17 копеек за килограмм брать, то сколько такой арбуз стоит? Если б толпа
не шумела, если б та баба жирная меня за волосья ухватить не норовила,
то я мигом бы сосчитал. А так ни черта не получается. Ни карандаша, ни
бумажки с собой нет. Откуда знать было, что потребуется?
Толстые женщины в очереди злятся на медлительность, напирают на при-
лавок. Те, что уже купили, в сторонке сдачу подсчитывают, снова к при-
лавку подбегают, кричат, милицию вызвать грозятся. А арбузы самые раз-
ные, и вес у них разный, и цена разная, а копейка на доли не делится.
Вспомнил я слова мужиков на собрании: просчитаешься, потом с колхозом
своими деньгами расплачиваться будешь. А откуда у меня свои деньги? Ни
черта у меня не получается. Я толпе кричу, что закрываю торговлю. Тут
меня чуть не разорвали. Уж больно арбузы хорошие.
А напротив меня в лавочке старый еврей с косматыми белыми бровями си-
дит. Шнурками торгует. Смотрит он на меня, морщится, как от зубной боли.
Невыносимо ему на эту коммерцию смотреть. То отвернется, то глаза к небу
закатит, то на пол плюнет.
Долго он так сидел, мучился. Не выдержал. Закрыл лоточек свой, встал
со мной рядом и давай торговать. Я ему арбузы кидаю, на которые он длин-
ным костлявым пальцем указывает, и пока успеваю я арбуз из кучи выхва-
тить, он предыдущий на лету ловит, взвешивает, подает, деньги принимает,
сдачу отсчитывает, мне на следующий пальцем тычет, да еще и улыбаться
всем успевает. Да и тычет не на всякий арбуз, а с понятием: то меня на
самый верх кучи гонит, то к основанию, то с другой стороны кучи забежать
мне приходится, то обратно вернуться. А он всем улыбается. Ему все улы-
баются, Все его знают. Все ему кланяются. "Спасибо, дядя Миша", - гово-
рят.
За час он всю очередь пропустил. А куча наполовину уменьшилась.
Только мы с очередью управились, он мне кучу денег вывалил: трешки мя-
тые, рубли рваные, коегде и пятерки попадаются. Мелочь звенящую он от-
дельной кучкой сложил, сдачу чтоб давать.
- Вот, - говорит, - выручка твоя. В правый карман ее положи, тут дос-
таточно, чтобы с твоим колхозом за сегодня рассчитаться. А все, что се-
годня еще выручишь, смело в свой левый карман клади.
- Ну, дядя Миша, - говорю, - век не забуду!
- Это не все, - говорит. - Это я только практику преподал, а теперь
теорию слушай.
Принес он лист бумаги. Написал цены на нем: 1 кг17 копеек, 2 кг-34...
и так до десяти. Но с килограммами у меня проблемы не было, с граммами
проблема. Вот и их он отдельным столбиком пишет: 50, 100, 150...
- Копейка на доли не делится, поэтому за 50 граммов можно ничего не
взять, а можно взять целую копейку. И так правильно, и так. За сто грам-
мов можешь взять одну копейку, а можешь две копейки взять. С хорошего
человека всегда бери минимум, а с нормального человека всегда бери мак-
симум.
Быстро он мне цены пишет... 750 - минимум 12 копеек, максимум-13.
- Как же вы, дядя Миша, так считаете быстро?
- А я не считаю, я просто цены знаю.
- Черт побери, - говорю, - цены же меняются!
- Ну и что, - говорит, - если завтра тебе по 18 копеек прикажут про-
давать, значит, например за 5 килограммов 920 граммов можно взять мини-
мум рубль и шесть копеек, а максимум - рубль и восемь копеек. Граммы то-
же округлять нужно для хорошего человека в сторону минимума, а для нор-
мального-в сторону максимума. Хорошему человеку хороший арбуз давай.
Нормальному человеку - нормальный.
Как хороший арбуз от нормального отличить - я знаю. У хорошего арбуза
хвостик засушен, а на боку желтая лысинка. А вот как хороших людей от
обычных отличить? Если спрошу, ведь он смеяться будет. Вздохнул я, но
ведь и мне когда-то ума набираться надо, - и спросил его...
От этого вопроса он аж присел. Долго вздыхал он., головой качал, глу-
пости моей удивлялся.
- Заприметь хозяек из окрестных домов, тех, которые у тебя каждый
день покупают. Вот им и давай лучшие арбузы да по минимальной цене. Их
немного, но они о тебе славу разносят, рекламу тебе делают, мол, чест-
ный, точный и арбузы сладкие. Они тебе очередь формируют. Раз две-три
возле тебя стоят, значит, десять других вслед им пристроются. Но это уже
покупатели одноразовые. Им-то и давай обычные арбузы похуже, а бери мак-
симум с них. Понял?
Картон с ценами он над моей головой приладил. Со стороны не видно, но
стоит мне голову вверх задрать, вроде цену вычисляя, - все цены передо
мной.
Так и пошла торговля. Быстро да с доходом. Хороши арбузы! Ах, хороши!
Подходи, налетай! Через день окрестные домохозяйки меня узнавать стали.
Улыбаются. Я им арбузы по минимальной цене - улыбаюсь. Всем остальным -
по максимальной, тоже улыбаюсь.
С одного покупателя - доли копеечки. С другого тоже. Вдруг я понял
выражение, что деньги к деньгам липнут. Не обманывал я людей, просто до-
ли копейки в свою пользу округлял, но появились в моем левом кармане
трешки мятые, рубли рваные, иногда и пятерки.
Подсчитаю доход - все лишние деньги у меня. Сдам колхозу выручку, а в
моем собственном кармане все прибывает. Появилась в кармане хрустящая
десятка. Пошел я к дяде Мише, протягиваю.
- Спасибо, дядя Миша, - говорю. - Научил, как жить.
- Дурак, - говорит дядя Миша, - вон милиционер стоит. Ему дай. А у
меня и своих достаточно.
- Зачем же милиционеру? - дивлюсь я.
- Просто так. Подойди и дай. От тебя не убудет. А милиционеру прият-
но.
- Я же преступления не совершаю. Зачем ему давать?
- Дай, говорю, - дядя Миша сердится. - Да когда давать будешь, не
болтай. Просто сунь в карман и отойди.
Пошел я к милиционеру. Суровый стоит. Рубаха на нем серая, шея пот-
ная, глаза оловянные. Подошел к нему прямо вплотную. Аж страшно. А он и
не шевелится. В нагрудный карманчик ему ту десятку, трубочкой свернутую,
сунул. А он и не заметил. Стоит, как статуя, глазом не моргнет. Не ше-
лохнется. Пропали, думаю, мои денежки. Он и не почувствовал, как я ему
сунул.
На следующее утро тот милиционер снова на посту: "Здравствуй, Витя",
- говорит.
Удивляюсь я. Откуда б ему имя мое знать?
- Здравствуйте, гражданин начальник, - отвечаю.
А каждый вечер машина из колхоза приезжала. Отвалят мужики две-три
тонны арбузов на новый день, а я за прошедший день отчет держу: было
ровно две тонны; продал 1816 кг, остальные не проданы - битые и мятые,
их 184 кг. Вот выручка - 308 рублей 72 копейки.
Взвесят мужики брак, в бумагу запишут, и домой поехали. А я битые ар-
бузы корзиной через весь базар на свалку таскаю. За этим занятием меня
дядя Миша застал. Охает, кряхтит, моей тупости дивится. Отчего, говорит,
ты тяжелую грязную работу делаешь, да еще и без всякой для себя прибыли?
- Какая от них польза? - удивляюсь я. - Кто же их, гнилые да битые,
купит?
Опять он сокрушается, глаза к небу закатывает. Продавать, говорит, их
не надо. Но и таскать их на свалку тоже не надо. Оставь их, сохрани.
Придет завтра контроль, а ты их и покажи второй раз, да вместе с теми,
что завтра битыми окажутся. Продашь ты завтра допустим 1800 кг, а гово-
ри, что только 1650. А еще через день снова продашь 1800, но показывай
все битые арбузы, что за три дня скопились, и говори, что удалось про-
дать только 1500 килограммов. Так и пошло.
- Не увлекайся, - дядя Миша учит. - Жадность фраера губит.
Это я и сам понимаю. Не увлекаюсь. Если 150 кг в день у меня битых, я
только 300 кг показываю, но не больше. А ведь мог бы и полтонны пока-
зать. На этих битых арбузах в день я по 25 рублей в свой левый карман
клал. В колхозе я и в месяц по стольку не зарабатывал. Да от долей тех
копеечных в карманах оседало. Да еще несколько секретов дядя Миша шеп-
нул.
В последний вечер захватил я шесть бутылок коньяка, надел новые туфли
лакированные, пошел к дяде Мише.
- Дурак, - говорит дядя Миша. - Ты, - говорит,- эти бутылки своему
председателю отдай, чтоб он и на следующее лето твою кандидатуру на соб-
рании выдвинул.
- Нет, - говорю, - у тебя, может, и своих много, но возьми и мои то-
же. Возьми их от меня на память. Если не нравятся - разбей об стенку. Но
я тебе их принес и обратно не заберу.
Взял он их.
- Я, - говорю, - две недели торговал. А вы сколько?
- Мне, - отвечает, - семьдесят три сейчас, а вошел я в коммерцию с
шести лет. При Государе Николае Александровиче.
- Вы за свою жизнь, наверное, всем торговали?
- Нет, - отвечает,- только шнурками.
- А если б золотом пришлось торговать, сумели бы?
- Сумел бы. Но не думай, что на золоте проще деньги делать, чем на
других вещах. Вдобавок все наперед знают, что ты миллионер подпольный.
На шнурках больше заработать можно и спокойнее с ними.
- А чем тяжелее всего торговать?
- Спичками. Наука - исключительной сложности. Но если овладеть ею, то
миллион за год сколотить можно.
- Вы, дядя Миша, если бы в капиталистическом мире жили, то давно мил-
лионером были...
На это он промолчал.
- А у нас-то в социализме не развернешься, быстро расстреляют.
- Нет, - не соглашается дядя Миша, - и при социализме не всех миллио-
неров расстреливают. Нужно только десятку трубочкой свернуть - и милици-
онеру в кармашек. Тогда не расстреляют.
А еще говорил дядя Миша, что деньги собирать не надо. Их тратить на-
до. Ради них на преступление идти не стоит и рисковать из-за них неза-
чем. Не стоят они того. Другое дело, если они сами к рукам липнут - тут
уж судьбе противиться не нужно. Бери их и наслаждайся. А на земле нет
такого места, нет такого человека, к которому бы миллион сам в руки не
шел. Правда, многие этих возможностей просто не видят, не используют. И,
сказав это, он трижды повторил, что счастье не в деньгах. А в чем
счастье, он мне не сказал.
Редко дядя Миша мне снится. Трудно сказать почему, но в те ночи, ког-
да добрый старик приходит ко мне на пыльный базар, я плачу во сне. В
жизни я редко плакал, даже и в детстве. А во сне - только когда его ви-
жу. Шепчет дядя Миша на ухо мудрость жизни, а я все запоминаю и радуюсь,
что ничего не упустил. И все им сказанное в уме стараюсь удержать до
пробуждения. Все просто, истины - прописные. Но просыпаюсь - и не помню
ничего.
Разбудил меня лучик яркого света. Потянулся я и улыбнулся мыслям сво-
им. Долго вспоминал, что мне дядя Миша на ухо шептал. Нет, ничего не
помню. А было что-то важное, чего никак забывать нельзя. Из тысячи пра-
вил только самый маленький кусочек остался: людям улыбаться надо.
* ГЛАВА III *
1.
Главный элемент снаряжения диверсанта - обувь, После парашюта, конеч-
но.
Матерый диверсант со шрамом на щеке выдал мне со склада пару ботинок,
и я их с интересом разглядываю. Обувь эта - не то что ботинки, но и не
сапоги. Нечто среднее. Гибрид, сочетающий в себе лучшие качества и сапо-
га и ботинка. В ведомости эта обувь числится под названием Бэ-Пэ-Ботинки
Прыжковые. Так их и будем называть.
Сделаны эти ботинки из толстой мягкой воловьей кожи и весят гораздо
меньше, чем это кажется по их виду. Ремней и пряжек на каждом ботинке
много: два ремня вокруг пятки, один широкий вокруг ступни, два - вокруг
голени. Ремни тоже очень мягкие. Каждый ботинок - это опыт тысячелетий.
Ведь так ходили в походы наши предки: обернув ногу мягкой кожей и затя-
нув ее ремнями. Мои сапоги именно так и сделаны: мягкая кожа да ремни.
Но вот таких подошв наши предки не знали. Подошвы толстые, широкие и
мягкие. Мягкие, конечно, не значит, что непрочные. В каждой подошве по
три титановые пластинки, они, как чешуя, одна на другую наложены - и
прочно и гибко. Такие титановые пластинки-чешуйки в бронежилетах ис-
пользуются - пулей не пробьешь. Конечно, в подошвы они не против пуль
вставлены. Эти титановые пластинки защищают ступни ног от шипов и
кольев, что в изобилии встречаются на подступах к особо важным объектам.
