Не мели чепухи, желтоглазый!
Его дыхание установилось, он снова владел собой. Надежный, устойчивый,
спокойный, он проталкивал слова сквозь сжатые зубы.
Не верьте ему, милорд. Он просто набивает себе цену. Скажите, как вы?
Этот негодяй не задел вас?
Он не притронулся ко мне, медленно произнес Эсториан.
Кажется, все обошлось, подумал он с облегчением и вдруг с ужасом увидел,
как сереет лицо Годри, как судорожно подергиваются пальцы его здоровой руки.
Слава богам! сказал Годри. Его голос словно осип, каждое слово ему
давалось с трудом. Ох, милорд, я думал, что вы убиты!
Они околдовали меня.
Он делал неимоверные усилия, чтобы подняться, но нижняя половина его тела
была словно придавлена камнем. Годри пошатнулся и грузно осел на пол.
Эсториан обнял слугу, чувствуя, как дрожит его сердце.
Быстро! Зови лекаря! скомандовал он оленейцу.
Зачем? безразлично сказал тот. Он уже мертв. Ничто не поможет ему.
Маги помогут, заверил Эсториан. Что-то росло в его душе, не гнев, нет
какое-то другое, черное и сверкающее чувство. Ты не умрешь, сказал он
Годри.
Годри молчал. Яд делал свое дело. Его тяжелый приторный запах разливался
вокруг.
Он попытался сконцентрировать свою силу. Она прибывала, но медленно, по
капле, а ему нужен был ровный, мощно струящийся поток. Солнце помогло бы ему,
но сейчас стояла глухая ночь, беззвездная и безлунная, и дождь за окном стру
ился, как слезы.
Хорошо, что яд подействовал быстро, сказал оленеец. Ему не пришлось
мучиться.
В устах оленейца эта фраза была несомненным выражением сочувствия. Эсториан
обнаружил, что стоит на коленях, вцепившись в бедра асанианского воина, и
тормошит его, словно тряпичную куклу. Оленеец не сопротивлялся.
Нет, пробормотал Эсториан, нет.
Да, сказал оленеец.
Мой друг умер?
Да.
Наглое, надменное, бездушное существо. Эсториан ударил его и отстранился,
натолкнувшись на взгляд золотых глаз, в которых шевельнулось нечто, похожее
на изумление.
Мой друг умер. Он вяло и равнодушно огляделся вокруг. Он умер, а я не
сумел уберечь его. Он умер, защищая меня.
Он умер глупо, сказал оленеец. Он не сумел бы вас защитить.
Я убью тебя. Эсториан вскинул голову. Ты мог прийти раньше. Почему ты
пришел так поздно?
Я ни секунды не медлил.
Ты должен был охранять меня.
Вы сами услали нас прочь.
Эсториан задержал дыхание. Ему хотелось заплакать, но он не мог вспомнить,
как это делается.
Ты... ты не должен был уходить! Я убью тебя! Ты должен был находиться
здесь! И умереть, как подобает воину!
Нет.
Разве оленейцы не служат мне? Разве они не должны умирать за меня по
первому моему знаку?
Только не я.
Эсториан изумился.
Разве я ничего не значу в твоих глазах?
Я служу трону, холодно произнес оленеец и кивком указал на тело Годри.
Он жил для тебя и для тебя умер.
Эсториан вновь ухватился за черный плащ. Оленеец стоял неколебимо. Для
асанианина он был слишком высок, и голос его был слишком низок. Может быть,
он просто стар? Но кожа возле его глаз была гладкой, как у мальчишки. Там,
ond вуалью, угадывался прямой нос, резко очерченный подбородок. Кто он?
Демон? Или прислужник иных сил?
Нет. Это просто тупая и бессердечная боевая машина. Эсториан с отвращением
оттолкнул его от себя и бросил взгляд на тела, лежащие рядом. Труп Годри
съежился. Яд разлагал плоть. А дух его уже летел к пустыням Варяг-Суви.
Ночной злодей был облачен в костюм оленейца. Эсториан откинул вуаль.
Плоские щеки, маленький нос, круглые пуговицы глаз. Это лицо ничем не
отличалось от сотен и тысяч других асанианских лиц.
Он не из наших, сказал оленеец.
Эсториан, ничего не ответив, продолжал раздевать мертвеца. Спокойствие.
Только спокойствие. Все позже. Ненависть, ярость, тоска. И, может быть,
слезы.
Полное безволосое тело. Обритое и под мышками, и в паху. Неожиданность: он
не евнух. Никаких пятен, знаков или других отметин, чтобы понять, из каких
мест он пришел.
Как ты догадался, что он не из ваших?
На лице нет шрамов. Оленеец помолчал и добавил: На теле тоже.
Тогда кто же он?
Дурак, сказал оленеец.
У него хватило ума, чтобы проникнуть в мою спальню, околдовать мою плоть
и попытаться меня убить.
Голос его задрожал, но он справился с ним. Он должен быть спокоен. Он
должен. Иначе ему нечего делать здесь в Золотом дворце, где преступники
разгуливают свободно, как евнухи.
Он убил моего слугу. Он далеко не дурак. Он маг или человек, искушенный
в магии.
Дважды дурак, повторил оленеец. Он притворился одним из нас. А это не
так. Теперь те, кто его послал, будут иметь дело с нами.
Но как вы узнаете...
Узнаем, сказал оленеец.
Эсториан встал. Его вновь затрясло.
Будь добр, указал он на тела, распорядись относительно всего этого. А
также найди Айбурана. Это жрец Солнца из Эндроса. Ты знаешь его?
Мы знаем его.
Я не хочу, чтобы моя мать и мои, сказал он с усилием, жены узнали о
происшедшем. По крайней мере до завтрашнего утра. Его охватил ужас.
Послушай, если убийц много, они ведь могут напасть на них.
Я распоряжусь, коротко сказал оленеец.
Он был надменен и холоден, но от его отрывистых фраз веяло сдержанной
силой. Когда он ушел, комната вновь наполнилась темнотой и в углах ее
зашевелились зловещие тени.
Эсториан сел возле Годри. Южанин уже похолодел, его мускулы стали коченеть,
он больше не казался спящим. Безжизненность, холод и пустота. Ничто,
улетающее в ничто.
Он пригладил мертвые волосы слуги, вытянул его ноги, сложил на груди руки.
Нож злодея все еще был зажат в кулаке Годри, он оставил его в том же
положении, как трофей, которому пристало находиться в руке победителя. Все
правильно. Годри выиграл эту битву. Не его вина, что капелька яда проникла в
его кровь, он все равно победил, и даже смерть не в состоянии отнять у него
эту победу.
Асаниан, сказал он. Это Асаниан. С его церемониями, фальшью и ядом.
О, как я ненавижу эту страну, Годри.
Его слышали только мертвые. Стражу он разогнал сам, а слуги... Он
встрепенулся. Действительно, куда могли подеваться слуги? Возможно, они тоже
мертвы? Или околдованы, так же как был околдован он сам.
Он сел, откинувшись на пятки.
Такое больше не повторится, Годри. Я буду настороже. Они не пробьются
сквозь стены моей защиты.
Он вскрикнул.
Магические стены?! Его покои постоянно окружены ими. Как мог он об этом
забыть! Ни один маг не сумеет сквозь них пробиться, ни один чародей не сможет
g`jhmsr| сквозь них свою сеть.
Значит, здесь действовала не магия, а просто дурман, наркотик. Тонкое
вещество, подмешанное в грубое вино или распыленное в воздухе. Тогда все
становится проще. Тогда есть возможность обнаружить человека, решившегося на
такой шаг и подославшего убийцу. Кто он? Скорее всего, какой-то обиженный
лорд или патриот, ратующий за чистоту императорской крови!
Голова пухла от лихорадочных размышлений. Затылок раскалывался, и страшно
ломило в висках, но все же это было лучше, чем праздно сидеть и предаваться
тяжелым думам о том, что рядом с тобой лежит мертвый друг, которого погубила
твоя беспечность.
Оленеец вернулся один. Эсториан узнал его по глазам, просвечивающим сквозь
тонкую ткань вуали.
Где Айбуран? спросил он.
Там, ответил оленеец. Одевается после сна. И тут же придет, если
милорд захочет его видеть.
Да, сказал Эсториан, пригласи его, пусть придет, и когда тот
повернулся, чтобы уйти, добавил: Постой. Скажи мне свое имя.
Оленеец застыл на месте и некоторое время молчал. Потом спросил:
Вы действительно хотите его знать, милорд?
Да.
Страж легким движением руки приспустил вуаль. Его золотые глаза блеснули.
Грозные, жаркие, отважные глаза льва. Так, подумал Эсториан, судьба посылает
мне родственника. Кто он? Боковой побег когда-то могущественного клана? Или
игра природы? Простолюдин, которому выпал счастливый жребий.
Они называют меня Кору-Асан, сказал оленеец. Корусан.
Эсториан рассмеялся. Коротко и негромко.
Желтый глаз, сказал он.
Золотой, поправил оленеец. Если вам будет угодно.
Они зовут меня так же, ты знаешь? Однажды я слышал их разговор.
У вас острый слух, сказал Корусан.
И взгляд, в который плеснули масла.
Золота.
Поворачиваясь к двери, он слегка наклонил голову. Это могло быть знаком
уважения. Или хитро скрываемой насмешкой.
ГЛАВА 24
Присутствие Айбурана успокаивало. Его неколебимая невозмутимость, казалось,
обладала свойством извлекать порядок из беспорядка. Эсториан знал, что
северянин сделает все, чтобы не дать ситуации подмять его под себя. Ему
хотелось, как в детстве, броситься на грудь косматому великану и выплакаться
всласть. Однако, как император и взрослый мужчина, он, конечно, не мог себе
этого позволить и потому недвижно сидел в кресле, безучастно наблюдая, как
растерявшие все свое высокомерие слуги хлопочут вокруг него. Одни, суетясь и
отворачивая лица, потащили тело убийцы на внешний двор, чтобы распять его на
высокой отвесной стене, другие унесли тело Годри, чтобы после бальзамирования
выставить его в Зале Цветов. Все это происходило без вмешательства Эсториана,
точно так же, как многое в Асаниане делалось без него. Император им был вовсе
не нужен. Им нужен был символ, вывеска, имя, проставленное на документе
крупнее и выше других. Как он живет и что он чувствует этим не
интересовался никто. Асаниан в любом случае оставался Асанианом. И все тут
шло своим чередом.
Айбуран восстал над ним, словно башня Черного Замка.
Здравствуй, малыш, сказал он низким, глубоким голосом.
Эсториан одеревенел. Ему вдруг захотелось его ударить. Так капризный
ребенок, получив долгожданную игрушку, внезапно Швыряет ее на пол и топчет
ногами.
Годри мертв, сказал он.
Я знаю. И сожалею об этом.
Неужели?
Айбуран сел у ног Эсториана и обхватил руками его колени. Лица слуг
sdhbkemmn вытянулись, по толпе придворных прошел шепоток. Личность императора
Асаниана была неприкосновенна в самом прямом смысле этого слова. Никто не
имел права касаться его персоны, кроме особо доверенных лиц, личных слуг и
женщин-избранниц.
Айбуран несомненно знал об этом, но не переменил позы и долго вглядывался в
лицо своего бывшего подопечного.
Да, сказал он наконец, ты не очень-то хорошо выглядишь, малыш.
Есть от чего, сказал Эсториан.
Могло быть и хуже.
Не для Годри.
Они помолчали.
Видишь ли, осторожно заговорил Айбуран. Жизнь одного человека, даже
горячо любимого тобой и уважаемого многими людьми, мало что значит, когда
речь идет о спокойствии двух империй.
В эту ночь, сказал Эсториан, я не могу мыслить такими категориями. Я
только знаю, что он мертв.
Но ты жив.
Это тоже загадка. И еще вопрос я ли это? Я меняюсь здесь, Айбуран. Мне
не нравится, что я так меняюсь.
Ты не меняешься, сын. Ты расширяешь свои границы. Керуварион всего лишь
половина тебя. В тебе начинает жить другая твоя половина.
Значит, вторая моя половина это холод, тяжесть, жестокость, это смерть
моего отца и гибель моего друга, это я, загнанный в ловушку и понимающий, что
рядом находится тот, кто копает для меня яму...
Душа твоя плачет сейчас и требует мщения. В этом нет ничего дурного,
малыш.
Ты заменил мне отца. Ты можешь сейчас дать мне больше, чем пустые слова?
Я только этим и занимаюсь. Ты задумывался о том, куда девалась твоя сила?
Ее взял Асаниан.
Нет, сказал Айбуран, ее уничтожил ты. Ты закрыл все каналы своей
