молоко. Среди моих покупателей была молодая женщина из племени шерпов -- Анг
Ламу. Она родилась в Дарджилинге и работала там в качестве айя, домашней
работницы. Я никогда не обращался к ней на родном языке, а только на
непальском, и она даже не знала, что я шерп. Встречаясь, мы каждый раз
препирались.
-- Раз я все время покупаю у тебя, ты должен наливать мне побольше, --
говорила она.
-- Не могу, -- отвечал я.
-- Ты страшно жадный, -- продолжала она.
-- А ты надоела мне своей торговлей.
В этом нет ничего примечательного, и я, вероятно, давно успел бы
позабыть об этом, если бы Анг Ламу не была теперь моей женой.
Прожив в Дарджилинге около года, я узнал от людей из Солу Кхумбу, что
родители считают меня мертвым. Я решил вернуться повидать их, но Поури не
хотел отпускать меня. Он сказал, что я должен найти себе замену, если хочу
уйти. Тогда я отправился в город, нашел желающего и привел с собой, после
чего быстро двинулся в путь, не давая Поури времени придумать новое
возражение.
Придя домой, я убедился, что земляки сказали правду: родители и в самом
деле готовились совершить по мне обряд как по мертвому. При виде меня они
расплакались, потом ужасно обрадовались; на этот раз дело обошлось без
колотушек. За время моего отсутствия в Солу Кхумбу произошло землетрясение;
часть нашего дома обвалилась, и я первым делом помог починить его. А потом
стал делать ту же работу, что прежде: пасти яков. На следующее лето я
впервые отправился в Тибет за солью, которой у нас в Солу Кхумбу всегда
нехватка. Через большой перевал Нангпа Ла ("Ла" означает по-тибетски
"перевал") я пришел в поселок Тингри Гангар около Ронгбука, по ту сторону
Эвереста. Я воспользовался случаем посмотреть знаменитый монастырь Ронгбук.
Он намного больше Тьянгбоче и насчитывает свыше пятисот монахов и монахинь.
Как раз здесь неподалеку разбивали базовый лагерь все английские экспедиции
на Эверест, да только в этом, 1934 году восхождений не было. А не то соль не
скоро попала бы в Солу Кхумбу!
Прошло несколько месяцев, и отец снова попросил меня отправиться в
Тибет с тем же поручением. Но к этому времени я уже твердо знал, что никогда
не буду счастлив, живя в Солу Кхумбу. Поэтому вместо Тибета я снова двинулся
в Дарджилинг. Хотя мой отец так никогда и не собрался туда, я видел его
дважды на протяжении следующих пяти лет: он ходил через Нангпа Ла в 1935 и
1938 годах, чтобы повстречаться с участниками экспедиций на Эверест. Мать же
я не видел до 1952 года, когда участвовал в швейцарской экспедиции,
пытавшейся взять Эверест с юга.
Попав снова в Дарджилинг, я не стал возвращаться в Алубари, к коровам и
картофельному полю, а устроился в самом городе. Шерпы селились в основном в
двух районах -- в Тунг Сунг Басти и Бхутиа Басти ("басти" означает
"деревня"). Я остановился в Тунг Сунге, где и прожил большую часть
последующих лет. Мне посчастливилось стать жильцом у Ангтаркая. Уже тогда он
был опытным альпинистом, а в настоящее время Ангтаркай -- один из самых
прославленных шерпов. Скоро ко мне перестали относиться как к чужаку.
Поблизости жил мой старый друг Дава Тхондуп (ныне тоже один из ветеранов),
и, куда ни повернись, везде были другие шерпы, прославившиеся на Эвересте и
в иных местах.
Осенью 1934 года все говорили о состоявшейся летом немецкой экспедиции
на Нанга Парбат, в далеком Кашмире. Разговор был невеселый, потому что там
случилось ужасное несчастье. С этой экспедицией пошло много шерпов, причем
большинство впервые оказались так далеко от дома, и вот шестеро из них
погибли вместе с четырьмя немцами во время страшной бури на горе. Не в одном
доме в Тунг Сунг Басти царило горе, но вместе с тем мы гордились стойкостью
и выдержкой наших людей. Дава Тхондуп и Анг Церинг, которые тоже
участвовали, но остались живы, рассказали мне о подвиге их друга Гьяли,
известного больше под именем Гайлая. В самый разгар бури Гайлай находился
высоко на горе с руководителем экспедиции Вилли Мерклем. Шерп чувствовал
себя хорошо и смог бы, наверное, добраться до нижнего лагеря. Однако, по
мере того как они спускались, Меркль все больше ослабевал и в конце концов
оказался не в состоянии двигаться дальше. Тогда Гай-лай предпочел остаться и
умереть, чем бросить его одного.
Хотя я еще ни разу не участвовал в восхождении, этот рассказ заставил
меня гордиться тем, что я шерп.
В это время года, конечно, никакие экспедиции не выходили в горы, и мне
пришлось вооружиться терпением. Как и в Солу Кхумбу, в Дарджилинге произошло
землетрясение, я работал одно время на восстановлении часовни при школе св.
Павла. Мне платили двенадцать анна в день -- на первый взгляд очень
незначительная сумма, но тогда это считалось неплохой платой; в такое время
года мало кто из шерпов мог рассчитывать на лучшее. За исключением горстки
купцов и торговцев, мы все были очень бедны. Жили в деревянных сараях с
жестяными крышами; обычно в одной комнате ютилась целая семья. Ели мы рис и
картофель. Зарабатывали очень мало, даже в разгар сезона; и если тем не
менее ухитрялись сводить концы с концами, то только потому, что
довольствовались малым.
В начале 1935 года я женился. Мою первую жену звали Дава Пхути, а
"пхути" означает "счастливая жена, приносящая детей", что очень скоро
оправдалось. Дава Пхути родилась, как и я, в Солу Кхумбу, я встречал ее там,
но ближе узнал уже в Дарджилинге. Мы нашли себе в Тунг Сунг Басти отдельную
каморку и были очень счастливы, однако пробыли вместе совсем недолго, потому
что теперь наконец после долгой поры надежд и ожиданий началась моя жизнь в
горах.
ДВАЖДЫ НА ЭВЕРЕСТ
Говорят, что надо начинать с малого, а затем уже переходить к большому,
но не так получилось у меня. Моя первая экспедиция, в 1935 году, была на
Эверест. В том году англичане в пятый раз вышли на штурм горы.
Первый отряд ходил в 1921 году; он не ставил себе целью взять вершину,
а только совершил разведку. Тогда-то и нашли путь через Тибет к северному
склону Эвереста. Нам, шерпам, казалось странным, что делают такой крюк,
чтобы выйти к Чомолунгме. Объяснялось же это тем, что англичане имели
разрешение на въезд только в Тибет, тогда как в Непал вплоть до недавнего
времени доступ людям с Запада был совершенно закрыт.
Из района монастыря Ронгбук, севернее Эвереста, экспедиция 1921 года
совершила много вылазок на ледники к перевалам в поисках проходов к вершине.
В конце концов решили, что наиболее удобный путь проходит по Восточному
Ронгбукскому леднику, затем по крутой снежно-ледовой стене к перевалу на
высоте более 6600 метров, который назвали Северным седлом. Знаменитый
альпинист Джордж Мэллори добрался вместе с несколькими товарищами до этого
седла, и хотя сами они не были подготовлены для дальнейшего продвижения, но
решили, что нашли подходящий путь к вершине. Позднее они попытались все же
найти и другие подходы и поднялись к перевалу Лхо Ла, откуда открывается вид
на юго-западный склон Эвереста и почти до Солу Кхумбу. Однако Мэллори решил,
что эта сторона вряд ли подходит для восхождения; к тому же она лежит в
Пенале, куда они не имели доступа. Только тридцать лет спустя была сделана
первая попытка взять вершину с юго-запада.
В 1922 году состоялась первая настоящая экспедиция. В ней участвовало
много англичан и шерпов. Они разбили лагерь на леднике, на Северном седле и
на крутом гребне выше седла. Отсюда наиболее сильные восходители достигли
высоты 8200 метров. Это значит, что им оставалось всего около шестисот
метров до вершины и что они поднялись выше, чем кто-либо до них. Но тут по
крутым склонам ниже Северного седла пронеслась лавина, и целый океан снега
захлестнул шедших попарно носильщиков. Тогда-то и погибли семеро шерпов. Это
была самая крупная катастрофа за всю историю Эвереста.
И все-таки в 1924 году англичане и шерпы пришли снова. Состоялась та
самая знаменитая экспедиция, во время которой Мэллори и Эндрью Ирвин пропали
без вести, пытаясь взять вершину. На этот раз выше Северного седла был уже
не один, а два лагеря. Снаряжение для второго из них, на высоте 8170 метров,
доставили трое шерпов -- Лакпа Чеди, Норбу Йишай и Семчумби. Оттуда
полковник Нортон и Т. Сомервелл совершили еще до исчезновения Мэллори и
Ирвина смелую попытку взять вершину, причем Нортон побывал на высоте около
8600 метров6. Это достижение оставалось мировым рекордом, пока мы с Раймоном
Ламбером не поднялись еще выше с другой стороны горы во время первой
швейцарской экспедиции 1952 года.
Четвертая попытка взять Эверест состоялась лишь в 1933 году, как раз
когда я безуспешно старался попасть в экспедицию. Результаты были примерно
те же, что в 1924 году, с той разницей, что никто не погиб и уже несколько
альпинистов -- Харрис и Уэйджер, а также Фрэнк Смайс (его напарник Эрик
Шиптон остановился несколько ниже) -- достигли почти той же точки, что
Нортон. И на этот раз снаряжение для наиболее высокого 6 лагеря доставили
шерпы. Здесь отличились Ангтаркай, Пасанг, Ринцинг, Олло, Дава, Черинг и
Кипа. Англичане называли их "тиграми". Только с 1938 года это стало
официальным почетным званием, и тем носильщикам, которые забирались выше
всех, вручали медали Тигра 7. Однако неофициально звание Тигра бытовало уже
с 20-х годов, и наши люди носили его с гордостью.
Но вот пришел 1935 год -- и с ним мой первый шанс.
С самого начала года шло много разговоров о предстоящей новой
экспедиции, но, как всегда, начались трудности с разрешением на въезд в
Тибет, и прошло много времени, прежде чем Эрик Шиптон, руководитель
экспедиции, прибыл в Дарджилинг. Решено было не ходить на штурм вершины, а
ограничиться, как в 1921 году, разведкой. Дело в том, что муссон, который
начинает дуть с юга в июне месяце, застиг бы восходителей на Эвересте, а это
означало почти верную смерть: южный ветер приносит с собой бури и лавины.
Вместе с тем разведка не явилась бы пустой тратой времени; англичане
надеялись найти лучший путь для экспедиции следующего года, нежели обычный,
через Северное седло.
Я чуть было не остался опять, как в 1933 году. Сирдаром -- начальником
носильщиков -- был в этой экспедиции Карма Наул, делец из Дарджилинга. Он не
знал меня, а я по-прежнему не мог показать никаких справок. Мистер Шиптон и
тогдашний секретарь Гималайского клуба мистер У. Кидд опрашивали желающих
шерпов, однако брали только тех, кто либо ходил в горы раньше, либо был
рекомендован Карма Паулом. Я ужасно расстроился. Но потом англичане
объявили, что им нужны еще два носильщика. Желающих оказалось более
двадцати, и я встал в шеренгу, надев новую куртку цвета хаки и короткие
штаны. Мне казалось, что я выгляжу опытным восходителем. Мистер Шиптон и
мистер Кидд проверяли кандидатов одного за другим; когда подошла моя
очередь, они спросили справку. Это был страшный миг. Я приготовился
доказывать и объяснять, но в то время, когда мне было всего двадцать лет, я
еще не говорил ни по-английски, ни по-индийски и смог только показать
жестами, что справки не имею. Они поговорили между собой, потом предложили
мне выйти из шеренги. Я решил, что все кончено. Однако, когда я повернулся,
чтобы уйти, они окликнули меня: в число двоих избранных вошли я сам и другой
молодой шерп, Анг Церинг, позднее погибший на Нанга Парбате 8.
Некоторые шерпы постарше ворчали по поводу того, что взяли меня,
новичка. Но я был так счастлив, что не обиделся бы, даже если бы они меня
