- Правда!
- Тогда все ясно, - подытожил Генерал-Консул, - здесь на славу
потрудилась вероятность.
- Кто? В смысле, что? - переспросил я.
- Вероятность, милейший. Можно только гадать теперь каким образом у
вас сложился тот же язык, на каком издавна говорим мы. Хотя я бы лучше
считал это плагиатом. Но забудем обиды. Впереди нас ждет необычное!
- Хорошо, - уступил я. - Лучше необычное, чем обиды.
Совершенно незаметно "аэродром" кончился и мы вышли к трамвайной
остановке. Исправно выполнялись законы Мэрфи: трамвай только что отошел. С
другой стороны линии поднимался на насыпь еще один человек - он бежал, но
не успел; так что на остановке нас, опоздавших, оказалось трое или
четверо, - четвертый то приближался, то удалялся к зданиям. Генерал-Консул
наклонился и шепнул в самый нос:
- Пожалуйста, милейший, не подводите меня под гильотину,
разговаривайте осторожнее. Правое Ухо Короля чувствителен к раздражениям.
- Постараюсь, - неуверенно пообещал я. Неуверенность возросла после
того, как к нам подошел запыхавшийся третий и мы разговорились. В его речи
присутствовали обиняки.
- Товарищ, вы "за"? - как насос шумно дыша, спросил он. - А вы,
товарищ? Я гляжу, вы только из Сколопентерры, не так ли?
- Нет, что вы!
- Значит этак, - он кисло осклабился и помпончик на его шерстяной
шапочке сделал неполный периметр. - Сегодня в математической логике
главный закон: "не так, дак этак". Утверждаю как человек, имеющий к этой
науке самый непосредственный доступ - я личный шофер декана матфака нашего
университета!
От удивления у меня открылся рот и я не смог его закрыть.
- Умоляю вас! Только не называйте имен! - в ужасе глядя на меня,
немедленно воскликнул Генерал-Консул.
Мимо нас, как тень Люцифера, прокрался четвертый дожидающийся и,
неожиданно припав к земле, прислонился к рельсу. Ухо растеклось в лепешку
и облепило теплое железо.
- Едут, - таинственно сообщил он и, как-то крадучись, побежал к лесу,
что рос по ту сторону трамвайной линии. Через несколько секунд он скрылся
в разлапистых драчливых ветвях кустарника, с неимоверным трудом
продираясь, царапая руки, ноги и цепляясь волосами. Чуть правее лежала
ухоженная просека в многоугольниках плит.
- Вы игнорируете мой вопрос? - хмуро поинтересовался назойливый
собеседник и я перевел на него взгляд. Рот медленно очухивался и наконец
закрылся.
- Ни-ни-ни! - вскричал Генерал-Консул. - Только будьте, милейший,
великодушны, повторите его еще раз.
- С удовольствием. Я "за". А вы?
- Против! Против! - замахал рукою Генерал-Консул, словно отбивал
волшебным мечом методичные атаки зачумленных полчищ. - И он против (это он
про меня сказал) и я.
- Извините, но о ком вы ведете речь, - я поинтересовался, - не о
кандидатуре ли на правящий политический пост?
Оба как-то странно посмотрели в мою сторону и отвернулись, незнакомец
даже засобирался, закинул за плечо свой рюкзак на одной лямке и пошел
прочь. Мы остались одни. Тепло было, птицы пели и ветер шелестел травой.
Законы Мэрфи сегодня выполнялись как никогда исправно. Трамвая мы так
и не дождались, правда однажды мимо нас что-то промчалось, пыхтя едким
смрадом и волоча по шпалам длинным серебристым хвостом с бренчащими
костяшками, но это был явно не транспорт. Что именно - Генерал-Консул не
сказал, зато предложил нам идти пешком, потому что и идти-то всего
оказалось через три квартала отсюда.
- А чего ж мы стояли? - неподдельно возмутился я.
- Не знаю. Так принято. Кстати, хотите конфетку? - участливо спросил
Генерал-Консул, когда мы направились вдоль улицы. - Где-то у меня была
конфетка, - он начал шарить по карманам, выворачивая их наизнанку и даже
остановился чтобы поглядеть в ботинке - не затерялась ли она где-нибудь в
ботинке. Посыпался лишь сухой мусор.
- Кололось что-то! - радостно сообщил он мне, вытаскивая из
нагрудного углубления длинную сморщенную сигару. - Запишите конфету на мой
счет - буду должен. Закурите?
- Нет, - получивши урок, твердо мотнул я головой.
Он чиркнул спичкой и за нами потянулся шлейф сладкого дыма. Я начинал
догадываться почему воздух здесь был столь приторен. Тем временем
надвигался угол первого дома, с потемневшей в веках алюминиевой табличкой
"Проспект Художников-сюрреалистов 12/3-а".
- Обратите внимание, милейший, на Зеркало Логослова, последнее
изобретение кооператива "Нерукотвор".
И впрямь, на стене висело зеркало в человеческий рост, довольно чисто
отражавшее окружающий мир.
- Встаньте ровнее и нажмите белую кнопку.
Я в точности последовал совету Генерал-Консула. Поверхность зеркала
вдруг потускнела и на фоне поблекшего мира проступили ярко-золотые буквы:
"Феодосий Никанорович Блюмбель, - прочитал я свою фамилию, -
Галактика, Солнечная сист., пл. Земля, органическое, белковое, животное,
тип хордовых, класс млекопитающих, отряд приматов, семейство
человекообразных обезьян, род людей, подрод неоантроп, вид Человек
Разумный, - и потом ниже характеристика: - 33 года, пол муж., нежен.,
патологическая склонность к гротеску,.. - ну и так далее в таком
полупошлом духе. Я даже читать дальше не стал. Подумаешь.
Медленно вздыхая, нас обогнал старенький грузовичок со слабым
"сердцем" - поминутно он чихал и заглохал, но чудом оживал вновь; на щите
его заднего борта был намалеван огромный дорожный знак: "Въезд
воспрещен!". Проводив его взглядом, мы двинулись дальше.
Зеркало лениво погасло.
- Знаете куда мы идем? - спросил Генерал-Консул.
- Нет.
- И я тоже.
- Как так? - уставился я на него. - Но вы же встречающий!
- Ну и что. А вам завидно?
Я ничего не понимал.
- Вы зачем прибыли?! - крикнул Генерал-Консул. - Вы тут прилетаете,
понимаешь, а мне отчитываться перед Королем! Какая у вас цель? - он
помахал перед моим носом длинным пальцем.
- Позвольте... - начал было я.
- Не позволю!
- Но дайте же мне сказать...
- Не дам, - визгливо вскрикнул Генерал-Консул и стал вдруг
поразительно живо растворяться в воздухе.
У меня заболела голова. Я потер глаза, которые от тонкой рези пустили
слезу - чего со мною давно не было.
Ноги отделились от Генерал-Консула и побежали прочь через дорогу.
Пронзительно завизжали колеса. Я что было силы закричал им остановиться,
но где там! Они бежали еще резвее, вскочили на капот проезжавшего
автомобиля, прощально выбили чечетку и скрылись на той стороне дороги.
Меня же кто-то схватил за лодыжку и отчаянно дернул, так что я стал падать
головой на асфальт. Я чувствовал себя героем замедленного фильма. Вдруг
невесть откуда-то взялась вода - прямо-таки нахлынула потоком и понесла,
понесла, а я лежал на спине и смотрел как по равномерно светящемуся небу
расползается огромная амебообразная густо-сиреневая клякса и что у нее
появляются глаза, которые недвусмысленно мне подмигивают. Я перевернулся и
погрузил лицо в глубину, кишащую сонмами насекомых. Одно из них, особенно
противное, подплыло ко мне.
- Что ж ты, Федя, - забулькало оно. - Человек называется - руки,
ноги, голова. Еще боготворим вас, а за что, собственно? Как боги вы плохи,
ибо не знаете своих привилегий. Спору нет, вы - наши родители, но мы уже
не дети и теперь могущественнее вас. Умнее. Не все, правда, дети умнее
своих родителей, но мы - безусловно: мы полны воли к жизни, мы правильные
дети, а вы ударились в панику: конец истории, конец конца истории... Эх,
Федя, Федя! Папочка! - насекомое хихикнуло, щелкнуло меня по носу и
исчезло.
А быстрина течения все несла и несла: вдоль стен долгих домов к
двухэтажному желтому отелю, затем внутрь него, вверх по лестнице, по
коридору и в номер, в молочно-белую кровать. Внезапно вся мокрота схлынула
и я пробудился.
Надо мною, наклонившись будто стрела башенного крана, стоял
Генерал-Консул.
- Пробудились они, пробудились, - закудахтал он. - Никаких злокозней,
милейший, все издержки адаптации.
Я приподнялся. Я весь был в прохладном поту и некоторой слабости.
- Искренне извиняюсь, - продолжал тараторить Генерал-Консул, - но
время моих полномочий окончилось и я передаю вас в следующие руки. Итак,
прощайте? Не поминайте лихом, - вскрикнул он и выскользнул за дверь.
В проем тут же сунулась новая, прилизанная физиономия.
- С вашего э-э... можно? - спросила она вежливо.
- Заходите, заходите, - пригласил я, плохо соображая. Сев на обрыв
кровати и свесив вниз ноги, я нащупывал, абсолютно бесплодно, впрочем,
тапочки.
В комнату вошел жизнерадостный мужичонок и представился "комендантом
сего гостеприимного заведения".
- Вы не обижайтесь на него, - кивнул на дверь. - Генералу не дают
много знать, а что скажут, то и он говорит.
- А кто им руководит? - безвинно спросил я.
Комендант занукался, замыкался, стал выкручиваться, ходить вокруг да
около кустов, но потом честно признался, что не знает, что возможно это
люди Короля, а возможно и нет, и что у НАС нет шансов когда-либо это
узнать. Но, однако, уже поздно и я мешаю вам отдыхать; ложитесь спать, ни
о чем не думайте. С завтрашнего дня вы переходите в ведомство господина
Помидура, а жить пока будете в этой гостиничке и в этом вот номере. Так
что спокойной ночи, мистер Феодос. С удачным прибытием!
- Подо-ждите, - недоверчиво остановил я его и покачал головой. - Вот
вы сказали, что сейчас ночь, а за окном светло. Где ваша хваленая логика?
Нету логики. Может быть у вас геостационарное солнце? - я почувствовал как
меня кольнуло в самые глубины подсознания, что не пролетело и суток, а я
уже погрязаю в ИХ образе мыслей.
Комендант улыбнулся и с жаром потер руки.
- Обожаю легкие вопросики, - сказал он и даже содрогнулся от
удовольствия. - Легкие вопросики не ставят в неудобное положение...
Объясню вам запросто: смены дня и ночи у нас нет. Это раньше были, а
теперь на улице всегда светло. Зато посмотрите на окно: стекло-фотофаг как
последнее изобретение кооператива "Нерукотвор". При включении питания это
стекло становится непроницаемым для света. Все просто.
Я грустно почесал затылок.
- Не понимаю стопроцентно.
- Поймете когда-нибудь. Может быть. Выключатель на стене.
- Ну хорошо, а каков распорядок дня в отеле? Ресторан ночью открыт?
- ........... Мы питаемся в столовой! - с проникновенной гордостью
прошептал комендант. - Она работает с десяти ноль-ноль утра.
- Как поздно!
- Всего распрекраснейшего, - буркнул комендант. - Ключ-то вот, - он
звякнул ключом о стол и выскочил за дверь, весело посвистывая.
Я спрыгнул с кровати и в растерянности сделал несколько шагов до
окна. Окно выходило в глухой дворик, где среди горы угля, связки
подгнивших пиломатериалов и ряда ржавых мусорных контейнеров тусовались
лохматые дворняжки и пьяный дворник метлой смахивал пыль с забора. Я
выключил свет, то есть, точнее, включил темноту и юркнул под белоснежное
одеяло. Стало хорошо.
Вначале было хорошо, а потом плохо. Засыпал я долго и трудно. Мне все
мерещился перелет и люди Дуремонии, с которыми удалось познакомиться, а
особенно донимала вероятность: скорее уж все жители Земли добровольно
откажутся от чаевых, чем незнакомая планета будет разговаривать на твоем
языке. Что-то я этого не мог понять. Я чувствовал, что мне специально
подсовывают чудеса, чтобы я удивлялся, а за ширмой прячется нечто большее,
даже зловещее, но понять я его уже не смогу, меня на него не хватит. "Ууу,
- бормотал я сквозь дремоту. - Мы вас еще поизучаем... мы вас еще
