Великан был догадливый, сейчас же лег на берег и стал озеро пить.
Пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил и выпил все
озеро вместе с лягушками.
Встал на четвереньки и побежал за птичкой пе сухому дну.
А птичка дальше в темный лес улетела. Неудобно великану по лесу идти,
деревья за подмышки задевают, озеро в животе с лягушками плещется, и
настает темный вечер.
По вечерам лягушки квакать привыкли, и принялись они в животе у вели-
кана громко квакать.
Великан испугался, стал аиста звать. Проснулся белый аист; стоял он
на одной ноге на сухом пеньке; глаза протер, подождал, пока луна взой-
дет, чтобы виднее было, подлетел к великану и говорит:
- Раскрой рот.
Великан раскрыл рот, аист туда голову сунул, поймал лягушонка и прог-
лотил.
Тогда кричит из живота лягушиный царь:
- Прогони белого аиста, я тебе сундучок подарю, без него птички не
поймаешь.
Великан знал, что лягушиный царь - честный, рот закрыл и говорит:
- Уходи, белый аист, чай, уж наелся.
А лягушиный царь вылез в великанов рот, лапой подал хрустальный сун-
дучок и объяснил:
- В сундуке туча, в туче с одного краю молния, с другого - дождик,
сначала погрозись, потом открывай, птица сама поймается.
Обрадовался великан, взял сундучок и дальше побежал за кенареечной
птичкой.
А птичка через темный овраг летит и через высокую гору, и великан че-
рез овраг лезет, и на гору бежит, пыхтит, до того устал - и язык высу-
нул, и птичка язык высунула.
Великан и кричит птичке:
- Царевна Марьяна приказала тебя поймать, остановись, а то сундучок
открою...
Не послушалась птичка великана, только ногой по ветке топнула.
Тогда великан открыл сундучок. Вылетела из сундучка сизая туча, кину-
лась к птичке и заворчала.
Испугалась птичка, закричала жалобно и мотнулась в кусты.
И туча в кусты полезла. Птичка под корень, и туча под корень.
Взвилась птичка в небо, а туча еще выше, да как раскатилась громом и
ударила в птичку молнией - трах!
Перевернулась птичка, посыпались с нее кенареечные перья, и вдруг вы-
росли у птицы шесть золотых крыльев и павлиний хвост.
Пошел от птицы яркий свет по всему лесу. Зашумели деревья, проснулись
птицы.
Ночные русалки с берега в воду попрыгали. И закричали звери на разные
голоса:
- Жар-птица, Жар-птица!!!
А туча напыжилась и облила Жар-птицу мокрым дождем.
Замочил дождик золотые крылья Жар-птице и павлиний хвост, сложила она
мокрые крылья и упала в густую траву.
И стало темно, ничего не видно. Великан в траве пошарил, схватил
Жар-птицу, сунул за пазуху и побежал к царевне Марьяне. Царевна Марьяна
привередничала, губы надула сковородником, пальцы растопырила и хныкала:
- Я, нянька, без кенареечной птички спать не хочу.
Вдруг прибежал великан и на окно посадил Жарптицу.
И в комнате светло, как днем. Жар-птица за пазухой у великана пооб-
сохла, теперь крылья расправила и запела:
Я медведя не боюсь,
От лисы я схоронюсь,
Улечу и от орла,
Не догонит в два крыла,
А боюсь я только слез,
Ночью дождика и рос,
И от них умчуся я
За леса и за моря.
Свету-Солнцу я сестрица,
И зовут меня Жар-птица.
Спела Жар-птица, потом сделала страшные глаза и говорит:
- Вот что, никогда, Марьяна, не хныкай, слушайся няньку Дарью, тогда
я каждую ночь буду к тебе прилетать, петь песни, рассказывать сказки и
во сне показывать раскрашенные картинки.
Затрещала крыльями Жар-птица и улетела. Кинулась Дарья опять за вели-
каном, а великан стал в саду - одна нога в пруду, другая на крыше, и в
животе лягушки квакали.
Царевна же Марьяна больше плакать не стала, глазки закрыла и заснула.
Знала Марьяна, что каждую ночь будет прилетать к ней Жар-птица, са-
диться на кровать и рассказывать сказки.
ПРОЖОРЛИВЫЙ БАШМАК
В детской за сундуком лежал медведюшка, - его туда закинули, он и
жил.
В столе стояли оловянные солдаты с ружьями наперевес.
В углу в ящике жили куклы, старый паровоз, пожарный с бочкой, дикая
лошадь без головы, собачка резиновая да собачка, которая потерялась, -
полон ящик.
А под кроватью валялся старый нянькин башмак и просил каши.
Когда нянька зажигала ночник на стене, говорила "ох, грехи" и вали-
лась на сундук, слетал тогда с карниза зазимовавший комар и трубил в
трубу, которая у него приделана к носу:
- На войну, на войну!
И тотчас выпрыгивали из стола солдаты, солдатский генерал на белом
коне и две пушки.
Из-за сундука лез медведюшка, расправлял четыре лапы.
С ящика в углу соскакивала крышка, выезжал оттуда паровоз и на нем
две куклы - Танька и Манька, пожарный катил бочку, собачка резиновая на-
жимала живот и лаяла, собачка, которая потерялась, нюхала пол и скребла
задними лапами, лошадь без головы ржала, что ничего не видит, и вместо
головы у нее торчал чулок.
А после всех вылезал из-под кровати нянькин башмак и клянчил:
- Каши, каши, каши!
Но его никто не слушал, потому что все бежали к солдатам, которые,
как самые храбрые, бросались вперед к пузатому комоду.
А под комодом лежала страшная картинка. На картинке была нарисована
рожа с одними руками.
Все смотрели под комод, куклы трусили, но под комодом никто не шеве-
лился, и куклы сказали:
- Только напрасно нас напугали, мы пойдем чай пить.
И вдруг все заметили, что на картинке рожи нет, а рожа притаилась за
ножкой комода.
Куклы тотчас упали без чувств, и паровоз увез их под кровать, лошадь
встала на дыбы, потом на передние ноги, и из шеи у нее вывалился чулок,
собачки притворились, что ищут блох, а генерал отвернулся - так ему ста-
ло страшно, и скомандовал остаткам войска:
- В штыки!
Храбрые солдаты кинулись вперед, а рожа выползла навстречу и сделала
страшное лицо: волосы у нее стали дыбом, красные глаза завертелись, рот
пополз до ушей, и щелкнули в нем желтые зубы.
Солдаты разом воткнули в рожу тридцать штыков, генерал сверху ударил
саблей, а сзади хватили в рожу бомбами две пушки.
В дыму ничего не стало видно. Когда же белое облако поднялось к по-
толку - на полу в одной куче лежали измятые и растерзанные солдаты, пуш-
ки и генерал. А рожа бежала по комнате на руках, перекувыркивалась и
скрипела зубами.
Видя это, собачки упали кверху лапами, прося прощения, лошадь брыка-
лась, нянькин башмак стоял дурак дураком, разиня рот, только пожарный с
бочкой ничего не испугался, он был "Красный Крест" - и его не трогали.
- Ну, теперь мой черед, - сказал медведь; сидел он позади всех на по-
лу, а теперь вскочил, разинул рот и на мягких лапах побежал за рожей.
Рожа кинулась под кровать - и медведь под кровать, рожа за горшок - и
медведь за горшок.
Рожа выкатилась на середину комнаты, присела, а когда медведь подбе-
жал, подпрыгнула и отгрызла ему лапу.
Завыл медведь и улез за сундук. Осталась рожа одна; на левую руку
оперлась, правой погрозилась и сказала:
- Ну, теперь я примусь и за ребятишек, или уж с няньки начать?
И стала рожа к няньке подкрадываться, но видит - свет на полу, обер-
нулась к окну, а в окне стоял круглый месяц, ясный, страшный, и, не
смигнув, глядел на рожу.
И рожа от страха стала пятиться, пятиться прямо на нянькин башмак, а
башмак разевал рот все шире и шире.
И когда рожа допятилась, башмак чмокнул и проглотил рожу.
Увидев это, пожарный с бочкой подкатился ко всем раненым и убитым и
стал поливать их водой.
От пожарной воды ожили генерал, и солдаты, и пушки, и собаки, и кук-
лы, у медведя зажила лапа, дикая лошадь перестала брыкаться и опять
проглотила чулок, а комар слетел с карниза и затрубил отбой.
И все живо прыгнули по местам. А башмак тоже попросил водицы, но и
это не помогло. Башмак потащился к комоду и сказал:
- Уж больно ты, рожа, невкусная.
Понатужился, сплющился, выплюнул рожу и шмыгнул под кровать.
А рожа насилу в картинку влезла и больше из-под комода ни ногой,
только иногда по ночам, когда мимо комода медведюшка пробегает или едут
на паровозе куклы, - ворочает глазами, пугает.
СНЕЖНЫЙ ДОМ
Дует ветер, крутится белый снег и наносит его высокими сугробами у
каждой избы.
И с каждого сугроба мальчишки на салазках съезжают; повсюду можно ка-
таться мальчишкам, и вниз к речке на ледянке турманом лететь, и скувыр-
киваться с ометов соломы, - нельзя только заходить за Аверьянову избу,
что посередине села.
У Аверьяновой избы намело высоченный сугроб, а на нем кончанские
мальчишки стоят и грозятся выпустить красные слюни.
Аверьянову же сыну - Петечке хуже всех: кончанокие мальчишки грозят-
ся, а свои кричат: ты кончанский, мы тебе скулы на четыре части раско-
лем, и никто его не принимает играть.
Скучно стало Петечке, и принялся он в сугробе нору копать, чтобы туда
залезть одному и сидеть. Долго Петечка прямо копал, потом стал в сторону
забираться, а как добрался до стороны, устроил потолок, стены, лежанку,
сел и посиживает.
Просвечивает со всех сторон голубой снег, похрустывает, тихо в нем и
хорошо. Ни у кого из мальчишек такого дома нет.
Досиделся Петечка, пока мать ужинать позвала, вылез, вход комьями за-
валил, а после ужина лег на печку под полушубок, серого кота за лапу
подтащил и говорит ему на ухо:
- Тебе я вот чего, Вась, расскажу - у меня дом лучше всех, хочешь со
мной жить?
Но кот Вась ничего не ответил и, помурлыкав для вида, вывернулся и
шмыг под печку - мышей вынюхивать и в подполье - шептаться с домовым.
Наутро Петечка только залез в снежный дом, как слышит - хрустнул
снег, потом сбоку полетели комья, и вылез из стенки небольшого роста му-
жичок в такой рыжей бороде, что одни глаза видны. Отряхнулся мужичок,
присел около Петечки и сделал ему козу.
Засмеялся Петечка, просит еще сделать.
- Не могу, - отвечает мужичок, - я домовой, боюсь тебя напугать
очень.
- Так я теперь все равно тебя забоялся, - отвечает Петечка.
- Чего меня бояться: я ребятишек жалею; только у вас в избе столько
народу, да еще теленок, и дух такой тяжелый - не могу там жить, все вре-
мя в снегу сижу; а кот Вась давеча мне говорит: Петечка, мол, дом-то ка-
кой построил.
- Как же играть будем? - спросил Петечка.
- Я уж не знаю; мне бы поспать охота; я дочку свою кликну, она поиг-
рает, а я вздремну.
Домовой прижал ноздрю да как свистнет... Тогда выскочила из снега ру-
мяная девочка, в мышиной шубке, чернобровая, голубоглазая, косичка тор-
чит, мочалкой повязана; засмеялась девочка и за руку поздоровалась.
Домовой на лежанку лег, покряхтел, говорит:
"Играйте, ребятишки, только меня в бок не толкайте", - и тут же зах-
рапел, а домовова дочка говорит шепотом:
- Давай в представленыши играть.
- Давай, - отвечает Петечка. - А это как? Чего-то боязно.
- А ты, Петечка, представляй, будто на тебе красная шелковая рубашка,
ты на лавке сидишь и около крендель.
- Вижу, - говорит Петечка и потянулся за кренделем.
- И сидишь ты, - продолжает домовова дочка и сама зажмурилась, - а я
избу мету, кот Вась о печку трется, чисто у нас, и солнышко светит. Вот
собрались мы и за грибами в лес побежали, босиком по траве. Дождик как
припустился и впереди нас всю траву вымочил, и опять солнышко прогляну-
ло... до леса добежали, а грибов там видимо-невидимо...
- Сколько их, - сказал Петечка и рот разинул, - красные, а вон боро-
вик, а есть - можно? Они не поганые, представленные-то грибы?
- Есть можно; теперь купаться пойдем; катись на боку с косогора;
смотри, в реке вода ясная, и на дне рыбу видно.
- А у тебя булавки нет? - спросил Петечка. - Я бы сейчас пескаря на
муху поймал...
Но тут домовой проснулся, поблагодарил Петечку и вместе с дочкой обе-
дать улез.
Назавтра опять прибежала домовова дочка, и с Петечкой они придумывали
невесть что, где только не побывали, и так играли каждый день.
