груз и то и дело вынуждены были снимать его и присаживаться отдохнуть. "Так
не пойдет, -- думал я. -- Мы не можем идти дальше". И все-таки мы шли. В
конце концов поздно вечером мы оказались недалеко от старого лагеря 1 и
разбили новый.
Мне никогда не приходилось раньше ставить палатку на леднике зимой и не
хотелось бы проделать это снова. Хотя мы поднялись всего лишь к подножию
Нанга Парбата, я мерз сильнее, чем когда-либо прежде в Горах; Марч говорил
потом, что было около сорока градусов ниже нуля. Брезент и веревки
затвердели, как железо, рукавицы тоже, и работа шла с большим трудом, а без
рукавиц руки через несколько секунд превратились бы в ледяшки. В конце
концов удалось поставить палатку, и мы заползли внутрь. Я достал чайник и
примус и стад растапливать снег для чая, но едва снег растаял, как вода
превратилась в лед, и чайник лопнул! Поставили другой чайник. На этот раз я
непрерывно помешивал снеговую воду, и в конце концов удалось вскипятить чай.
После этого мы забрались в свои спальные мешки и тесно прижались друг к
другу, чтобы согреться. Наступила ночь, с нарастающей силой завыл ветер.
Палатка вся сотрясалась, сквозь щели проникал снег. Но хуже всего было
слушать треск и ворчание ледника под нами. Зимой огромный массив льда
смерзается еще сильнее, и от стяжения появляются внезапные трещины. Мы
боялись, что ледник вот-вот разверзнется прямо под нами, тогда конец.
Да, плохо нам приходилось. Однако мысль о том, что испытывают там,
наверху, Торнлей и Крейс, была еще невыносимее. Если они еще живы,
разумеется... Марч лежал, закрыв лицо руками и поджав ноги, чтобы немного
согреть их.
-- Вы знаете, какой сегодня день, Тенцинг? -- спросил он вдруг.
-- Нет, какой?
-- Рождество, -- ответил Марч.
Утром было еще холоднее, если только это возможно. Чтобы согреть чай,
открыть пару консервных банок и зашнуровать обувь, понадобилось несколько
часов. Дыхание замерзало в воздухе, на щеках и носу повисали сосульки.
Наконец мы выбрались из палатки и продолжили восхождение. Сугробы
становились все глубже. Мы уже не столько лезли, сколько плыли по снегу. Я
спрашивал себя, как же прошли здесь те двое, пока не вспомнил, что с тех пор
выпало еще много снегу. После часа напряженных усилий мы продвинулись всего
на полсотни метров. За следующий час -- еще того меньше. Ноги Марча были в
ужасном состоянии. Хотя он не хотел признать этого, я видел, что он
совершенно выбился из сил. Мы с Аджибой тоже начали выдыхаться, и на исходе
третьего часа стало ясно, что -все наши усилия ни к чему. Мы остановились.
Посмотрели на белую холодную громаду Нанга Парбата, возвышавшуюся на тысячи
метров над нашими головами. Мне вдруг пришла в голову безумная мысль
покричать, но звук проник бы в этих снегах, самое большее, на пятьдесят
метров, к тому же у меня просто не было сил. Мы медленно повернули кругом и
пошли обратно.
Нам удалось дойти до базового лагеря вечером того же дня. Анг Темпа и
Пху Таркай встретили нас, согрели, накормили. Скоро я чувствовал себя совсем
хорошо. В четыре часа следующего утра мы с Анг Темной отправились известить
власти. Мы двигались почти бегом и достигли Гилгита уже к полуночи. Военные
власти любезно согласились помочь с поисками. Отряд в составе лейтенанта и
одиннадцати солдат направился в горы с максимальной быстротой, продвигаясь
местами на автомашинах. Однако все было напрасно. В наше отсутствие выпал
еще снег, и на этот раз, хотя нас стало гораздо больше, мы не смогли
подняться даже до лагеря 1. Несколько дней спустя мы окончательно покинули
Нанга Парбат, оставив наших друзей покоиться в ледяной могиле вместе с
другими жертвами горы.
В Гилгите нам предоставили военный самолет, и мы облетели вокруг горы,
надеясь увидеть какие-нибудь сигналы. Ничего... Общее мнение сводилось к
тому, что Торнлей и Крейс, подобно немцам в 1937 году, были погребены
лавиной, и это вполне вероятно. Однако я подозреваю, что с ними случилось
то, чего мы так боялись в ужасную рождественскую ночь в лагере 1: ледник
внезапно разверзся и поглотил их вместе с палаткой.
Марч едва мог ходить. Но это было ничто в сравнении с его душевными
переживаниями. Сколько ожиданий было связано с этой экспедицией, мы
собирались побывать в интересных местах, проделать такую увлекательную
работу; но за что ни брались, все не ладилось, ничего не выходило, а в
конечном счете погибли его лучшие друзья. В печальном настроении покидали мы
Гилгит, а в Амритсаре, в Пенджабе, настало время расстаться и с Марчем.
-- Что вы станете делать теперь, Тенцинг? -- спросил он.
Я силился улыбнуться, подбодрить его немного и посмотрел на Анг Темпа.
Темпа -- низенький и коренастый, ходит очень забавно, вразвалку, и в начале
экспедиции мы несколько раз шутливо сравнивали его с гималайским медведем.
-- Что ж, остается только продеть Анг Темпа кольцо в нос, -- ответил я.
-- Стану водить его напоказ по базарам и заработаю так немного денег.
Марч улыбнулся в ответ, и все-таки прощание получилось грустным.
СВЯТАЯ ГОРА
Существует у шерпов поверье, что критический возраст для женщин
наступает около тридцати лет, для мужчин -- около сорока. Именно в эти годы
жизни с человеком случается самое хорошее или самое плохое. И вот подошел
как раз мой критический возраст -- мне исполнилось тридцать шесть лет, когда
я ходил на Нанга Парбат, -- и начало было нехорошее. На "Голой горе" я
впервые участвовал в экспедиции, потребовавшей человеческих жертв, а в
следующем году -- еще в двух, столь же трагических. Три восхождения подряд с
роковым исходом... И хотя я сам остался невредим, все приметы сулили беду.
Лишь в 1952 году моя фортуна совершила неожиданный крутой поворот. Но об
этом позже.
Я слышал, как англичане говорят "сегодня густо, а завтра пусто", это же
можно сказать о восхождениях в Гималаях. В течение ряда лет во время войны и
после нее экспедиции почти прекратились, и стало очень трудно с работой.
Зато в начале 50-х годов в каждом сезоне экспедиций было несколько, и, с
какой ни пойди, все казалось, что ты упустил другую, не менее, а может, и
более интересную. В 1950 году, когда я ходил на Бандар Пунч, французы
штурмовали Аннапурну, взяв рекордную для того времени высоту. Разумеется, в
этой экспедиции участвовало много наших шерпов; мой старый друг Ангтаркай
занимал должность сирдара. Им пришлось немало потрудиться, чтобы спустить
восходителей с горы живыми; слушая их рассказы, я жалел, что не участвовал в
великом событии. Далее, в том же году, когда я был на пути к Нанга Парбату,
Тильман и американский альпинист Чарлз Хаустон впервые провели небольшой
отряд через Непал к южной стороне Эвереста. Правда, они не были снаряжены
для настоящего восхождения, но зато отряд прошел через Солу Кхумбу к
подножию горы и собрал очень много новых данных для штурма с южной стороны.
А я жалел, что и эта экспедиция состоялась без моего участия.
В 1951 году на Эверест выступила новая большая экспедиция во главе с
Эриком Шиптоном. Они не очень надеялись взять вершину, но намечали подняться
возможно выше и разведать хороший южный маршрут. Я столько раз ходил на
Эверест и так свыкся с ощущением, что это моя гора, что страшно переживал
невозможность идти с ними. Однако нельзя быть одновременно в двух местах, а
я уже договорился через Гималайский клуб с другой группой. Речь шла о
французской экспедиции на Нанда Деви, где я побывал еще в 1936 году, правда
не совершив настоящего восхождения.
Вместе с другими шерпами -- меня опять назначили сирдаром -- я
встретился весной в Дели с восходителями, и вскоре мы двинулись в Гархвал.
Мне приходилось иметь дело с говорящими по-французски швейцарцами в 1947
году, но никогда еще с настоящими французами. Я убедился, что они полны
решимости и энтузиазма. Взятие Аннапурны в прошлом году вызвало большое
воодушевление во Франции; все тамошние альпинисты только и думали о
Гималаях, и первоначально было задумано штурмовать еще более высокую гору.
Однако им не удалось получить разрешения, тог да они разработали смелый и
оригинальный план штурма Нанда Деви. Как уже говорилось, главная вершина
была взята Тильманом и Оделлом в 1936 году, а в 1939 году польская
экспедиция взошла на несколько уступающую ей по высоте соседнюю вершину,
известную под названием Восточная Нанда Деви. Вместе с тем никому еще не
удавалось взять обе вершины на протяжении одной экспедиции. И вот французы
решили осуществить это, причем не путем последовательного восхождения, а
перейдя с одной вершины на другую по соединяющему их высокому гребню. Ничего
подобного еще не знала история Гималаев; экспедиция сулила много трудностей
и опасностей.
Нас было восемнадцать человек: восемь французов во главе с Роже Дюпла,
в большинстве лионцы, девять шерпов и представляющий индийскую армию "Нанду"
Джайял (теперь уже капитан), с которым я ходил на Бандар Пунч в 1946 году.
Сверх того, как обычно, местные носильщики. К сожалению, у нас были
неприятности с ними из-за жалованья, однако, несмотря на споры и даже уход
отдельных носильщиков, мы продолжали путь, прошли глубокую долину Риши Ганга
и оказались в конце концов у восхитительного цветника "Святыни" у подножия
Нанда Деви.
"Благословенная богиня". "Святая гора"...
В предыдущий мой поход сюда нашей целью было не восхождение, и на меня
произвела большое впечатление красота горы. Теперь же другое дело: мы пришли
взять даже не одну, а обе вершины, и я видел не только их красоту, но и
огромные размеры и грозный вид. Особенно внушительной казалась часть горы,
служащая ключом ко всему плаву, -- соединяющий обе вершины большой гребень,
по которому думали пройти французы. Высота главной вершины Нанда Деви 7816
метров, восточной -- около 7400 метров; зубчатый гребень нигде не опускается
ниже 6900 метров. А длина его превышает 3200 метров! Бесспорно, нам
предстояла тяжелая задача, и я не очень-то верил в успех.
Но французы были настроены оптимистически, а Дюпла, чрезвычайно горячий
и нетерпеливый человек, считал, что все восхождение можно совершить чуть ли
не за пару дней. Конечно, на деле мы двигались не так скоро, но все-таки
быстрее, чем почти все экспедиции на моей памяти, и благодаря хорошей погоде
вскоре разбили целую цепочку верхних лагерей над базовым. База располагалась
на склоне главной вершины, поскольку решено было начать штурм с нее, затем
совершить траверс по гребню и спуститься вниз по восточному пику. Штурм и
траверс должны были провести лишь двое -- сам Дюпла и молодой альпинист
Жильбер Винь. Оба были искусными восходителями, особенно Винь; хотя ему
исполнился всего двадцать один год, он совершил уже ряд выдающихся
восхождений в Альпах и лучшего скалолаза мне не приходилось видеть. Но на
Нанда Деви голых скал мало. Там много снега -- и большие расстояния. План
французов невольно казался мне безрассудным.
Из лагеря 3, где собралась большая часть экспедиции, Дюпла и Винь
поднялись с несколькими шерпами выше и разбили лагерь 4 на высоте примерно
7200 метров. Затем носильщики спустились, альпинисты же переночевали и утром
29 июня выступили на штурм. Они несли помимо обычного снаряжения легкую
палатку и довольно много продовольствия, так как рассчитали, что придется
провести ночь на гребне.
Тем временем были приняты меры к тому, чтобы встретить их на склоне
Восточной Нанда Деви. Для этого выделили альпиниста Луи Дюбо, врача
экспедиции Пайяна и меня. За несколько дней до завершающего броска мы прошли
