Ляжет он с тоски в канаву, придет зима, занесет его снегом.
ИВАН-ЦАРЕВИЧ И АЛАЯ АЛИЦА
Скучно стало Ивану-царевичу, взял он у матушки благословение и пошел
на охоту. А идти ему старым лесом.
Настала зимняя ночь. В лесу то светло, то темно; по спелому снегу мо-
роз потрескивает.
Откуда ни возьмись выскочил заяц; наложил Иванцаревич стрелу, а заяц
обернулся клубком и покатился. Иван-царевич за ним следом побежал.
Летит клубок, хрустит снежок, и расступились сосны, открылась поляна,
на поляне стоит белый терем, на двенадцати башнях - двенадцать голов
медвежьих... Сверху месяц горит, переливаются стрельчатые окна.
Клубок докатился, лунь-птицей обернулся: сел на воротах. Испугался
Иван-царевич, - вещую птицу застрелить хотел, - снял шапку.
- Прости глупость мою, лунь-птица, невдомек мне, когда ты зайцем бе-
жал.
- Меня Алая-Алица, ясная красавица, жижова пленница, за тобой посла-
ла, - отвечает ему лунь-птица, - давно стережет ее старый жиж.
- Войди, Иван-царевич, - жалобно прозвенел из терема голос.
По ледяному мосту пробежал, распахнул ворота Иван-царевич - оскали-
лись медвежьи головы. Вышиб ногой дверь в светлицу: видит - на нетоплен-
ной печурке сидит жиж, голова у него медная, глазами ворочает.
- Ты зачем объявился? Или две головы на плечах? - зарычал жиж.
Прицелился Иван-царевич и вогнал золотую стрелу между глаз старому
жижу.
Упал жиж, дым повалил у него изо рта, вылетело красное пламя и поело
терем. Иван-царевич побежал в светлицу. У окна, серебряными цепями при-
кована, сидит Алая-Алица, плачет... Разрубил цепи, взял Иван-царевич на
руки царевну и выскочил с ней в окошко.
Рухнул зимний терем и облаком поднялся к синему небу. Сбежал снег с
поляны, на земле поднялись, зацвели цветы. Распустились по деревьям
клейкие листья.
Откуда ни возьмись прибежали тоненькие, синие еще от зимнего недоеда,
русалки-мавки, закачались на деревьях; пришел журавль на одной ноге; за-
куковала кукушка; лешие захлопали в деревянные ладоши; позык аукался.
Шум, гам, пение птичье... И по синему небу раскатился, загрохотал ап-
рельский гром.
И узнали все на свете, что Иван-царевич справляет свадьбу с Алой-Али-
цей, весенней царевной.
СОЛОМЕННЫЙ ЖЕНИХ
Внизу овина, где зажигают теплины, в углу темного подлаза лежит, за-
сунув морду в земляную нору, черный кот.
Не кот это, а овинник. Лежит, хвостом не вильнет - пригрелся. А на
воле - студено.
Прибежали в овин девушки, ногами потопали.
- Идемте в подлаз греться.
Полегли в подлазе, где дымом пахнет, близко друг к дружке, и завели
такие разговоры, что - стар овинник, а чихнул и землей себе глаза запо-
рошил.
- Что это, подружки, никак чихнуло? - спрашивают девушки.
Овинник рассердился, что глаза ему запорошило, протер их лапой и го-
ворит:
- Ну-ка, иди сюда, которая нехорошие слова говорила!
Каждая девушка на себя подумала, и ни одна ни с места.
- Ну, что же, - говорит овинник, - или мне самому вылезать?
И стал из норы пятиться... Тут одна догадливая да бедная, сирота Ва-
силиса, взяла ржаной сноп, прикрыла его платком и поставила впереди
всех.
- Вот тебе!..
Выскокнул из норы овинник, пыхнул зелеными глазами и стал сноп рвать,
а девушки из овина выбежали и - на деревню, а та, что подогадливее - Ва-
силиса, - схоронилась за ворох соломы и говорит оттуда:
- Черный кот, старый овинник, что со мной делаешь, - все тело мое
изорвал.
Фыркнул овинник, отскочил и кричит:
- Очень я злой, погоди - отойду, тогда разговаривай.
Подождала Василиса и говорит опять:
- Отошел?
- Отхожу, сейчас, только усы вылижу... Ну, что тебе надо?
- Залечи мне раны...
Фыркнул кот в землю, лапой пыль подхватил и мазнул по снопу.
А сноп так и остался снопом...
- Так ты меня обманула? - говорит кот, а самому уж смешно.
- Обманула, батюшка, - отвечает ему Василиса, - прости, батюшка, да
смилуйся - найди мне жениха, чтобы краше его на свете не было.
- Уж больно я сам-то урод, - говорит овинник. - Ну да ладно. - И уда-
рился о землю и стал из черного кота - кот белый и хвостом Василису по-
щекотал...
- Чем тебе не жених?
- Нет, - говорит Василиса, - за кота замуж не пойду; дай мне жениха
настоящего.
Подумал овинник, походил по овину, - мыша походя сожрал. Вдруг подс-
кочил к ржаному снопу, заурчал, облизал его, чихнул три раза и сделался
из снопа - человек.
- Получай жениха, - говорит Василисе овинник. - Смотри - от сырости
береги, а то прорастет.
Василиса взяла человека за руку и вывела его из подлаза, из овина на
лунный свет. И встал перед ней молодой жених в золотом кафтане, в шапке
с пером. Глядит на Василису и смеется. Василиса поклонилась ему в пояс -
и они пошли в избу.
Прошло с той поры много дней. Лег снег на мерзлую землю, завыли сту-
деные ветра, поднялись вьюги.
Соломенный жених живет у Василисы, похаживает по горнице, поглядывает
в окошечко и все приговаривает.
- Скучно мне, темно, холодно...
И стала Василиса замечать, что жених ее портится, позеленело у него
на кафтане и на сапожках золото, ночью стал кашлять, стонать во сне. Раз
утром слез с кровати, подпоясался и говорит:
- Уйду, Василиса, искать теплого места.
- А я-то как же?..
- Ты меня жди.
И ушел, только снег скрипнул за воротами. Жених идет, весь от инея
белый. Кругом него мороз молоточками постукивает - крепко ли закована
земля, не взломан ли синий лед на реке; по деревьям попрыгивает, морозит
зайцам уши.
Хочет жених от мороза уйти, а молоточки все чаще, все больнее посту-
кивают, - по жилам, по костям. Остудился жених, а степь бела кругом,
ровна.
И повисло над степью, над самым краем солнце, красное и студеное. Же-
них к солнцу бежит, колпаком машет:
- Погоди, погоди, возьми меня в зеленые луга.
И добежал было. Вдруг выскочил из-под снега большой, косматый, креп-
колобый волк, доскакал большим махом до солнца, обхватил его лапами,
прижался пузом, - с одной стороны, с другой приловчился и вонзил клыки в
алое солнце.
Завизжали, застучали ледяные молотки, потемнела степь, завыл мертвый
лес. Соломенный жених бежать пустился, упал в снег и не помнит, что
дальше было.
Василиса, когда одна осталась, пораскинула бабьим умом и пошла к ста-
рому овиннику. А чтобы он не очень сердился, сунула под нос ему пирог с
творогом и говорит:
- Жених от меня убежал, должно быть, замерз, очень жалею его.
- Ничего, - отвечает ей овинник, - жених твой в озимое пошел.
- А я-то как же?
- Найдешь ты жениха в чистом поле, ляг с ним рядом, а что дальше бу-
дет - сама увидишь.
Пошла Василиса в поле, долго шла, не день и не два. Видит - большой
сугроб. Разрыла его руками, видит - лежит под снегом жених.
Упала на него Василиса, омочила лицо его слезами; жених не шевелится.
Тогда легла она с ним рядом и стала глядеть в зимнее белое небо.
Снег Василису порошит, молоточки в сердце бьют, обручи набивают на
тело, и говорит Василиса:
- Желанный мой.
И чудится ей - голубеет, синеет небо, и из самой его глубины летит к
земле, раскаляясь, близится молодое, снова рожденное солнце.
Заухали снега, загудели овраги, ручьи побежали, обнажая черную землю,
над буграми поднялись жаворонки, засвистели серые скворцы, грач пришел
важной походкой, и соломенный жених открыл сонные синие глаза и привс-
тал.
Проходили мимо добрые люди, сели на меже отдохнуть и сказали:
- Смотри, как рожь всколосилась, а с ней переплелись васильки цве-
ты...
Душисто.
СТРАННИК И ЗМЕЙ
Багряное солнце садилось над мерзлым бурьяном, скрипели журавли ко-
лодцев, вдова Акулина пела у окошка горемычную песню, а по деревне про-
ходил странник. Полушубок на нем древний, из дыр овчина торчит, лыковая
котомка за плечами.
Ни молод странник, ни стар, а взглянешь на него - под усами умильная
улыбка, глаза серые, ласковые, смешливые.
Подходит он к Акулининому двору, шапку снял и говорит ласково:
- Скучно тебе, милая?
Увидала странника Акулина, кинулась за ворота.
- Странник божий, взойди, сделай милость.
Взошел странник, сел на лавку. Угощает его вдова, а сама пытает - от-
куда да куда, не слышал ли про счастье: лежит, говорят, оно в океане,
под горючим камнем.
Странник наелся, напился, ложку положил и спрашивает:
- Ну, а ты, милая, все - маешься?
Забилась Акулина на лавке.
- Такая маета - сказать не можно: сушит змей белое мое тело, сосет
сердце, ночи до утра глаз не смыкаю, а в полночь свистнет над крышей,
рассыплется искрами и встанет на дворе - не зверь, не человек...
Улыбается странник, светятся глаза его.
- Силен враг, Акулина, трудно тебе, трудно. А ведь свистнет - опять
побежишь?
Заголосила Акулина:
- Страшно мне, ночь придет, сама ко врагу потянусь, а днем руки бы на
себя наложила.
Погладил ее по голове странник, и затихла молодая баба.
- Тетенька Акулина, - позвал в окно девичий голосок, - на посиделки
тебя кличут, пойдешь?
А там поглубже заглянул любопытный глаз.
- Ты и странника приводи, сказку скажет!
Рассмеялась и убежала, а странник говорит:
- Что же, Акулина, пойдем, куда зовут.
Акулина ушла за перегородку прибираться, а странник у окна запел:
Ходила во синем море,
Ходила белая рыба,
Ходила, била плесом
По тому ли синю морю:
Ты раздайся, синее море,
На две волны, на два берега.
Ты выплесни, выкини
Алатырь, горюч камень.
Слушает, вздыхает Акулина за перегородкой; прибралась, вышла, - кра-
сивая, глаза мрачные.
- Ну, пойдем, странник.
Пришли на посиделки. А там народу набилось, как грибов в лукошко;
тренькают на балалайке, подплясывают, подпевают, шутки шутят, и в сенях,
и на лавках, и на печи - понабились.
Странника обступили, просят.
- Спой нам, скажи сказку.
Странник сел у двери и запел опять про то же:
Ходила во синем море,
Ходила белая рыба. Пригорюнились девицы, подсели к парням. Кто с печи
голову свесил, кто с полатей. Расселись парами - стало тихо. Одна Акули-
на без друга, как куст обкошенный. Сдвинула брови, белая кипень, стоит
посреди избы, под сарафаном грудь ходуном ходит.
- Акулина, Акулина, обойдись, - говорит странник.
А у нее глаза уж как озеро. Дрожит дрожью. В это время просвистел за
окном змеиный свист.
Дрогнула Акулина и - к двери.
- Не ходи, Акулина!
- Пусти!
Выскочила на улицу; странник за ней и схоронился в сенях. Акулина
стала посреди двора и шепчет:
- Лети... лети.
И со свистом, как от тысячи птиц, закружился над двором черный змей,
раскинул крылья, опустился на снег.
Встал на лапы, лебединую голову протянул к Акулине и языком - облиз-
нул ей белое лицо.
А странник подкрался, оттолкнул Акулину да змея по голове лестовкой и
ударил.
Взметнулся змей и рассыпался просом, а странник петухом обернулся -
зерна клевать.
Не дала ему, упала на петуха Акулина, ухватила за крылья и в избу по-
волокла.
- Оборотень, - закричала Акулина, - рубите ему голову!
Петух вырвался - да под лавку, крыльями бьет, в руки не дается.
Заметался народ по избе, петуха ловят. Поймали, у Акулины и топор в
руках.
- Клади его на порог!
Вытянули за голову, за ноги петуха. Размахнулась Акулина топором...
Да так и застыла у нее рука.
Пропали стены. Вместо девушек - березы в инее, парни - ели, а Акулина
- ива плакучая, вся в сосульках.
На пне сидит странник. Улыбается, сияют серые глаза. Возле на снегу
лежит петушиное перо.
Поднял странник перо, пустил по ветру, сказал:
- Лети, перышко, где сядешь, туда и я скоро приду; много еще мне ис-
ходить осталось, увертлив змей, не пришло его время.
ПРОКЛЯТАЯ ДЕСЯТИНА
Клонит ветер шелковые зеленя, солнце в жаворонковом свисте по небу
летит, и от земли идет крепкий, ржаной дух.
