май, он не так прост и безобиден, как кажется. Это он только на первый
взгляд такая сюся, дядя Ефим, мама, папа... - Ефим довольно рассмеялся.
- Он как бульдог, его и в Кембридже все ненавидели, он же садист, вце-
пится и не оттащишь, придется челюсти разжимать. Вот теперь они забега-
ют, постараются его на куски разорвать. Ничего, ничего, это им полезно,
в хорошей форме будут, как стая волков. А Эдик - мой Кембриджский олене-
нок!
- Ефим, Ефим! - подбежавший Леонид был крайне возбужден.
- Что случилось?
- Петя... - Леонид начал заикаться и никак не мог выдавить из себя
окончание фразы. Мне вдруг стало жутко. Я представил себе, как самолет,
совершавший межконтинентальный рейс, упал в холодный серый океан...
- Что? Что? - испуганно переспросил Ефим.
- Его задержали. В Мюнхене. У Интерпола его маршрут вызвал подозре-
ния, и его приняли за курьера мафии. Мы только что получили запросы из
Германии и из ФБР. Что делать?
- Немедленно пошли им факс, что они идиоты и что мы будем их судить.
Мерзавцы. Сняли парнишку с рейса, не дали полетать. Хотя, это тоже неп-
лохо, развлечение. Побыть в полицейской камере в Мюнхене, да... А то бы
летел как боров в кресле и жрал бы обеды один за другим. Еще бы разжи-
рел... Пошли им факс. Ну, что я могу еще сделать?
Ефим развел руками. Грубые силы борьбы с международной преступностью
явно вошли в противоречие с интересами частного бизнеса.
Глава 17. Академия Пусика.
Серебристое тело самолета с надписью "Аэрофлот" наконец подкатило к
зданию аэропорта, слегка потряхивая на бетонных плитах свое человеческое
наполнение, и академик с досадой потрогал начинавшие становиться колючи-
ми щеки. Перелет был долгим и мучительным. Вначале в Москве почти пять
часов ждали двух противного вида раскормленных мужиков в добротных серых
костюмах, с наглыми, красными лицами. Академик долго гадал над тем, были
ли они высокопоставленными правительственными чиновниками или просто ма-
фиози, скупившими на корню службы аэропорта, но так и не смог придти к
какому-либо определенному заключению. Потом самолет трясся почти двенад-
цать часов в воздухе, садился на Аляске, снова взмывал в воздух и, каза-
лось, этому ревущему движению не будет конца.
Взлетное поле за окном было точно таким же, как и в Москве, жухлая
трава, подтеки мазута и выбоины, серое цементное здание диспетчерской
службы вдалеке. Только зеленые горы на горизонте, снующие по территории
аэродрома микроавтобусы и служебные машины, да здоровенный негр, разгру-
жавший чемоданы, позволяли понять, что надсадно ревущий самолет все-таки
не смог облететь весь земной шарик и плюхнулся на землю где-то посереди-
не своего витка.
Академик с досадой поморщился. Он не любил опаздывать, даже в тех
случаях, когда от него ничего не зависело. Опоздание было особенно до-
садным еще и потому, что Ефим обещал прислать одного из своих сотрудни-
ков в аэропорт для того, чтобы отвезти академика к себе домой.
Все имущество академика состояло из старенького, потертого кожаного
чемодана, в котором лежал костюм, несколько рубашек, пара книг и пухлые
папки с бумагами и статьями. Он с трудом поднял чемодан с черной, плыву-
щей ленты транспортера и обнаружил, что кожа вспорота. Чемоданчик явно
потрошили в Шереметьево. "Боже мой, не дай бог пропали статьи!" - поду-
мал он и трясущимися руками начал отстегивать ремни. К счастью, бумаги
были на месте, исчезли только карманный диктофон, купленный в Англии год
назад, и фотоаппарат. "Мерзавцы чертовы!" - выругался академик, но де-
лать было уже нечего.
За дверями таможни стоял высокий, рыжеватый парень интеллигентного
вида со строгим выражением лица. Его острые, цепкие глаза пристально
глядели из-за выпуклых линз очков. Парень держал в руках листок бумаги с
именем академика.
- Здравствуйте, - басистым мужественным голосом сказал он. - Меня зо-
вут Борис. Добро пожаловать в Америку.
- Спасибо Боречка, извините за опоздание ради Бога.
- Никаких проблем! - академику показалось, что Борис даже немного
смутился, и он почувствовал к нему симпатию. - Боречка, вы представляе-
те, каковы мерзавцы, у меня чемодан в Москве распотрошили!
- Не расстраивайтесь, быдло есть, было и будет быдлом. А чемодан все
равно себе новый купите, с таким неприлично ездить. - Борис брезгливо
поморщился.
- Да, конечно, Боря, я все понимаю, но все равно обидно, чувствуешь
себя как будто изгаженным.
- Россия-матушка, что поделаешь. С народом надо быть жестким, в кула-
ке держать! - лицо Бориса мгновенно ожесточилось и приобрело суровость.
- Смотрите, что происходит: чуть коммунистам стоило вожжи отпустить, и
все покатилось. И царь-батюшка слишком милосерден был, развел всякой не-
чисти, а гадость эту надо было до основания каленым железом изводить. -
Он разволновался, даже покраснел и, тяжело дыша, строгим, испытывающим
взглядом посмотрел на академика сквозь выпуклые стекла очков.
- Ну, Борис, в чем-то вы, конечно, правы, - академику стало слегка не
по себе от той неистовой убежденности, которая сквозила в голосе Бориса,
- но нельзя же всех под одну гребенку. Тут дело еще и в психологии наро-
да. Столько лет угнетения, крепостного права, когда мужика могли засечь
насмерть...
- Вы мне эту демагогию из учебников для красных комиссаров бросьте! -
Борис основательно рассердился и мгновенно покраснел как рак. - Нельзя с
этой чернью по другому! Иначе она мировой пожар раздует и своим благоде-
телям глотку перережет! Уроки истории надо запоминать, вот что я вам
скажу.
- Боря, вы в чем-то правы, но нельзя бесконечно действовать насилием,
необходима же и доброта и гуманизм!
- Вы бросьте свой слащавый гуманизм! Это мы уже проходили. - Борис
как-то по-иезуитски оскалился и пристально посмотрел на академика. - Та-
кие вот псевдогуманисты, вылезшие из еврейских местечек, пораспускали
сладкие слюни, а потом устраивали красный террор и концлагеря!
Казалось, эта фраза была обращена непосредственно к академику. Ему
стало неприятно, и он замолчал. Борис, к которому он в первую минуту по-
чувствовал симпатию, целеустремленно шел вперед, поджав губы и толкая
перед собой тележку со вспоротым чемоданом.
- Вы в Академии работали? - Борис неожиданно прервал молчание и заго-
ворил уже спокойным голосом, в котором время от времени проскальзывали
стальные интонации, теперь уже гораздо лучше узнаваемые, чем раньше. -
Случайно не знали профессора Горькина?
- Василия Станиславовича? Как же, прекрасно знал. Мы с ним когда-то
еще в шестидесятые годы занимались расчетами.
- Это один из моих учителей, - Борис немного расслабился, - читал мне
лекции в Университете. Один из немногих людей, которых я уважаю. Он ни-
когда не вешал лапшу на уши.
- Да, надо же как замечательно!
- Вы уже знаете, чем будете заниматься у Ефима?
- В общих чертах, Боря, вы знаете, Ефим меня пригласил, так сказать,
не оговаривая конкретных функций, предложил продолжать научные исследо-
вания, которые я вел в России. Нет, я безусловно готов и хочу помочь
компании...
- В России вообще никакой науки не было! - Борис произнес эту фразу с
холодной и яростной убежденностью. - Я насмотрелся в Университете на
всех этих ученых, сплошная мафия. Так что для вашей же пользы советую
поскорее включиться в работу компании.
- Да нет, Боря, вы меня не поняли. Я очень благодарен Ефиму за его
предложение и с удовольствием приму участие в работе. Но насчет науки вы
неправы. Дорогой мой, откройте любой Американский физический журнал и вы
увидите, столько ссылок на советских ученых...
- Русских, а не советских. Хорошо, я допускаю, что могу быть неправ.
- Борис строго посмотрел на академика. - Вы сможете помочь нашей группе
рассчитать напряжения, возникающие в деталях?
- Да о чем разговор, Боря, с удовольствием. Сразу же этим займусь. А
в чем проблема?
- Мы уже год не можем решить, делать ли в наших стендах отверстия. -
Услышав в голосе академика готовность к сотрудничеству, Борис явно уба-
вил жесткости в голосе и с увлечением начал описывать проблему. - Ефим
сам колеблется, четыре дырки просверлить или шесть, так что необходим
теоретический расчет.
- Это школьная задачка, я завтра же все рассчитаю. - Неприятное
чувство, вызванное нетерпимостью Бориса и упоминанием о комиссарах из
еврейских местечек не покидало академика.
Всю дорогу Борис деловым тоном объяснял технические проблемы компании
Пусика, и у академика слегка пошла кругом голова. Он даже не заметил,
как и когда они подъехали к просторному дому со стеклянной террасой.
- Привет, привет, - навстречу ему вышел мужчина примерно его возраста
со слегка отвисшей нижней губой и ироничным взглядом. Одет он был в вы-
тертые джинсы и просторную футболку. - Жора про тебя рассказывал. Спаси-
бо, Боря помог мне, тебя подвез, я сегодня со своими идиотами разбирал-
ся. Ну что, отказывался, упирался, а эти сволочи все-таки тебя довели,
верно?
- Да, Ефим, честно говоря, не хочется про это вспоминать. У меня
только одна мечта: если удастся создать здесь маленькую группку, перета-
щить хотя-бы одного или двух моих ребят, наладить работу, то моя жизнь
не пропала!
- Сделаем все, всех перетащим! - Ефим почему-то слегка поморщился. -
Это пустяки, не в этом главное. Ты понимаешь, я уже скоро двадцать лет
как в этой стране. Ты видишь, я всего добился. Кем я был в Союзе? Парха-
тым жидом, вот кем. Любая мразь могла меня по стенке размазать и топтать
меня ногами. Если бы ты знал, сколько мне пришлось пережить, сколько
унижений, как меня не посадили, до сих пор ума не приложу. И вот я уе-
хал, нищий, оборванец. Как сейчас помню, приехал в Вену, и у меня пять
долларов в кармане. И в Америку приехал у меня немногим больше было. Ты
понимаешь, я всего добился своей головой и руками. У меня есть все, и
этого хватит на сто таких жизней. Теперь самая последняя мразь в Москве,
которая меня разорвать на куски была готова, на коленях ко мне приползет
и будет ноги лизать, потому что они в дерьме плавают, как им и полагает-
ся по заслугам. Все встало на свои места, и поэтому Америка великая
страна. Я тебе это говорю, потому что вижу, что ты чем-то на меня похож.
У тебя тоже все получится, я чувствую.
- Спасибо, Ефим, - академик был тронут.
- Так вот, мне это все никакой радости не приносит. Нет, интересно,
конечно, деньги, работа, но ведь пора и о душе подумать. Никто не вспом-
нит меня через двадцать лет, все эти железки, все изменится, придут дру-
гие технологии. Поэтому у меня мечта: помочь хорошим, талантливым людям,
по которым советская власть прошлась паровым катком. Вот тебе, взять и
помочь, ведь должно быть у людей хоть какое-то вознаграждение за их му-
ки, верно?
- Ефим, мне по правде не верится, что это все на самом деле происхо-
дит со мной.
- Да, - Ефим усмехнулся, - бывают такие моменты в жизни, когда оказы-
вается, что мечта сбывается. И ты знаешь, у тебя бывало так? Она сбыва-
ется, и ты сам не веришь, что все это произошло. Ну, - он на секунду за-
думался, - как будто ты шел по полю и нашел золотой слиток. Поднял его,
смотришь и не можешь поверить, ощупываешь его пальцами, он такой чуть
пористый, с буграми, шершавый, поблескивает, и вот ты держишь его и мед-
ленно начинаешь понимать: "Да, да, это я, и я не сплю, и все это на са-
мом деле".
- Ефим, - академик почувствовал подъем, - вы не можете себе предста-
вить, как я вам благодарен. Я хочу сказать, что в общем-то я не привык
брать и не отдавать долги, так что я с большим удовольствием помогу ва-
шей компании с расчетами. Борис упоминал про какие-то отверстия...
- Слушай, Слушай! - Ефим начал раздражаться. - Пошли Бориса к черто-
вой матери. Сопляк паршивый! Он же фашист, ему бы зоной или шарашкой ру-
