хозяина Ворожцова больше некому. Из ревности, из жалости к своему
оставленному поместью пришел, возможно, попытается теперь пугнуть его из
кустов, устроить какую-нибудь "пионерскую" шутку с воем, с белой тряпкой, с
диким смехом.
Прошло минут двадцать, стало совсем сумеречно, а Ворожцов по-прежнему
таился в кустах либо призрачной тенью двигался вдоль берега. Поспелов достал
сигареты и решил прервать эту игру.
- Ладно, хватит прятаться! - сказал громко. - Иди покурим!
За спиной ни звука, но взгляд будто стал еще пронзительнее и острее, как
если бы человек прицеливался и смотрел сейчас через прорезь. Непроизвольный
легкий холодок пробежал междулопаток, и глаз сам по себе избрал направление,
куда безопаснее всего сделать прыжок, чтобы не сорваться со скользких камней
в воду.
Георгий медленно прикурил, растянул сигарету и обернулся...
На обрыве, метрах в восьми, стояла свинья, высокая на ногах, с громадной
головой, висячими ушами и плоская, как камбала. Взгляд был внимательный,
человеческий, пытливый... Поспелов сделал два шага в гору, и тут эта скотина
внезапно завизжала, да так, что захолодела душа. Будто резали ее! Тем более,
усиленный звучным эхом, визг этот показался громогласным.
- Понял, ты - ведьма! - сказал он. - Гоголевская героиня. Я тебя узнал, и
потому смойся с глаз. Исчезни, нечисть! Иначе схожу за ружьем и пущу на
шашлык. Или перекрещу тебя и улетишь отсюда к чертовой матери.
Кажется, человеческий голос ее успокаивал или завораживал. Свинья
перестала кричать, негромко захрюкала и потрусила, однако же, следом за
Георгием. Долина между сопок, что, собственно, и называлось Урочищем, после
захода солнца быстро заволакивалась сумраком, словно темной водой, и пока
Георгий шел к светящимся окнам дома, свинья пропала из виду и слышался лишь
ее мелкий, торопливый топот.
Он оставил калитку открытой и пошел через черный ход, выводящий сразу на
кухню.
Татьяна готовила ужин под финскую речь, доносящуюся из динамиков
магнитофона.
- Жена, иди принимай скотину! -,засмеялся Поспелов. - Определяй на место.
А я посмотрю, какая ты хозяйка, какая фермерша.
Она вопросительно посмотрела, убавила звук, подбоченилась.
- Где тебя носит? Где носит-то? Рыбак!.. Только бы удочку в руки и из
дома бежать.
По легенде она должна была играть роль несколько сварливой и достаточно
властной женщины, старающейся загнать мужа под каблук. По разумению
конструкторов, жена-финка после восьми лет супружества обычно такой и
становится, поскольку мужья к этому сроку теряют интерес к семейной жизни и
поглядывают на сторону.
- Нет, правда! - заверил Георгий. - К нам свинья приблудилась, у ворот
стоит.
- Ты-то ни к кому не приблудился? - проворчала она, однако стала менять
шлепанцы на калоши - самую удобную обувь в крестьянском хозяйстве.
В свою очередь Поспелов обязан был прослыть скрытным бабником - это самый
лучший предлог, чтобы появляться в соседних селах, особенно не афишируя, к
кому и зачем. Тем более, оба агента - женщины. Замкнутая жизнь на ферме
из-за отдаленности помешала бы работе, а ему следовало часто быть на людях,
знакомиться, с кем-то заводить дружбу, иногда выпивки, тащить к себе в гости
кого нужно. Первый семейный скандал они уже запланировали с Татьяной, для
чего Георгий познакомился и весьма навязчиво полюбезничал с молоденькой
продавщицей из Верхних Сволочей. В следующий раз ее следовало прокатить по
селу на своей "ниве" и сунуть дешевенький подарок в виде бус или сережек -
то, что носят на виду. Потом Татьяна поедет за продуктами, увидит и покажет,
как заманивать чужих мужей. Продавщице это пойдет только на пользу, ибо,
стоя за прилавком, неизвестно что продает - товар или себя.
А после принародного скандала Георгий начнет тщательно скрывать свои
амурные дела. Скоро потребуется часто встречаться с Ромулом и Ремом, давать
конкретные задания на разработку "объектов", получать оперативную информацию
и тут одним почтовым ящиком не обойтись. Кроме того, Заремба обещал
подготовить и ввести в операцию еще одного агента, и тоже женщину, поселив
ее на вершину "бермудского треугольника" - в качестве начальника
метеостанции, расположенной у Одинозера. "Там сейчас работала семейная пара,
к разведке не имеющая отношения, а начальника пришлось "отправить" на
пенсию, чтобы освободить место. Георгий настаивал, чтобы на Одинозеро
посадили мужика, но новый шеф любил работать с женщинами, считая, что они
больше видят и замечают, острее чувствуют и обладают даром предчувствия.
Так что несчастной жене Татьяне не позавидуешь: кругом одни бабы...
Свинья никуда не ушла, рюхала за калиткой, не смея ступить во двор. Все
попытки заманить ее, а потом и насильно загнать в скотник не увенчались
успехом. Похоже, она одичала, скитаясь по сопкам, но и от жилья не хотела
уходить, а младший оперуполномоченный старший лейтенант Курдюкова пока что
больше умела быть сварливой женой, нежели хозяйкой на ферме. Несмотря на то
что родилась и выросла в деревне Новгородской области. Наконец она
догадалась, что приблудная животина попросту голодная. Ей выставили за
ворота таз с наскоро запаренным комбикормом и на том успокоились.
- Исправлюсь, товарищ майор, - стреляя глазками не хуже продавщицы из
Верхних Сволочей, сказала "жена", перед тем как уйти в свою спальню.
Разрешите идти на ночной отдых?
План разведмероприятий, проводимых в "бермудском треугольнике",
предусматривал почти полное разделение их обязанностей. Татьяна занималась
связью, шифровкой и передачей донесений, накоплением уже готовой информации
в компьютере - короче, только вспомогательной работой. О всей операции она
знала лишь в общих чертах. И не лезла в кухню Поспелова даже из простого
женского любопытства. Она имела четкие инструкции, что и как делать, если
вдруг возникнет нештатная ситуация, но и тут Заремба ее полностью
обезопасил, запретив всякие самостоятельные шаги, любую инициативу, кроме
необходимой обороны личной жизни.
Иное дело, просто жизнь на ферме "семейной пары", та самая жизнь, которая
занимала основное время и которая была главным прикрытием разведоперации.
Без труда они купили и пригнали пару коров, десяток бычков поставили на
откорм, благо, что и пасти не надо: бывший хозяин обнес свои тридцать
гектаров выпасов и семьдесят - посевов клевера проволочной поскотиной. Уже
получена ссуда в банке на приобретение пасеки в двадцать пять ульев и всего
необходимого инвентаря, чтобы сделать кочующий пчельник на базе грузовика
ГАЗ-66 с прицепом - с ней можно было все лето ползать по "треугольнику":
лучшего предлога не придумать.
С первого же дня знакомства со своей "женой" Георгий понял, что вряд ли
когда свыкнется с мыслью, что они так и останутся чужими людьми. И что
станут жить под одной крышей как начальник и подчиненный, а не как мужчина и
женщина.
Еще в Москве Георгий привез Татьяну к себе домой и, говоря языком
бабников, распустил перья. Она весьма искусно ему подыгрывала, пила
шампанское, кокетничала и заметно хотела понравиться, что было совершенно
естественно: пожалуй, не одна она из "женского батальона" с удовольствием бы
поехала поработать года на два в экзотических условиях фермы в карельских
сопках среди голубых озер и рек, где плещется форель. Вместо того чтобы
прислуживать какому-нибудь ожиревшему директору оборонки или вовсе таскать
белье и стелить постели в гостинице, попутно выполняя литерные мероприятия.
Он почти не сомневался в успехе первого вечера и порой мстительно
вспоминал свою бывшую законную жену, в простреленной постели которой
наверняка уже лежал любовник, о котором она напоминала часто и навязчиво.
После двух ночи Георгий открыл дверь ванной комнаты.
- Старший лейтенант Курдюкова! Сначала сюда, а потом - в койку!
- Есть, товарищ майор! - откликнулась Татьяна и без всяких комплексов
попросила халат или, на крайний случай, длинную мужскую рубашку, потому что
ночью она зябнет.
Он дал ей халат и пообещал, что сегодня будет тепло и, может быть, даже
жарко.
Пока он на правах хозяина прибирался на кухне, Татьяна выполнила приказ,
и Георгий явился в спальню как молодожен к брачному ложу.
- Извините, товарищ майор, - вдруг трезвым и холодноватым голосом сказала
она, - служба на сегодня кончилась. Я и так работала до двух часов.
Спокойной ночи.
Он тогда еще не поверил в стопроцентное "динамо", хотел пошутить:
- Я по легенде - бабник и обязан работать всю ночь. К тому же нам следует
приспосабливаться друг к другу, не так ли?
- Непременно, Георгий Петрович. Вот и будем приспосабливаться.
- Так в чем же дело? Сейчас и начнем.
- Начнем. Идите спать. На диван. Или мне уйти?
Он ощутил прилив раздражения от ее внезапной сухости и решительности,
однако настаивать сейчас, тем более проявлять свою волю было глупо. Судя по
ее тону, она не моргнув глазом пойдет на обострение, и вовсе не из-за своего
целомудрия, а из-за какой-то жесткой принципиальности. Ко всему прочему,
Георгий вспомнил отеческое предупреждение Зарембы и совет найти общий язык.
Он сел на край постели.
- Ты меня сбила с толку, - сказал он, смиряя гордыню. - Прошу прощения...
- Скажи, что ты имела ввиду, когда говорила... о приспособлении друг к
другу? - Георгий будто бы заботливо подоткнул одеяло под ее ноги.
- А то и имела, - не сразу сказала она. - Придется приспосабливаться жить
под одной крышей, изображать семейную пару, разыгрывать то любовь и
согласие, то ревность и ссоры. Если, конечно, после этой ночи вы от меня не
откажетесь.
Георгий и тогда не поверил в искренность, зная по опыту, как самые
опытные шлюхи умеют разыгрывать неприступных девочек-дюймовочек. Он сделал
вид, что вполне удовлетворен ответом, попросил извинения и ушел спать в зал,
на диван. И всю ночь не мог уснуть от одной лишь мысли, что он, Жора
Поспелов, никогда не знавший отказа, вынужден спать сейчас в одной квартире
с молодой, приятной женщиной, которая пусть и не возбуждает такую дикую
страсть, как бывшая жена, однако притягивает воображение новизной ощущений;
вынужден ворочаться с боку на бок, без конца думать о ней, представлять, как
бы это все восхитительно у них произошло. И тихо злиться от собственного
бессилия, и вспоминать, как он с блеском выхватил из грязных рук не
какого-нибудь старшего лейтенанта спецслужбы, а саму "Мисс Очарование". Взял
одной смелостью и напором, будто крепость на шпагу! Правда, и первая их ночь
тоже походила на насилие, только вместо истерики, обиды и стрельбы родилось
совершенно обратное: Нина покорилась ему и сама назвала мужем, отныне и
навеки...
Под утро он окончательно накрутил себя, взвел и разозлился на Татьяну,
решив отказаться от ее участия в разведоперации. С этой мыслью он и уснул,
сжав кулаки и стиснув зубы, ругая ее про себя так же, как вчера Нину -
шлюха, тварь, дрянь...
Тогда и в голову не пришло, что Татьяна за стенкой тоже не спала, тоже
думала, вспоминала... И тоже уснула под утро, всего на пару часов, потому
что в семь разбудила его тем, что готовила на кухне завтрак и, не зная
"секретов" старой поспеловской мебели, уронила дверцу настенного шкафа,
оторванную во время переезда, так и не отремонтированную.
Он лежал и делал вид, что не проснулся. Ее инициативу он сначала расценил
как желание угодить, подлизаться, искупить как-то издержки собственных
принципов.
Потом Татьяна осторожно вошла в комнату, постояла возле "спящего",
сделала движение, чтобы тронуть за плечо, но вместо этого как-то бережно
