не повторялась. Конечно, я понимаю, что ее не выбросят. Она будет слу-
жить еще многим поколениям диверсантов. Но порядок есть порядок. Сержант
должен дать необходимые указания, а молодой солдат должен быть наказан.
Сержант быстро достает другую ложку и подает мне. Шутка не получилась,
но он видит, что я армейский юмор понимаю, умею его ценить и не нарушу
старых традиций криком: на розыгрыши и шутки в армии обижаться не поло-
жено. Он снова серьезен и деловит:
- Удачи вам, товарищ старший лейтенант.
- Спасибо, сержант.
2.
Каждый в Советской Армии укладывает свой собственный парашют лично.
Это и к генералам относится: не знаю, прыгал ли Маргелов, став генералом
армии, но будучи генерал-полковником, - прыгал. Это я знаю точно. И, ко-
нечно, сам для себя парашют укладывал. А кроме Маргелова в воздушно-де-
сантных войсках много генералов, и все прыгают. А кроме них десятки ге-
нералов в военной разведке, и те из них, кто прыгать продолжает, сами
себе парашюты укладывают. Это мудро. Если ты гробанулся, то и вся от-
ветственность на тебе на мертвом. А живые за тебя ответственности не не-
сут.
Все парашюты хранятся на складе. Они уложены, опечатаны, всегда гото-
вы к использованию. На каждом парашюте расписка на шелке: "Рядовой Ива-
нов. Этот парашют я укладывал сам".
Но если нас поднимает не ночная тревога, если нас используют по пла-
ну, с полным циклом подготовки, то все парашюты распускают и укладывают
вновь. И вновь каждый на нем распишется: "Этот парашют я укладывал сам".
Укладка производится в тех условиях, в которых придется прыгать. А
прыгать придется на морозе, оттого и укладка тоже на морозе. Шесть ча-
сов.
Укладывает парашюты весь батальон. На широкой площади, отгороженной
высоким забором от любопытных взглядов посторонних солдат.
Приготовили парашютные столы. Парашютный стол - это не стол вообще.
Это просто кусок длинного брезента, который расстилают на бетоне и кре-
пят специальными колышками. Укладка идет в две очереди. Вначале вдвоем
укладываем твой парашют: ты - старший, я - помогающий. Потом уложим мой
парашют: ролями поменяемся. Потом уложим твой запасной, снова ты стар-
ший, а потом мой запасной - тогда я буду старшим. Некоторых из нас будут
бросать не с двумя, а с одним парашютом. Но кому выпадет этот жребий,
пока не ясно. И оттого каждый готовит оба своих парашюта.
- Начали.
Операция первая. Растянули купол и стропы по парашютному столу. В
каждой роте есть офицер-заместитель командира роты по парашютно-десант-
ной службе - зам. по ПДС. Он подает всей роте команду. И он проверяет
правильность ее исполнения. Убедившись, что все ее выполнили правильно,
он подает вторую команду: "Вершину купола закрепить!" И опять пошел по
рядам, проверяя правильность выполнения. У каждого за плечами большой
опыт укладки. Но мы люди. И мы ошибаемся. Если ошибка будет обнаружена у
кого-то, то его парашют немедленно распустят, и он начнет укладку с са-
мого начала. Первая операция. Правильно. Вторая операция... Рота терпе-
ливо ждет, пока тот, кто ошибся, выполнит все с самого начала и догонит
роту. Операция семнадцать. А мороз трескучий...
Вместе с батальоном укладку парашютов ведут офицеры разведотдела Ар-
мии. Мы - проверяющие. Значит, и нам идти вместе с диверсантами неделями
через снега...
Темнеет зимой рано. И мы полностью завершаем укладку уже при свете
прожекторов в морозной мгле. Мы уйдем в теплые казармы, а наши парашюты
под мощным конвоем останутся на морозе. Если их занести в помещение, то
на холодной материи осядут невидимые глазу капельки влаги. А завтра их
вновь вынесут на мороз, капельки превратятся в мельчайшие льдинки, креп-
ко прихватив пласты пиркаля и шелка. Это смерть. Вещь простая. Вещь, по-
нятная даже самым молодым солдатам. А ведь случается такое, и гибнут ди-
версанты все вместе. Всем взводом, всей ротой. Ошибок, возможных при ук-
ладке и хранении, - сотни. Расплата всегда одна - жизнь.
Закоченевшей рукой я расписываюсь на шелковых полосках двух моих па-
рашютов: "Старший лейтенант Суворов. Этот парашют я укладывал сам". И
еще на одном: "...укладывал сам". Я разобьюсь, а виновного найдут. Это
буду, конечно, я.
3.
Мы греемся в приятном тепле казарм. Потом поздний ужин. А уже потом
последние приготовления. Все уже пострижены наголо. Всех в баню, в пар-
ную. Поварьте, ребята, косточки, не скоро вам еще придется с горячей во-
дой встретиться. Далеко за полночь - всем спать. Каждый должен выспаться
на много недель вперед, каждому по десять часов сна. Все окна в казармах
плотно завешены, чтобы утром никто не проснулся рано. Сон у каждого глу-
боким должен быть. Для этого небольшой секрет есть. Нужно лечь на спину,
вытянуться и расслабить все тело. А потом - нужно закрыть глаза и под
закрытыми веками закатить зрачки наверх. Это нормальное состояние глаз
во время сна. И приняв это положение, человек засыпает быстро, легко и
глубоко. Поднимут нас очень поздно. Это не будет: "Рота, подъем! Постро-
ение через 30 секунд!" Нет, несколько солдат и сержантов, которые не
прыгают на этот раз, которые несут охрану рот, их вооружения и парашю-
тов, будут подходить тихо к каждому и осторожно будить: "Вставай, Коля,
время", "Вставайте, товарищ старший лейтенант, время". Время. Время.
Время. Вставайте, ребята. Наше время.
4.
Сорок третья диверсионная группа 296-го отдельного разведывательного
батальона Спецназ в своем составе имеет 12 человек. Я, офицер информа-
ции, иду с группой тринадцатым. Я - посредник, контролер действий груп-
пы. Мне легче всех. Мне не нужно принимать решений. Моя задача - в самые
неожиданные моменты задавать вопросы то солдатам, то командиру группы,
то его заместителю. У меня с собой лист с сотней вопросов. На многие из
них я пока не знаю точных ответов. Мое дело задать вопрос и ответ зафик-
сировать. После офицеры третьей группы под руководством подполковника
Кравцова разберут, кто ошибался, а кто нет.
Диверсионная группа несет с собой две радиостанции типа Р-351М, аппа-
ратуру засекречивания, аппаратуру сверхскоростной передачи сигналов.
Сегодня ночью будет произведена массированная операция по ослеплению
радиолокационных станций 8-й гвардейской танковой Армии, против которой
мы сейчас действуем. Одновременно с этим будет произведен массовый ра-
кетный и авиационный удар по ее командным пунктам и скоплениям войск, и
в ходе этого удара будут высажены двадцать восемь первых диверсионных
групп нашего батальона. Группы имеют разные задачи и разный состав, от
трех до сорока человек. Во главе некоторых групп - сержанты, во главе
других - офицеры.
В последующие ночи будет производиться выброска все новых групп. От
трех до восьми групп в ночь. Выброска производится в разных районах, с
разных маршрутов, с разных высот. Нас сегодня бросают со сверхмалой вы-
соты. Сверхмалая - это сто метров. У каждого из нас только по одному па-
рашюту. Раскрытие не свободное, а принудительное. Второй парашют на
сверхмалой высоте совсем не нужен.
5.
Страх животный видел в глазах людских? А я видел. Это когда на сверх-
малой высоте с принудительным раскрытием бросают. Всех нас перед полетом
взвесили вместе со всем, что на нас навешано. И сидим мы в самолете в
соответствии с нашим весом. Самый тяжелый должен выходить самым первым,
а за ним чуть менее тяжелый, и так до самого легкого. Так делается для
того, чтобы более тяжелые не влетели в купола более легких и не погасили
бы их парашюты. Первым пойдет большой скуластый радист. Фамилии его я не
знаю. В группе у него кличка Лысый Тарзан. Это большой угрюмый человечи-
ще. В группе есть и потяжелее. Но его взвешивали вместе с радиостанцией,
и оттого он самым тяжелым получился, а потому и самым первым. Вслед за
ним пойдет еще один радист по кличке Брат Евлампий. Третьим по весу чис-
лится Чингисхан - шифровальщик группы. У этих первых троих - очень слож-
ный прыжок. Каждый имеет с собой контейнер на длинном, метров в пятнад-
цать, леере. Каждый из них прыгает, прижимая тяжелый контейнер к груди,
и бросает его вниз после раскрытия парашюта. Контейнер летит вместе с
парашютистом, но на пятнадцать метров ниже его. Контейнер ударяется о
землю первым, после чего парашютист становится как бы легче, и в послед-
ние доли секунды падения его скорость несколько падает. Приземляется он
прямо рядом с контейнером. От скорости и от ветра парашютист немного
сносится в сторону, почти никогда не падая на свой контейнер. От этого,
однако, не легче. И прыжок с контейнером - очень рискованное занятие,
особенно на сверхмалой высоте. Четвертым идет заместитель командира
группы старший сержант Дроздов. В группе он самый большой. Кличка у него
Кисть. Я смотрю на титаническую руку и понимаю, что лучшей клички приду-
мать было нельзя. Велик человек. Огромен.
Уродит же природа такое чудо! Вслед за Кистью пойдет командир группы
лейтенант Елисеев. Тоже огромен, хотя и не так, как его заместитель.
Лейтенанта по номеру группы называют: 43-1. Конечно, и у него кличка ка-
кая-то есть, но разве в присутствии офицера кто-нибудь осмелится назвать
кличку другого офицера?
А вслед за командиром сидят богатырского вида, широкие, как шкафы,
рядовые диверсанты: Плетка, Вампир, Утюг, Николай Третий, Негатив, Шо-
пен, Карл де ля Дюшес. Меня они, конечно, тоже как-то между собой назы-
вают за глаза, но официально у меня клички нет, только номер 43-К. Конт-
роль, значит.
В сорок третьей диверсионной группе я самый маленький и самый легкий.
Поэтому мне - покидать самолет последним. Но это не значит, что я сижу
самым последним. Наоборот, я у самого десантного люка. Тот, кто выходит
последним, - выпускающий. Выпускающий, стоя у самого люка, в самый пос-
ледний момент проверяет правильность выхода и в случае необходимости
имеет право в любой момент десантирование прекратить. Тяжелая работа у
выпускающего. Хотя бы потому, что сидит он в самом хвосте и лица всех
смотрят. Куда я ни гляну, всюду глаза диверсантов на меня в упор смотрят.
Шальные глаза у всех. Нет, пожалуй, командир группы - исключение. Дремлет
спокойно. Расслаблен совсем. Но у всех остальных глаза с легким блеском
помешательства. Хорошо с трех тысяч прыгать! А тут только сто. Много всяких
хитростей придумано, чтобы страх заглушить, но куда же от него уйдешь? Тут
он, страх. С нами в обнимку сидит.
Уши заломило, самолет резко вниз пошел. Верхушки деревьев рядом
мелькают. Роль у меня плохая: у всех вытяжные тросики пристегнуты к
центральному лееру, лишь у меня он на груди покоится. Пропустив всех ми-
мо себя, я в последний момент должен свой тросик защелкнуть над своей
головой. А если промахнусь? А если сгоряча выйду, не успев его застег-
нуть? Открыть парашют руками будет уже невозможно: земля рядом совсем
несется. Я вдруг представил себе, что валюсь вниз без парашюта, как кот,
расставив лапы. Вот крику-то будет! Я представляю свой предсмертный вой,
и мне смешно. Диверсанты на меня понимающе смотрят: истерика у проверяю-
щего. А у меня не истерика. Мне просто смешно.
Синяя лампа над грузовым люком нервно замигала.
- Встать! Наклонись!
Первый диверсант, Лысый Тарзан, наклонился, выставив для устойчивости
правую ногу вперед. Брат Евлампий своей тушей навалился на него. Третий
навалился на спину второго, и так вся группа, слившись воедино, ждет
сигнала. По сигналу задние напрут на передних, и вся группа почти однов-
ременно вылетит в широкий люк. Хорошо им. А меня никто толкать не будет.
Гигантские створки люка, чуть шурша, разошлись в стороны. Морозом в
лицо. Ночь безлунная, но снег яркий, слепящий. Все как днем видно. Зем-
ля-вот она. Кусты и пролески взбесились, диким галопом мимо несутся.
