сели на нижние ступени, - оба настороженные, взволнованные. Штуфер пог-
лядывал на них сверху.
- Между прочим, - сказал он, - когда я был богат, в сад спускались
цепные кобели. Я не любил нахалов и ночных посетителей. (Хлынов быстро
пожал Вольфу руку, - молчите, мол.) Американцы меня разорили, и мой сад
сделался проезжей дорогой для бездельников, хотя повсюду прибиты доски с
предупреждением о тысяче марок штрафа. Но Германия перестала быть стра-
ной, где уважают закон и собственность. Я говорил человеку, арендовавше-
му у меня виллу: обнесите сад колючей проволокой и наймите сторожа. Он
не послушался меня и сам виноват...
Подняв камешек и бросив его в темноту, Вольф спросил:
- Что-нибудь случилось неприятное у вас из-за этих посетителей?
- Сказать "неприятное" - слишком сильно, но - смешное. Не далее, как
сегодня утром. Во всяком случае, мои экономические интересы не затрону-
ты, и я буду предаваться моим развлечениям.
Он приложил флейту к губам и издал несколько пронзительных звуков.
- В конце концов, какое мне дело, живет он здесь или пьянствует с де-
вочками в Кельне? Он заплатил все до последнего пфеннига... Никто не
смеет бросить ему упрека. Но, видите ли, он оказался нервным господином.
За время войны можно было привыкнуть к револьверным выстрелам, черт
возьми. Уложил все имущество, до свиданья, до свиданья... Что ж - ска-
тертью дорога.
- Он уехал совсем? - внезапно громко спросил Хлынов.
Штуфер приподнялся, но снова сел. Видно было, как щека его, на кото-
рую падал свет из комнаты, расплылась, - маслянистая, ухмыляющаяся. За-
колыхался толстый живот.
- Так и есть, он меня предупредил: непременно об его отъезде будут у
меня спрашивать двое джентльменов. Уехал, уехал, дорогие джентльмены. Не
верите, пойдемте, покажу его комнаты. Если вы его друзья, - пожалуйста,
убедитесь... Это ваше право, - за комнаты заплачено...
Штуфер опять хотел встать, - ноги его никак не держали. Больше от,
него ничего нельзя было добиться путного. Вольф и Хлынов вернулись в го-
род. За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова. Только на мосту,
над черной водой, где отражался фонарь, Вольф вдруг остановился, стиснул
кулаки:
- Что за чертовщина! Я же видел, как у него разлетелся череп...
Небольшой и плотный человек с полуседыми волосами, приглаженными на
гладкий пробор, в голубых очках, прикрывающих больные глаза, стоял у из-
разцовой печи и, опустив голову, слушал Хлынова.
Сначала Хлынов сидел на диване, затем пересел на подоконник, затем
начал бегать по небольшой приемной комнате советского посольства.
Он рассказывал о Гарине и Роллинге. Рассказ был точен и последовате-
лен, но Хлынов и сам чувствовал невероятность всех нагромоздившихся со-
бытий.
- Предположим, мы с Вольфом ошибаемся... Прекрасно, - мы счастливы,
если ошибаемся в выводах. Но все же пятьдесят процентов за то, что ка-
тастрофа будет. Нас должны интересовать только эти пятьдесят процентов.
Вы, как посол, можете убедить, повлиять, раскрыть глаза... Все это ужас-
но серьезно. Аппарат существует. Шельга дотрагивался до него рукой.
Действовать нужно немедленно, сию минуту. В вашем распоряжении не больше
суток. Завтра в ночь все это должно разразиться. Вольф остался в К Он
делает, что может, чтобы предупредить рабочих, профсоюзы, городское на-
селение, администрацию заводов. Разумеется, ну, разумеется, - никто не
верит... Вот даже вы...
Посол, не поднимая глаз, промолчал.
- В редакции местной газеты над нами смеялись до слез... В лучшем
случае нас считают сумасшедшими.
Хлынов сжал голову, - нечесаные клочья волос торчали между грязными
пальцами. Лицо его было осунувшееся, пыльное. Побелевшие глаза останови-
лись, как перед видением ужаса. Посол осторожно, из-за края очков,
взглянул на него:
- Почему вы раньше не обратились ко мне?
- У нас не было фактов... Предположения, выводы - все на грани фан-
тастики, безумия... Мне и сейчас минутами сдается, - проснусь - и вздох-
ну облегченно... Но уверяю вас - я в здравом уме. Восемь суток мы с
Вольфом не раздевались, не ложились спать.
После молчания посол сказал серьезно:
- Я уверен, что вы не мистификатор, товарищ Хлынов. Скорее всего вы
поддались навязчивой идее, - он быстро поднял руку, останавливая отчаян-
ное движение Хлынова, - но для меня убедительно прозвучали ваши пятьде-
сят процентов. Я поеду и сделаю все, что в моих силах...
Двадцать восьмого с утра на городской площади в К. собирались кучками
обыватели и, одни с недоумением, другие с некоторым страхом, обсуждали
странные прокламации, прилепленные жеваным хлебом к стенам домов на пе-
рекрестках.
"Ни власть, ни заводская администрация, ни рабочие союзы, - никто не
пожелал внять нашему отчаянному призыву. Сегодня, - мы в этом уверены, -
заводам, городу, всему населению грозит гибель. Мы старались предотвра-
тить ее, но негодяи, подкупленные американскими банкирами, оказались не-
уловимы. Спасайтесь, бегите из города на равнину. Верьте нам во имя ва-
шей жизни, во имя ваших детей, во имя бога".
Полиция догадывалась, кто писал прокламации, и разыскивала Вольфа. Но
он исчез. К середине дня городские власти выпустили афиши, предупрежде-
ния - ни в каком случае не покидать города и не устраиватать паники, так
как, видимо, шайка мошенников намерена похозяйничать этой ночью в поки-
нутых домах.
"Граждане, вас дурачат. Обратитесь к здравому смыслу. Мошенники се-
годня же будут обнаружены, схвачены, и с ними поступят по закону"
Власти попали в точку, пугающая тайна оказалась простой, как репа.
Обыватели сразу успокоились и уже посмеивались: "А ловко было придумано,
- похозяйничали бы эти ловкачи по магазинам, по квартирам, - хаха. А
мы-то, дураки, всю бы ночь тряслись от страха на равнине".
Настал вечер, такой же, как тысячи вечеров, озаривший городские окна
закатным светом. Успокоились птицы по деревьям. На реке, на сырых бере-
гах, заквакали лягушки. Часы на кирпичной кирке проиграли "Вахт ам
Рейн", на страх паршивым французам, и прозвонили восемь. Из окон кабач-
ков мирно струился свет, завсегдатаи не спеша мочили усы в пивной пене.
Успокоился и хозяин загородного ресторана "К прикованному скелету", -
походил по пустой террасе, проклял правительство, социалистов и евреев,
приказал закрыть ставни и поехал на велосипеде в город к любовнице.
В этот час по западному склону холмов, по малопроезжей дороге, почти
бесшумно и без огней, промчался автомобиль. Заря уже погасла, звезды бы-
ли еще не яркие, за горами разливалось холодноватое сияние, - всходила
луна. На равнине кое-где желтели огоньки. И только в стороне заводов не
утихала жизнь.
Над обрывом, там, где кончались развалины замка, сидели Вольф и Хлы-
нов. Они еще раз облазили все закоулки, поднялись на квадратную башню, -
нигде ни малейшего намека на приготовления Гарина. Одно время им показа-
лось, что вдалеке промчался автомобиль. Они прислушивались, вглядыва-
лись. Вечер был тих, пахло древним покоем земли. Иногда движения воздуш-
ных струй доносили снизу сырость цветов.
- Смотрел по карте, - сказал Хлынов, - если мы спустимся в западном
направлении, то пересечем железную дорогу на полустанке, где останавли-
вается почтовый, в пять тридцать. Не думаю, чтобы там тоже дежурила по-
лиция.
Вольф ответил:
- Смешно и глупо все это кончилось. Человек еще слишком недавно под-
нялся с четверенек на задние конечности, слишком еще тяготеют над ним
миллионы веков непросветленного зверства. Страшная вещь - человеческая
масса, не руководимая большой идеей. Людей нельзя оставлять без вожаков.
Их тянет стать на четвереньки.
- Ну что это уж вы так, Вольф?..
- Я устал. - Вольф сидел на куче камней, подперев кулаками крепкий
подбородок. - Разве хоть на секунду вам приходило в голову, что двадцать
восьмого нас будут ловить, как мошенников и грабителей? Если бы вы виде-
ли, как эти представители власти переглядывались, когда я распинался пе-
ред ними... Ах, какой же я дурак! И они правы, - вот в чем дело. Они ни-
когда не узнают, что им грозило...
- Если бы не ваш выстрел, Вольф...
- Черт! Если бы я не промахнулся... Я готов десять лет просидеть в
каторжной тюрьме, только бы доказать этим идиотам...
Голос Вольфа теперь гулко отдавался в развалинах. В тридцати шагах от
разговаривающих, - совершенно так же, как охотник крадется под глухари-
ное токанье, - в тени полуобвалившейся стены пробирался Гарин. Ему были
ясно видны очертания двух людей над обрывом, слышно каждое слово. Откры-
тое место между концом стены и башней он прополз. В том месте, где к
подножью башни примыкала сводчатая пещера "Прикованного скелета", лежал
осколок колонны из песчаника. Гарин скрылся за ним. Раздался хруст камня
и скрип заржавленного железа. Вольф вскочил:
- Вы слышали?
Хлынов глядел на кучу камней, где под землей исчез Гарин. Они побежа-
ли туда. Обошли кругом башни.
- Здесь водятся лисы, - сказал Вольф.
- Нет, скорее всего это крикнула ночная птица.
- Нужно уходить. Мы с вами начинаем галлюцинировать...
Когда они подошли к обрывистой тропинке, уводящей из развалин на гор-
ную дорогу, раздался второй шум, - будто что-то упало и покатилось.
Вольф весь затрясся. Они долго слушали, не дыша. Сама тишина, казалось,
звенела в ушах. "Сплю-сплю, сплю-сплю" - кротко и нежно то там, то вот -
совсем низко - покрикивал, летая, невидимый козодой.
- Идем.
- Да, глупо.
На этот раз они решительно и не оборачиваясь зашагали вниз. Это спас-
ло одному из них жизнь.
Вольф не совсем был неправ, когда уверял, что у Гарина брызнули ос-
колки черепа. Когда Гарин, на секунду замолчав перед микрофоном, потя-
нулся за сигарой, дымившейся на краю стола, слуховая чашечка из эбонита,
которую он прижимал к уху, чтобы контролировать свой голос при передаче,
внезапно разлетелась вдребезги. Одновременно с этим он услышал резкий
выстрел и почувствовал короткую боль удара в левую сторону черепа. Он
сейчас же упал на бок, перевалился ничком и замер. Он слышал, как завыл
Штуфер, как зашуршали шаги убегающих людей.
"Кто - Роллинг или Шельга?" Эту загадку он решал, когда часа через
два мчался на автомобиле в Кельн. Но только сейчас, услышав разговор
двух людей на краю обрыва, разгадал. Молодчина Шельга... Но все-таки,
ай-ай, - прибегать к недозволенным приемам...
Он отсунул осколок колонны, прикрывавшей ржавую крышку люка, прос-
кользнул под землей и с электрическим фонариком поднялся по разрушенным
ступеням в "каменный мешок" - одиночку, сделанную в толще стены нор-
мандской башни. Это была глухая камера, шага по два с половиной в длину
и ширину. В стене еще сохранились бронзовые кольца и цепи. У противопо-
ложной стены на грубо сколоченных козлах стоял аппарат. Под ним лежали
четыре жестянки с динамитом. Против дула аппарата стена была продолблена
и отверстие с наружной стороны прикрыто костяком "Прикованного скелета".
Гарин погасил фонарь, отодвинул в сторону дуло и, просунув руку в от-
верстие, сбросил костяк. Череп отскочил и покатился. В отверстие были
видны огни заводов. У Гарина были зоркие глаза. Он различал даже крошеч-
ные человеческие фигуры, двигающиеся между постройками. Все тело его
дрожало. Зубы стиснуты. Он не предполагал, что так трудно будет подойти
к этой минуте. Он снова направил аппарат дулом в отверстие, приладил.
Откинул заднюю крышку, осмотрел пирамидки. Все это было приготовлено еще
неделю тому назад. Второй аппарат и старая модель лежали у него внизу, в
роще, в автомобиле.
Он захлопнул крышку и положил руку на рычажок магнето, которым авто-
матически зажигались пирамидки. Он дрожал с головы до ног. Не совесть
(какая уж там совесть после мировой войны!), не страх (он был слишком
