что я забеременела, но врач обнаружил у меня кое-что похуже - фиброзную
опухоль матки следствие ранней дефлорации.
- Шаури йа Мунгу, - сказал я и пояснил: - На суахили это означает:
"На все Божья воля".
- Упаси Господь от такой Божьей воли, - мрачно ответила она.
- Итак, вернемся к Саймону Кинкэйду.
- Он летел в Шайенн <Шайенн (Чейенн) (Cheyenne) - административный
центр штата Вайоминг.> и пьянствовал, даже на борту авиалайнера,
доставляя тем самым уйму хлопот экипажу и всем окружающим. В ответ на
замечания он заявил, что купит с потрохами всю нашу авиакомпанию и в
полном составе выгонит экипаж с работы. Вскоре, мертвецки пьяный, он
потерял сознание. Я подумала, он умирает. Саймона высадили в Лас-Вегасе,
и я осталась сопровождать его в больницу. Доктору он сказал, что
злоупотребляет спиртным с тех пор, как умерла его мать.
Весь месяц, проведенный Саймоном в Лас-Вегасе, я была рядом с ним. Мы
не расстались, даже когда он покинул больницу и уехал на свое ранчо в
Натроне. В то время он мало пил и казался мне весьма милым. Он уделял
мне массу внимания и с ним было интересно. Словом, я согласилась выйти
за него замуж. Но прежде я сообщила ему о том, что не смогу иметь детей.
Я думала, что он разочаруется во мне. Но вышло как раз наоборот. Саймон
сказал, что это делает меня еще привлекательнее. Если бы он хотел, я
сопровождала бы его повсюду, но он обычно оставлял меня дома под
пристальным надзором Джо Лапка Индейки...
- Кого?!
- Чейенна <Чейенны (шайенны) - одно из племен североамериканских
индейцев алгонкинской языковой семьи: чейенны, делавары, черноногие и
другие. Живут в резервациях штатов Монтана, Вайоминг, Оклахома.>,
которого Кинкэйд-старший - Оззи взял на работу, когда Саймон был еще
совсем ребенком. Лапка Индейки служил одновременно и гувернером и
телохранителем Саймона. Отвратительный тип. Он держал меня в неволе даже
после того, как Саймон пропал без вести. Он повсюду следовал за мной и в
порыве служебного рвения унижал меня как мог. Он не был законченным
гомосексуалистом, но все же не мог мне простить, что я соблазнила его
хозяина и ревновал жутко.
Я тяжело вздохнул.
- А что, если этот Лапка Индейки, прослышав о "спасении" Саймона
Кинкэйда, захочет во что бы то ни стало вернуться в услужение к своему
горячо любимому хозяину?
Мелисанда насмешливо сузила глаза.
- Это невозможно. Он мертв. Его убили в пьяной драке. Свора
разнузданных ковбоев из бухты Большой Рог. - Мелисанда прослезилась. -
Конечно, после этого я стала свободной, но что толку?! Уже два года, как
мой законный муж пропал без вести на Новой Гвинее. Доказать факт его
гибели, пока не найден труп и не произведено опознание - невозможно.
Ввиду этого я не могу претендовать на наследство. Я осталась без средств
к существованию и вынуждена соглашаться на все условия Мак-Кэйба,
пообещавшего мне помочь решить вопрос о наследстве после завершения
операции. Теперь мне нужно лишь самой остаться в живых. Мелисанда тихо
заплакала. Я нежно обнял ее, привлек к себе и сладкая любовь, накрыв
легкой волной, понесла нас сквозь темный океан ночи, пока окутанное
дымкой солнце не взошло на горизонте.
Глава 16
Мое самочувствие улучшалось с каждым днем. Последствия аппендэктомии,
вызывавшие поначалу столь дикие боли в паху и животе, прошли сами собой.
Доктор Бернсайд ежедневно подвергал меня всевозможным косметическим
процедурам и вскоре я чувствовал себя со своим новым лицом не менее
комфортабельно чем с прежним, данным мне от рождения. Я действительно
стал точной копией Саймона Кинкэйда, и меня постоянно мучил вопрос:
смогу ли я когда-нибудь снова стать самим собой. Я хотел этого прежде
всего потому, что этого желала Мелисанда, любившая меня прежнего и не
переносившая своего бывшего мужа ни в оригинале, ни в точной копии.
Одним прекрасным утром Джон Большая Вода, ни слова не говоря, увел
меня в лес. Босой и безоружный я последовал за ним в дремучие дебри.
Тропа, по которой мы тронулись в путь, изгибалась и вилась меж стволами
огромных деревьев, точно издыхающая змея. Под пологом эвкалиптового леса
на коротких толстых стволах вздымались пышные шапки ксантореи -
травяного дерева с торчащим, как копье, цветоносным стеблем. С деревьев
свисали петлями огромные лианы, ложась поперек тропы причудливыми
загадочными узорами. Одно из наиболее толстых деревьев легко опоясывал
ковровый питон. В лесу царил пугающий полумрак. Солнечный свет с трудом
проникал сквозь густое кружево листвы, и казалось мы бредем по дну реки.
Вскоре мы свернули на едва заметную тропку и оказались по пояс в высокой
траве. Скользкая от росы, узкая тропка невероятными зигзагами взбиралась
вверх по крутому склону каменистого холма. Как в лабиринте мы петляли
среди громадных камней, поднимаясь все выше и выше. Во влажной чаще
высоких спутанных трав со всех сторон звонко квакали крохотные лягушки,
стрекотали цикады и попискивали карликовые поссумы - крошечные, похожие
на мышей животные, питающиеся нектаром цветов и насекомыми.
Большая Вода с опаской указал мне на огромного ядовитого паука
шоколадного цвета в рыжую крапинку. Вместе с раскинутыми лапами паук был
размером с кофейное блюдечко. Он сидел на толстом стебле, футах в шести
от своей просторной норы, обтянутой внутри шелковистой паутиной, которая
широким кольцом расстилалась также над входом. Паук плавно шевелил
передними лапами, внимательно оглядываясь вокруг, как вдруг Большая Вода
громко вскрикнул и завертелся на одном месте, лихорадочно приплясывая и
размахивая руками. Я внимательно присмотрелся и тут же увидел, как из
густой травы с устрашающим шипением вывалился клубок разъяренных змей. В
следующее мгновение змеи дружно расплелись и, выстроившись полукругом,
решительно двинулись прямо на нас. Прибегнув к стремительному обходному
маневру, мы впопыхах наткнулись на гигантского дождевого червя, наступив
на которого, я поскользнулся и едва не сломал себе шею.
Наконец мы добрались до вершины холма, и тут Большая Вода сообщил
мне, что в долине перед нами находится полноводный ручей и кристально
чистое горное озеро, где можно будет освежиться после столь напряженного
перехода. Спуск оказался не менее трудным чем предыдущий подъем. В
сущности, это была не долина, а глубокое, узкое, полное теней ущелье,
расположенное между двумя гладкими округлыми горами и тем плато, где
находился наш бивак. Извилистое русло ручья сразу бросалось в глаза. Его
обрамляла темная бахрома невысоких деревьев и кустов. Когда мы
спустились в полумрак ущелья, до нас донесся шум воды, которая журчала и
плескалась среди валунов, усыпавших русло. Ручей стремительно скатывался
вниз по крутым склонам ущелья, образуя множество широких каскадов,
каждый из которых заканчивался небольшим водопадом, сверкающим водяным
столбом обрушивающимся в круглое озерцо, напоминающее вытесанную среди
скал огромную чашу, где в ореоле хрустальных всплесков бешено кружилась
вода, устремляясь к следующему водопаду. Длинные травы клонились над
землей, словно золотистая нечесанная грива, а между тускло
поблескивавшими каменными глыбами поднимались из густого мха,
устилавшего землю изумрудным бархатным ковром, тонкие кружевные
папоротники.
Подкрепившись съедобными ягодами, мы выкупались в озере и устроили
привал. Джон Большая Вода говорил, что ядовитых ягод здесь больше чем
съедобных и дабы не отравиться нужно следовать выбору птиц. Он показал
также, как соорудить пандановое укрытие.
- Лучший способ уберечься от москитов, распространяющих тропическую
лихорадку - это вымазать тело и лицо грязью, обклеившись после этого
эвкалиптовыми листьями, - наставлял меня Большая Вода. - Здесь также
попадаются москиты, вызывающие столь постыдный недуг, как слоновая
болезнь мошонки.
Когда над морем взошла луна, мы тронулись в обратный путь. Чтобы
вернуться в наш бивак, нам предстояло вскарабкаться на плато высотой три
тысячи футов. На этот раз я преодолел подъем значительно легче чем в
день моего прибытия на Фиджи, несмотря на то, что куда-то исчез Большая
Вода, очевидно, решив подвергнуть меня испытанию на выживание в
одиночку.
В биваке меня встретил один лишь деревянный идол Нденгей, мрачно
взиравший на меня с фасада культового строения. Вокруг не было ни души.
Ни воинов нэнгэ с их оглушительными деревянными гонгами, ни Джона
Большая Вода, ни командора Сэмпсона, ни доктора Бернсайда, ни даже
Мелисанды. Все исчезли бесследно. Исчез даже авианосец "Китти Хоук".
Глава 17
На тринадцатый день у входа в хижину я обнаружил воткнутую в песок
расщепленную палку с письмом для меня. Письмо пришло из Вайоминга от
моей крестной матери Черной Буйволицы, индианки из племени шошонов,
семидесяти семи зим от роду - племянницы вождя племени и бабки моей
покойной жены. Ума не приложу, как это послание нашло меня на одном из
трехсот шестидесяти пяти островов Фиджи притом, что было отправлено на
Южный полюс. Очевидно, адмирал Мак-Кэйб, перехватив письмо, переправил
его впоследствии мне. Ввиду того, что Черная Буйволица никогда не умела
ни читать, ни писать, письмо было написано за нее моим шурином Вилли
Мало Неба - голливудским каскадером и вообще весьма проворным
краснокожим.
"Дорогой Медвежья Лапа, раздвоенный твой язык и двуличная твоя душа!
писал Вилли. - Черная Буйволица все время спрашивает, что делает
Медвежья Лапа на Южном полюсе? Она не знает, что такое Южный полюс и все
еще думает, что Земля такая же плоская, как твоя голова. Поэтому возьми
листок бумаги и черкни ей пару слов. Она не становится моложе, Сэм, и
вместо того, чтобы стыдиться родства с таким горе-охотником, как ты, она
постоянно беспокоится о тебе. Что касается меня, то я имею шансы на
успех в Голливуде.
Любящий тебя, Вилли Мало Неба." В приступе одиночества мне внезапно
захотелось, чтобы здесь, на Вануа-Леву, рядом со мной оказался Вилли, и
мы могли бы весело проводить время, как в те годы, когда я ухаживал за
его сестрой Дженни Старлайт.
Я находился в подавленном настроении. Ведь Сэма Карсона больше не
существовало. Я долго и печально думал о чем написать Черной Буйволице,
как вдруг отчетливо услышал чьи-то шаги и затаился, загасив костер
песком. Схватив веревку, я лихорадочно сделал две петли на обеих концах.
Замаскировав одну петлю на тропинке, а другой заарканив верхушку
крепкого, эластичного и гибкого дерева, я с колоссальным усилием пригнул
его к земле и зафиксировал в таком виде при помощи еще одной веревки и
соседнего дерева.
Человек двигался быстро, поэтому увидел ловушку, лишь когда попал в
нее. Я ударил своим обсидиановым кинжалом по веревке, притягивавшей
дерево к земле, и кто-то повис вниз головой, словно летучая мышь.
Когда я вышел из укрытия, человек сложил руки на груди в знак
смирения. Конечно, это был Большая Вода. Я не хотел унижать его
достоинство, поэтому быстро помог ему освободиться.
- Отлично сработано, - сказал он. - Для белого человека, конечно.
Для него я оставался белым человеком.
- Разве я еще не нэнгэ? - недовольно осведомился я.
Большая Вода окинул меня придирчивым взглядом знатока.
- Ты станешь нэнгэ сегодня ночью, во время великой фиесты Туке.
Я был страшно голоден, и при мысли о ночном пиршестве у меня даже
заурчало в животе.
- Надеюсь, ваше шаманское божество пошлет мне парочку аппетитных
цыплят, не забыв при этом о жареной айдахской картошке, свежем сельдерее
и салате! Мне ужасно надоели копченые угри, и я давно мечтаю выпить
чего-нибудь покрепче, чем кокосовое молоко.
