и, не снимая фуражки, упал на койку. Он тихо рычал.
Ровно через час послышался оклик вахтенного, и ему ответил с воды
слабый голос. Заскрипел трап. Весело, звонко крикнул помощник капитана:
- Свистать всех наверх!
Приехал хозяин. Спасти остатки самолюбия можно было, только встретив
Роллинга так, будто ничего не произошло на берегу. Янсен достойно и спо-
койно вышел на мостик. Роллинг поднялся к нему, принял рапорт об отлич-
ном состоянии судна и пожал руку. Официальная часть была кончена. Рол-
линг закурил сигару, - маленький, сухопутный, в теплом темном костюме,
оскорбляющем изящество "Аризоны" и небо над Неаполем.
Была уже полночь. Между мачтами и реями горели созвездия. Огни города
и судов отражались в черной, как базальт, воде залива. Взвыла и замерла
сирена буксирного пароходика. Закачались вдали маслянисто-огненные стол-
бы.
Роллинг, казалось, был поглощен сигарой, - понюхивал ее, пускал
струйки дыма в сторону капитана. Янсен, опустив руки, официально стоял
перед ним.
- Мадам Ламоль пожелала остаться на берегу, - сказал Роллинг, - это
каприз, но мы, американцы, всегда уважаем волю женщины, будь это даже
явное сумасбродство.
Капитан принужден был наклонить голову, согласиться с хозяином. Рол-
линг поднес к губам левую руку, пососал кожу на верхней стороне ладони.
- Я останусь на яхте до утра, быть может, весь завтрашний день...
Чтобы мое пребывание не было истолковано как-нибудь вкривь и вкось...
(Пососав, он поднес руку к свету из открытой двери каюты.) Э, так вот...
вкривь и вкось... (Янсен глядел теперь на его руку, на ней были следы от
ногтей.) Удовлетворяю ваше любопытство: я жду на яхту одного человека.
Но он меня здесь не ждет. Он должен прибыть с часу на час. Распорядитесь
немедленно донести мне, когда он поднимется на борт. Покойной ночи.
У Янсена пылала голова. Он силился что-нибудь понять. Мадам Ламоль
осталась на берегу. Зачем? Каприз... Или она ждет его? Нет, - а свежие
царапины на руке хозяина... Что-то случилось... А вдруг она лежит на
кровати с перерезанным горлом? Или в мешке на дне залива? Миллиардеры не
стесняются.
За ужином в кают-компании Янсен потребовал стакан виски без содовой,
чтобы как-нибудь прояснило мозги. Помощник капитана рассказывал газетную
сенсацию - чудовищный взрыв в германских заводах Анилиновой компании,
разрушение близлежащего городка и гибель более чем двух тысяч человек.
Помощник капитана говорил:
- Нашему хозяину адски везет. На гибели анилиновых заводов он зараба-
тывает столько, что купит всю Германию вместе с потрохами, Гогенцоллер-
нами и социал-демократами. Пью за хозяина.
Янсен унес газеты к себе в каюту. Внимательно прочитал описание взры-
ва и разные, одно нелепее другого, предположения о причинах его. Именем
Роллинга пестрели столбцы. В отделе мод указывалось, что с будущего се-
зона в моде - борода, покрывающая щеки, и высокий котелок вместо мягкой
шляпы. В "Экзельсиор" на первой странице - фотография "Аризоны" и в ова-
ле - прелестная голова мадам Ламоль. Глядя на нее, Янсен потерял при-
сутствие духа. Тревога его все росла.
В два часа ночи он вышел из каюты и увидел Роллинга на верхней палу-
бе, в кресле. Янсен вернулся каюту. Сбросил платье, на голое тело надел
легкий костюм из тончайшей шерсти, фуражку, башмаки и бумажник завязал в
резиновый мешок. Пробили склянки - три. Роллинг все еще сидел в кресле.
В четыре он продолжал сидеть в кресле, но силуэт его с ушедшей в плечи
головой казался неживым, - он спал. Через минуту Янсен неслышно спустил-
ся по якорной цепи в воду и поплыл к набережной.
- Мадам Зоя, не беспокойте себя напрасно: телефон и звонки перереза-
ны.
Зоя опять присела на край постели. Злая усмешка дергала ее губы.
Стась Тыклинский развалился посреди комнаты в кресле, - крутил усы,
рассматривал свои лакированные полуботинки. Курить он все же не смел, -
Зоя решительно запретила, а Роллинг строго наказал проявлять вежливость
с дамой.
Он пробовал рассказывать о своих любовных похождениях в Варшаве и Па-
риже, но Зоя с таким презрением смотрела в глаза, что у него деревенел
язык. Приходилось помалкивать. Было уже около пяти утра. Все попытки Зои
освободиться, обмануть, обольстить не привели ни к чему.
- Все равно, - сказала Зоя, - так или иначе я дам знать полиции.
- Прислуга в отеле подкуплена, даны очень большие деньги.
- Я выбью окно и закричу, когда на улице будет много народу.
- Это тоже предусмотрено. И даже врач нанят, чтобы установить ваши
нервные припадки. Мадам, вы, так сказать, для внешнего света на положе-
нии жены, пытающейся обмануть мужа. Вы - вне закона. Никто не поможет и
не поверит. Сидите смирно.
Зоя хрустнула пальцами и сказала по-русски:
- Мерзавец. Полячишка. Лакей. Хам.
Тыклинский стал надуваться, усы полезли дыбом. Но ввязываться в ру-
гань не было приказано. Он проворчал:
- Э, знаем, как ругаются бабы, когда их хваленая красота не может по-
действовать. Мне жалко вас, мадам. Но сутки, а то и двое, придется нам
здесь просидеть в тет-а-тете. Лучше лягте, успокойте ваши нервы... Бай-
бай, мадам.
К его удивлению, Зоя на этот раз послушалась. Сбросила туфельки, лег-
ла, устроилась на подушках, закрыла глаза.
Сквозь ресницы она видела толстое, сердитое, внимательно наблюдающее
за ней лицо Тыклинского. Она зевнула раз, другой, положила руку под ще-
ку.
- Устала, пусть будет что будет, - проговорила она тихо и опять зев-
нула.
Тыклинский удобнее устроился в кресле. Зоя ровно дышала. Через неко-
торое время он стал тереть глаза. Встал, прошелся, - привалился к кося-
ку. Видимо, решил бодрствовать стоя.
Тыклинский был глуп. Зоя выведала от него все, что было нужно, и те-
перь ждала, когда он заснет. Торчать у дверей было трудно. Он еще раз
осмотрел замок и вернулся к креслу.
Через минуту у него отвалилась жирная челюсть. Тогда Зоя соскользнула
с постели. Быстрым движением вытащила ключ у него из жилетного кармана.
Подхватила туфельки. Вложила ключ, - тугой замок неожиданно заскрипел.
Тыклинский вскрикнул, как в кошмаре: "Кто? Что?" Рванулся с кресла.
Зоя распахнула дверь. Но он схватил ее за плечи. И сейчас же она впилась
в его руку, с наслаждением прокусила кожу.
- Песья девка, курва! - заорал он по-польски. Ударил коленкой Зою в
поясницу. Повалил. Отпихивая ее ногой в глубь комнаты, силился закрыть,
дверь. Но - что-то ему мешало. Зоя видела, как шея его налилась кровью.
- Кто там? - хрипло спросил он, наваливаясь плечом.
Но его ступни продолжали скользить по паркету, - дверь медленно раст-
ворялась. Он торопливо тащил из заднего кармана револьвер и вдруг отле-
тел на середину комнаты.
В двери стоял капитан Янсен. Мускулистое тело его облипала мокрая
одежда. Секунду он глядел в глаза Тыклинскому. Стремительно, точно па-
дая, кинулся вперед. Удар, назначавшийся Роллингу, обрушился на поляка:
двойной удар, - тяжестью корпуса на вытянутую левую - в переносицу - и
со всем размахом плеча правой рукой снизу в челюсть. Тыклинский без кри-
ка опрокинулся на ковер. Лицо его было разбито и изломано.
Третьим движением Янсен повернулся к мадам Ламоль. Все мускулы его
танцевали.
- Есть, мадам Ламоль.
- Янсен, как можно скорее, - на яхту.
- Есть на яхту.
Она закинула, как давеча в ресторане, локоть ему за шею. Не целуя,
придвинула рот почти вплотную к его губам:
- Борьба только началась, Янсен. Самое опасное впереди.
- Есть самое опасное впереди.
- Извозчик... гони, гони вовсю... Я слушаю, мадам Ламоль... Итак...
Покуда я ждал в курительной...
- Я поднялась к себе. Сняла шляпу и плащ...
- Знаю.
- Откуда?
Рука Янсена задрожала за ее спиной. Зоя ответила ласковым движением.
- Я не заметила, что шкаф, которым была заставлена дверь в соседний
номер, отодвинут. Не успела я подойти к зеркалу, открывается дверь, и -
передо мной Роллинг... Но я ведь знала, что вчера еще он был в Париже. Я
знала, что он до ужаса боится летать по воздуху... Но если он здесь,
значит, для него действительно вопрос жизни или смерти... Теперь я поня-
ла, что он задумал... Но тогда я просто пришла в ярость. Заманить, уст-
роить мне ловушку... Я ему наговорила черт знает что... Он зажал уши и
вышел...
- Он спустился в курительную и отослал меня на яхту...
- В том-то и дело... Какая я дура!.. А все эти танцы, вино, глупос-
ти... Да, да, милый друг, когда хочешь бороться - глупости нужно оста-
вить... Через две-три минуты он вернулся. Я говорю: объяснимся... Он, -
наглым голосом, каким никогда не смел со мной говорить: "Мне объяснять
нечего, вы будете сидеть в этой комнате, покуда я вас не освобожу..."
Тогда я надавала ему пощечин...
- Вы настоящая женщина, - с восхищением сказал Янсен.
- Ну, милый друг, это была вторая моя глупость. Но какой трус!.. Снес
четыре оплеухи... Стоял с трясущимися губами... Только попытался удер-
жать мою руку, но это ему дорого обошлось. И, наконец, третья глупость:
я заревела...
- О, негодяй, негодяй!..
- Подождите вы, Янсен... У Роллинга идиосинкразия к слезам, его кор-
чит от слез... Он предпочел бы еще сорок пощечин... Тогда он позвал по-
ляка, - тот стоял за дверью. У них все было условленно. Поляк сел в
кресло Роллинг сказал мне: "В виде крайней меры - ему приказано стре-
лять". И ушел. Я принялась за поляка Через час мне был ясен во всех под-
робностях предательский план Роллинга. Янсен, милый, дело идет о моем
счастье... Если вы мне не поможете, все пропало... Гоните, гоните извоз-
чика...
Коляска пролетела по набережной, пустынной в этот час перед рассве-
том, и остановилась у гранитной лестницы, где внизу поскрипывало нес-
колько лодок на черномаслянистой воде.
Немного спустя Янсен, держа на руках драгоценную мадам Ламоль, нес-
лышно - поднялся по брошенной с кормы веревочной лестнице на борт "Ари-
зоны"
Роллинг проснулся от утреннего холода. Палуба была мокрая. Побледнели
огни на мачтах. Залив и город были еще в тени, но дым над Везувием уже
розовел.
Роллинг оглядывал сторожевые огни, очертания судов. Подошел к вахтен-
ному, постоял около него. Фыркнул носом. Поднялся на капитанский мостик.
Сейчас же из каюты вышел Янсен, свежий, вымытый, выглаженный. Пожелал
доброго утра. Роллинг фыркнул носом, - несколько более вежливо, чем вах-
тенному.
Затем он долго молчал, крутил пуговицу на пиджаке. Это была дурная
привычка, от которой его когда-то отучала Зоя. Но теперь ему было все
равно. К тому же, наверно, на будущий сезон в Париже будет в моде - Кру-
тить пуговицы. Портные придумают даже специальные пуговицы для кручения.
Он спросил отрывисто:
- Утопленники всплывают?
- Если не привязывать груза, - спокойно ответил Янсен.
- Я спрашиваю: на море, если человек утонул, значит - утонул?
- Бывает, - неосторожное движение, или снесет волна, или иная какая
случайность - все это относится в разряд утонувших. Власти обычно не су-
ют носа.
Роллинг дернул плечом.
- Это все, что я хотел знать об утопленниках. Я иду к себе в каюту.
Если подойдет лодка, повторяю, не сообщать, что я на борту. Принять
подъехавшего и доложить мне.
Он ушел. Янсен вернулся в каюту, где за синими задернутыми шторками
на капитанской койке спала Зоя.
В девятом часу к "Аризоне" подошла лодка. Греб какой-то веселый обор-
ванец, подняв весла, он крикнул:
- Алло... Яхта "Аризона"?
- Предположим, что так, - ответил датчанин-матрос, перегнувшись через
фальшборт.
- Имеется на вашей посудине некий Роллинг?
- Предположим.
Оборванец открыл улыбкой великолепные зубы:
- Держи.
Он ловко бросил на палубу письмо, матрос подхватил его, оборванец
щелкнул языком:
- Матрос, соленые глаза, дай сигару.
