- Ты двигаешься вперед слишком настойчиво, - сказала она, - и
слишком быстро.
- Но не так быстро, как мне хотелось бы.
- Ну разумеется.
Она села рядом с ним. Она никогда не призналась бы в том, что устала, но
именно этим объяснялись темные тени вокруг ее глаз, и легкая бледность на
коже цвета меда, и скованность, с которой она поднялась. Сареван обнял
мать и привлек к себе.
- Скажи мне, в чем дело, - попросил он.
Она положила голову на его плечо и вздохнула. Долгое время ему казалось,
что она не ответит. Но когда она заговорила, в ее голосе не ощущалось той
слабости, которая охватывала ее тело.
- Всегда есть причина. То генералы выходят из повиновения. То
правители стремятся к большей власти. Простой люд теряет терпение. Янон
вопит, что превратился всего лишь в отдаленную приграничную область
империи Мирейна, в то время как он должен быть самым главным из всех
княжеств, ведь там император впервые взошел на трон, хотя впоследствии и
оставил Янон, чтобы править на юге. Словно он не проводит каждые полгода
в Хан-Яноне, мучаясь от уединенности и от тревог, которые неизбежно
ожидают правителя такой обширной империи. А Сто Царств кричат то
хором, то по отдельности о том, что он слишком много внимания уделяет
северу, хотя только они сделали его императором. При этом они забывают,
что именно князь Хан-Гилена увещеваниями, угрозами и наказаниями
добился у них согласия на это. Восток требует от него еще большего
внимания, а западу нужно еще больше, чем востоку. Лорды хотят войны,
простые люди - мира, а торговцы пекутся о своей выгоде.
Слишком пространно для ответа, если это вообще можно назвать ответом.
- И? - спросил Сареван.
- И все в таком роде. Я никогда не хотела быть императрицей. Я хотела
лишь Мирейна.
- Тебе следовало подумать об этом прежде, чем хитростью заставлять
жениться на тебе. Тебе следовало найти ему невесту из хорошей семьи,
наделенную способностями к канцелярской работе и не склонную к
альковным забавам, устроить их свадьбу, а самой стать его наложницей.
Элиан в гневе отпрянула.
- Наложницей! Нет, я хотела быть его возлюбленной и равной ему.
- А значит, императрицей при своем императоре.
Она сверкнула глазами. Сареван рассмеялся, на этот раз искренне, и
поцеловал ее.
- Что касается меня, я рад, что ты вышла за него. Жизнь гораздо легче,
когда все в рамках закона. Ну, хватит уклоняться от ответа. Скажи мне, что
заставляет тебя бродить по залам в то время, как ты должна очаровывать весь
совет?
-Ты.
Его разум напрягся, ожидая хитрых вопросов и изобретая не менее хитрые
ответы. Молчание повергло его в неподвижность. Она всегда была
непредсказуема, эта Элиан из Хан-Гилена, леди Калириен, повелительница
армий Солнцерожденного.
Она знает. Она пришла, чтобы остановить его. Но нет. В ее глазах он видел
многое, но только не ужас перед изменой. Элиан была слепа, как и все
остальные. Она видела лишь своего бедного искалеченного ребенка.
Сареван разинул рот, зная, что выглядит как последний дурак.
-Я?- Он оглядел себя. На нем был надет костюм южанина, чтобы обилие
одежд прикрыло выступающие кости. Но теперь он уже не казался таким
худым, как прежде. Его тело, чудесное творение, не теряло ни капли из того,
чем его питали. - Не стоит беспокоиться обо мне. Я поправляюсь, и
довольно быстро; сейчас я как раз собирался отправиться на совет. Может
быть, пойдем вместе? Или у тебя есть более неотложные дела? Если нужно, я
могу говорить от лица нас обоих.
Теперь настала ее очередь пристально вглядываться в него и молчать,
подбирая нужные слова. Но она вовсе не выглядела глупо. Она выглядела как
никогда прекрасной, но очень усталой и очень... печальной. Сердитой.
Сострадательной.
- Нет, Вайян, - сказала она чересчур непринужденно, - я и одна могу
посетить совет. Если тебе не хочется отдыхать, то не навестишь ли ты нашего
гостя из Асаниана? Я только что встретилась с ним, он на чем свет стоит
проклинал этот дождь. Кажется, ему требуется компания.
Сареван застыл. Темнота затопила его мозг, горечь разлилась во рту. Таким
тоном мать не разговаривала с ним с тех пор, когда он был так мал, что его
можно было взять на руки. Она словно говорила ему: <Да, да, дитя мое, ты
поможешь маме, но не сейчас; мама придет к тебе попозже, когда закончит
свои дела, и тогда мы поиграем, ладно?> Он разгадал смысл, который
скрывался в ее интонациях: <Ну конечно, ты не справишься на совете в
одиночку, бедный наивный ребенок. Ведь у тебя нет твоей силы. Ты слаб и
искалечен, и ты разрываешь мое сердце, потому что стараешься вести себя
так же доблестно, как и раньше. Но это тебе не по силам. Ты не можешь этого
и не должен притворяться, что можешь>.
Сареван снова вскочил на ноги. Его вновь удивило, что его мать, когда-то,
во времена его детства, возвышавшаяся над ним, теперь едва достает ему до
подбородка. Он превратился в мужчину, если не превосходящего в росте ее
рыжеволосых родичей-гилени, то и не уступающего им. Но среди магов он
теперь ничто.
- Хорошо, - произнес его язык кисло-сладким тоном. - Пойду-ка я
поиграю с наследником Асаниана. Он хочет научить меня новой игре. В
основном в нее играют в постели, и это так захватывающе. Хотя, может быть,
я уже слишком стар для подобных забав. Как ты думаешь, мама?
Она влепила ему пощечину. Увесистую. Настоящую. Сареван покачнулся и
ответил на ее яростный взгляд еще более яростным и сверкающим.
- Не обращайся со мной как с ребенком, мама. Или как с простачком. Или
как с искалеченным животным, за которым надо тщательно ухаживать, чтобы
оно не погибло. Я ни то, ни другое, ни третье. Я все еще ношу на себе метку
Аварьяна и огонь, который был мне подарен вместе с ней. Я все еще Высокий
принц Керувариона. И нигде, - сказал он тихо и глухо, - нигде нет закона,
постановляющего, что король обязательно должен быть магом.
Ее яростная вспышка потухла.
- Вайян, - сказала она. - Вайян, я не думала...
- Не думала, да? Ты просто уверена, и это твоя самая большая забота.
Наследник Керувариона больше не соответствует своему титулу. Император
Керувариона отказывается говорить об этом. Канцлер Керувариона
настаивает, что нет причин для беспокойства. Повелитель Северных
Княжеств, который менее всех склонен к магии, не проявляет к тебе особого
сострадания. А я... я знаю, что если не научусь жить как простой человек, то
вообще не буду жить.
- Вот этого я и боюсь, - сказала Элиан.
- Ты просто верь. Верь в своего сильного молодого сына.
- Не насмешничай. Тебе это не идет.
Губы Саревана скривились, и он выпятил подбородок.
- Пожалуй, я пойду получать свой урок, мама. Может быть, я не смогу
править, но по крайней мере узнаю, как зачать сына, который сможет.
Если она и пыталась остановить его, то не слишком настойчиво. Сареван в
ярости подлетел к двери Хирела и распахнул ее.
Там не оказалось никого, кто мог бы одобрить его или высмеять. В тусклом
свете пасмурного дождливого дня Сареван прошел через все покои. В самой
дальней комнате мерцал огонек лампы, освещая два сплетенных тела,
бронзовое и золотое. Хирел держал в объятиях женщину, на них не было
ничего, кроме украшений, и не оставалось никаких сомнений, чем они
занимаются. Даже когда Сареван в изумлении застыл на пороге, рука Хирела
продолжала блуждать по налитой округлости женской груди.
Сареван отшатнулся. Он не чувствовал ревности, лишь судорога свела его
чресла. Это было возмутительно. С Хирелом была леди. Баронесса, вдова
барона. Как она посмела позволить этому неверному соблазнить себя? Как он
дерзнул сделать это?
Любовники заметили его. Без малейшего смущения женщина поднялась с
ложа. Ее глаза блестели, бронзовые щеки заливал румянец. Присев в
глубоком реверансе, она произнесла:
- Мой принц.
Ее нельзя было назвать красавицей: широкие скулы, короткий нос,
чересчур большой рот. Но ее глаза были великолепны, а тело...
Она прикрылась, не очень поспешно, но и не слишком медленно, и
грациозно удалилась.
Сареван вздрогнул и судорожно вздохнул. Хирел поднялся и взглянул ему в
лицо. Юноша был не столь любезен, чтобы выглядеть пристыженным.
- Это что, твой способ отомстить Керувариону? - спросил его Сареван.
- Развращение нашего дворянства?
- Это твои слова, а не мои.
- Так. - Сареван шагнул в комнату. - Тогда разврати меня.
- Нет.
- Почему? Потому что я хочу этого?
- Вовсе нет. - Хирел вернулся в свое гнездо из подушек и растянулся
словно кот, деликатно зевнув, как этому учат девушек. Потом он оперся на
локоть и бросил на Саревана взгляд исподлобья. - Я никого не развращаю.
Я учу, я усмиряю, я освобождаю.
Сареван опустился на одно колено, пододвигаясь ближе.
- Освобождаешь? И меня можешь освободить? - Его пальцы сомкнулись
на горле Хирела. - Можешь, Хирел Увериас?
- Ты в превосходном состоянии, как я погляжу, - спокойно произнес
Хирел. - Ты опасен? Наверное, мне пора начать умолять о милосердии?
Сареван посмотрел на безмятежное лицо принца. На свою руку. На его
тело. И подумал, что действительно опасен, что готов наброситься на Хирела,
пренебрегая великодушным милосердием.
Его рука опустилась. Он почувствовал горечь, потому что не был создан
для подобной жестокости.
Он зарылся лицом в подушки. Ему оставалось либо это, либо бежать,
рыдая, через весь Эндрос.
- Не позволю, - процедил он сквозь зубы. - Не позволю им
манипулировать мной, ухаживать за мной и оберегать, как глупого ребенка.
Они не оставили мне ничего, что приличествует моему происхождению и
моему воспитанию. Одну лишь жалость. Потому что все они маги, а я... я...
- Прекрати, - сказал Хирел. - Или, клянусь, я начну хохотать и ты
попытаешься ударить меня, а я не в том настроении, чтобы драться.
Саревану пришла в голову мысль об убийстве. Так далеко он не заходил
даже когда у него была его сила. Но его разум не знал об этом. Он напрягся,
стараясь проникнуть в пустоту, и обнаружил нечто, называемое болью.
Сареван поднялся. Ему хотелось обхватить руками пульсирующую голову,
но он с трудом удержался от этого.
- Сегодня, - сказал он. - Мы едем сегодня.
- Так рано? Но ведь я сказал Варзуну... два дня...
- Сегодня.
Он осторожно повернулся и сделал шаг вперед. На его пути оказалось
препятствие. Оно было крупным, сильным и искусно использующим свою
силу. Оно произнесло:
- Ты поступаешь неразумно.
- Будь готов, - сказал Сареван. - Я приду за тобой.
- Ты спятил, - сказал Хирел.
Но Сареван уже ушел.
Сареван старался сохранить то же настроение. Оно должно было
поддерживать его до тех пор, пока он не окажется далеко от Эндроса. Он
лелеял и вскармливал свое состояние духа, скрывая его за ослепительной
белозубой улыбкой.
Когда отец нашел его, Сареван не улыбался. Он находился в своей башне,
голый и мокрый после купания, и вертел в пальцах белую шелковую ленту.
Только на ней не было золотых пластин. Его прежняя лента осталась в
Шoн'ae вместе с четырьмя дисками. Обычай требовал, чтобы жрец, который
носит ленту, сам загибал углы пластин, сам пробивал их и пришивал к ленте.
Теперь у Саревана не было времени делать их заново. Это могло подождать
до тех пор, пока узел не будет разрублен.
Он услышал, как открывается дверь, и узнал эту поступь, легкую и почти
бесшумную. Он ждал появления отца. Так всегда происходило после того,
как он ссорился с матерью. Отец дал ему время немного остыть, пришел и сел
рядом с ним, ничего не говоря. В основном все уже сказала его мать, когда он
открыто выступил против воли отца. Это было похоже на танец двух лун.
Он должен сопротивляться. Должен не спеша вглядеться в мрак, царящий
внутри него, и вызвать видение, которое скажет ему, почему он не может
отступить.
Рядом с его ладонью легла другая ладонь. Два Касара. Двойной блеск
слепил глаза Саревана, и он сощурился.
- Пока у тебя есть это, - сказал Мирейн, - ты мой наследник. Я издал
этот закон, когда ты родился, и не изменю его.
- Да, ничего не было сказано о его изменении. Но многое заставляет
