прошли второй крытый пролет, упиравшийся дугой-радугой в
панцирь громоздкого общественного здания, издали похожего на стог сена.
Там и оказалась королевская столовая. Перед ее дверьми переминалась с ноги
на ногу толпа, жадно глядевши на стенные куранты, погнутая стрелка которых
отчеканивала где-то последние секунды десятого часа.
- Пойдем скорее, - потянул принц в сторону.
- Так вот же двери, - воскликнул я, слабо, впрочем, сопротивляясь.
- Тише, - огрызнулся он. - Где прикрыты двери для всех, рядом
обязательно есть распахнутые двери для осведомленных.
Мы протиснулись в низкий грузовой лаз, прикрывавшийся фанерным щитом,
очутились в глубине зала и принц сразу увлек меня занимать место. Кое-где
за резными столиками уже сидели, подчуясь, очень важные персоны и
провожали нас безучастными взглядами. С треском растворился главный вход,
но мы успели козырно устроиться: столик на четверых, обзорный вид на всю
территорию и средней дальности расстояние до раздаточной.
Народ ринулся в бой. Кругом бренчало, лязгало, клокотало кишащее море
голодных. На подмостки у аван-стены, - недалече от нас - взобрался
заспанный священник, клюнул носом, оглядел (я подозреваю, невидящим
взором) весь зал от окна до конвейера и пробормотал: "Бу-бу-бу. Аминь..."
Повторно клюнул носом и скатился назад вниз. Я еще подумал, странный
ритуал.
- Не этот Помидур? - робко спросил я.
Принц отрицательно мотнул головой.
- Мы закажем как обычно?
Спросил и исчез в недрах кухни, источающей немыслимые запахи, и тут
же вернулся, катя вперед себя тележку с наставленными курящимися
тарелками. Со стороны же раздаточной вразвалочку к нам приблизился полный
мужчина с лоснящейся физиономией, к югу оканчивающейся густой двугорбой
бородой, а к северу, выше лба, - плешиной.
- Боюсь, не помешаю? - поздоровался он и втиснул на столешницу еще и
свои явства.
Принц взглянул.
- О-о, и пан Говорухин! Как всегда - вовремя... Человек Слова, -
представил он его мне. - А это - помните? - Федор Блюмбель, о котором мы
говорили.
- Ага-а! - широко произнес Говорухин, ощупывая меня своими глазками.
- Что ж, решим тутошние проблемы и за Землю примемся. Отчего же бы и нет?
Я стал принимать пищу. Я не знал что там такое плавает в этих
тарелках, но, можно сказать,... было довольно съедобно.
- Первичный мир, десятичный мир - какая разница? Нет нам до этого
дела!.. Жизнь - из мелочей, вот и оборотим очи от пути Млечного, Господа
