- Ну, это не сегодня, - насмешливо ответил мне незаметно подошедший дед.
- Обожди. Поработай у меня молотобойцем, глядишь, к весне окрепнешь и
выправишь ему ноги по всем правилам.
Вот так и началась наша странная дружба, не оставшаяся незамеченной
одноклассниками.
- Бублики - по четвергам, а баранки - по пятницам! - язвительно заметил
Мишка, когда я вернулся в школу через несколько дней.
С того дня предложенное им для деда дурацкое прозвище Баранка
основательно приклеилось ко мне.
Впрочем, новое и необычное дело приносило столько свежих впечатлений, что
я легко смирился с обидной кличкой. Каким же тяжелым и сложным оказалось
вблизи кузнечное ремесло! Очень скоро мои руки вплотную познакомились со
всеми многочисленными молотками, молотами и молоточками из арсенала дедушки
Бублика. И только к огромной кувалде на короткой ручке, что висела в углу
кузницы под потолком, дед категорически запретил мне приближаться.
- Это и не инструмент вовсе, - сказал он, сурово посверкивая глазами
из-под кустистых бровей. - И трогать его ни к чему. Держись от этого молота
подальше, иначе беды не оберешься.
Но меня особенно и не тянуло к заповедной кувалде. Вполне хватало возни с
остальным инвентарем. Отсидев на уроках, я сразу же бежал в кузню, где дед
немедленно загружал меня работой по уши. Мои ладони покрылись жесткими
мозолями, спина распрямилась, мышцы окрепли. И действительно, к весне я,
пожалуй, смог бы привести Мишкины ноги в порядок. Вот только весна все
никак не наступала. Солнце совсем не выглядывало из-за низких свинцовыхтуч,
которые заполонили все небо - казалось, навсегда. Ветер дул только
северный; птицы не вернулись с юга или замерзли где-то по дороге. Почки на
деревьях не распускались. По телевизору все чаще звучали страшные слова:
"глобальный термоэкологический кризис", "новый ледниковый период" и просто
"конец света". Народ обвинял в бедствии ученых, ученые - политиков,
политики, как водится, - других политиков, но чужих. Мы утверждали, что во
всем виновата американская технократия, а американцы пеняли на наше
разгильдяйство. Мировое сообщество тоже разделилось, как в годы холодной
войны, только на этот раз на стороне России было, похоже, большинство. Дядю
Сэма сильно недолюбливали за диктаторские замашки и чрезвычайно широкую
сферу жизненных интересов - величиной с весь земной шар.
Дед Бублик, как-то раз выслушав от меня очередной пересказ последних
новостей, покачал головой и произнес:
- Нет, это еще не конец. Это Фимбул.
А вечером к нему прискакал на огромном коне загадочный гость. Наверное,
финн - такой высокий старик в широкополой шляпе не по сезону, и к тому же,
кажется, одноглазый. Он почти два часа о чем-то беседовал с нашим кузнецом
на незнакомом языке. Я понял только то, что гость очень хотел чего-то
добиться от деда, а тот не соглашался. Когда старик в шляпе уехал, дед
Бублик долго смотрел ему вслед через мутное стекло единственного окошка,
сдвинув и без того сросшиеся брови. Казалось, он дожидается, когда,
наконец, ветер окончательно заглушит своим свистом гулкий и частый перестук
копыт, такой, как будто не один конь скачет, а сразу два.
С тех пор дед стал совсем мрачным и все чаще посматривал на кувалду,
висящую под потолком, - ту самую, что к инструменту, по его словам, не
относилась. И было в этом взгляде нечто такое, отчего мурашки бегали по
спине.
Через неделю заявился еще один финский гость, на этот раз с огромным
рогом на перевязи через плечо. Он тоже чего-то требовал от деда на том же
языке; дед снова отказывался, на этот раз короче и грубее. Когда незнакомец
выходил за порог, дед зло сказал ему в спину по-русски: - Хватит,
повоевали! Дуй в свою дудочку, коли охота... Наконец, я застал у Бублика
однорукого нездешнего мужчину. В тот день кузнец отправил меня домой раньше
обычного, но я почему-то вернулся с полдороги и, подобравшись к окошку
кузни, заглянул внутрь... Красивым и жестким лицом безбородый однорукий
чем-то напоминал самого Бублика. Кузнец и его гость большими кружками
глушили медовуху, которая, как выяснилось, в изобилии имелась в обширном
погребке под домом. Я простоял так около получаса и удивился, что, приняв
изрядное количество браги, друзья ничуть не захмелели. И были они в эти
минуты очень похожи на ветеранов, вспоминающих прежние дни.
Странно: что-то не слышал я от Бублика столь любимых стариками рассказов
про войну. Ни про первую мировую, ни про Отечественную...
А утром в четверг сообщили об этой чертовой базе. Той самой, что
располагалась всего в десятке верст от поселка.
Захватившие ее террористы грозились ударить по Штатам, если американцы не
остановят холода. Боевики знали коды, позволяющие запустить одну из
многозарядных ракет; а для демонстрации серьезности своих намерений
расстреляли перед телекамерами весь личный состав некогда секретного
объекта.
Янки, в свою очередь, пригрозили, что если мы за двое суток не разберемся
с террористами, они, то есть американцы, нанесут по базе превентивный удар,
а наш ответный по их территории в любом случае квалифицируют как объявление
атомной войны. Правительство начало спешно подтягивать войска, а генерал из
левой оппозиции в пылу полемики пообещал янки захватить все остальные базы
и капитально остановить холода, по крайней мере, в пределах США,
То, что спецоперация правительственных войск провалилась, весь поселок
увидел своими глазами. Над горизонтом зажглось зарево, потом от него
отделилась ослепительно яркая точка, которая стремительно пошла вверх.
Террористы выполняли обещание.
Дед Бублик вышел из кузницы почти тотчас за мной. Я, как и все, смотрел
на поднимающуюся ракету, поэтому не сразу заметил, что кузнец вынес свой
заповедный молот, держа его так, как будто тот ничего не весил. Легко
раскачал на отведенной в сторону руке... И метнул.
Молот рванулся вслед удаляющейся ракете и мгновенно исчез из виду с воем,
переходящим в грохот, какой остается за самолетом, преодолевшим звуковой
барьер... Через несколько секунд слегка почерневшая кувалда вернулась
обратно, влетев в точно подставленную ладонь Хозяина, а далеко за облаками
снова грохнуло.
Тогда Бублик, не оборачиваясь к застывшим односельчанам, буркнул:
- Войны не будет. Хватит, повоевали...
И направился к себе в кузницу доделывать очередной заказ. Я двинулся
следом.
А на следущий день по всему поселку зазвенела капель.
ОТ РЕДАКЦИИ. Это небольшое повествование - рассказзагадка. Вопрос к нашим
любознательным читателям: какие мотивы скандинавской и славянской мифологии
уловили вы в только что прочитанной истории? Пишите. Лучший ответ будет
опубликован - вместе с версией отгадки, предложенной авторами рассказа.
(c) ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ N 11/97
Клуб любителей фантастики
Алексей ЦВЕТКОВ
Звездный гладиатор
"Меня зовут Элвис Роуджен. Я принадлежу к первому поколению Пришедших со
Звезд, хотя относительно молод и даже еще не женат. Спансы именуют меня
короче - Трорг, впрочем, так они называют всех землян, когда-либо ступивших
на их мрачную, холодную планету. Трорг. Что обозначает это слово:
восхищение или презрение? До сих пор я был склонен к первому, но теперь...
Нет сил писать. Пальцы не слушаются, боль в суставах прожигает
раскаленным прутом. Наверное, все-таки я что-то сломал, когда вывалился из
пасти Большого друга. Здесь тесно и душно, пахнет электричеством, и тускло
мерцает аварийная лампочка, но тут я в безопасности. Прежде чем они
догадаются снарядить в погоню звездный корабль, моя почтовая ракета
затеряется в глубине космоса. А там и Земля, хотя до нее еще многие-многие
дни полета.
...Вы знаете спансов? Эти прелестные существа вызывают умиление у наших
детей. Средний спанс похож на огромного, почему-то ходящего на задних лапах
котенка с белым шелковистым мехом. Его симпатичная мордочка стала символом
межзвездной дружбы, а оранжево-голубая система Спарка-рифом, о который
разбилось одиночество человека во Вселенной. Проклятые писаки на Земле
вознесли новооткрытую планету на вершину славы, хотя великий отец
свидетель: кроме целебных песков, ничего хорошего не найти на черном шаре
размером с целый Марс.
Звездная система Спарка была бы более дружелюбна, если бы не ее второе,
оранжевое солнце. Оно внесло неразбериху в движение планет. На протяжении
полутора веков Энтурия, родительница цивилизации спансов, кувыркается вдали
от обеих звезд. Полтора века она живет обособленной жизнью, зная лишь одну
бесконечную ночь. Потом идет на сближение, совсем недолго купается в
излучении солнц и вновь возвращается в ледяную тень. Спансы боятся Светлых
лет, как земляне Великого Потопа, они наделены страхом перед небесным огнем
и всегда роют подземные города, когда истекает Темное время. Зачем я об
этом пишу? Зачем пересказываю обзорные статьи международных журналов? Может
быть, потому, что случившееся со мной впрямую связано с вековым мраком,
который плотным саваном окутывал загадочную цивилизацию.
Я не дипломат и не специалист по контакту с внеземным разумом. Я даже не
астронавт, хотя прекрасно знаю устройство "Мира" - первого звездолета,
коснувшегося опорами сыпучих песков Энтурии. Месяц назад я вылетел с
Плутона, сопровождая большую партию уранодобывающих роботов. Зачем?
Спросите об этом крикунов из газет, вопящих о "благородной миссии землян".
Человечество задрожало в восторге, когда полюбившиеся "братья по разуму"
попросили техническую помощь. "Вам нужны промышленные механизмы? Берите! Мы
понимаем, что за сто с лишним лет население Энтурии возросло и необходимо
расширять подземные города. Дело ясное - грядут Светлые годы..."
О, как я желал бы немедленно порвать свою запись и просто начертать на
бумаге: "Люди, берегитесь! Близятся Светлые годы!" Но я обязан донести до
Земли мой страшный рассказ.
...Посольство землян пульсировало в своем хаотичном ритме. По стеклянным
переходам носились механические курьеры, сновали взад и вперед торговые
представители, послы, агенты по лечебным пескам. На заднем поле вокруг
небольшого звездолета копошился технический персонал.
С каждым часом свет прожекторов наливался все большей белизной, слабая
пародия на дневное освещение. Изредка на мокрые плиты космодрома, опираясь
на дрожащее марево пламени, садился очередной торговый корабль. Из
раскрытых трюмов авторазгрузчики выуживали ящики с механизмами, зашитые в
брезент тяжести и целый парк "спящих" роботов. Сегодня утром прибыла партия
землероев, а к полудню с Земли доставили трех лесозаготовителей. Уму
непостижимо, для чего эти дорогие штуковины здесь, на Энтурии, где, кроме
фосфоресцирующих кустарников да трав, ничего более не растет. Технику
груэили на платформы и вывозили за пределы посольства. Та же участь
постигла и моих урановых добытчиков. Как механика, меня почему-то еще
держали на Энтурии, обещая вывезти на следующей неделе. Изредка я занимался
мелким ремонтом в мастерской, однако большую часть времени бесцельно
слонялся по космодрому или сиживал у видео, созерцая последнюю
кинопродукцию с Земли. Кровавые боевики да визжащие, пронизанные свистом
стрел и звоном мечей эпизоды исторических фильмов едваедва развеивали
здешнюю скуку. Я смотрел на экран и не думал о таинственной стране,
раскинувшейся за бетонным забором посольства, я изнывал от безделья и ждал,
когда по внутренней связи мне предложат пройти на корабль...
Холодно. Температура падает, и окоченевшие пальцы грубо ломают грифель.
Почтовая ракета, бесспорно, быстра и автономна, но никогда всерьез не была
рассчитана на человека. Спертый воздух - сущий пустяк в сравнении с
мучительным чувством, что я не заслужил даже этого. Я - убийца. Кажется, об
этом сейчас кричат все радиоголоса, даже те, что исходят от далеких светил
впереди по курсу. На самом же деле все вокруг мертво, Большой друг тоже
мертв. Он остался там, за моей спиной и газовым хвостом улетающей ракеты. А
еще меня тревожит 'мысль, как же теперь Стив?
