начнется: а тебе, падло, кто эти буквы сказал? Где ты их услышал? Долго
ли, коротко ли - но найдут и первоисточник. Им окажется тот, кому тайна
доверена, но у кого язык превышает установленные стандарты. О, ГРУ умеет
такие языки вырывать. ГРУ такие языки вместе с головами отрывает. И каж-
дый попавший в ГРУ знает об этом. Каждый попавший в ГРУ бережет свою го-
лову, а сберечь ее можно только сберегая язык. О ГРУ можно говорить
только внутри ГРУ. Говорить можно так, чтобы голос твой не услышали за
прозрачными стенами величественного здания на Ходынке. Каждый попавший в
ГРУ свято чтит закон Аквариума: "Все, о чем мы говорим внутри, пусть
внутри и останется. Пусть ни одно наше слово не выйдет за прозрачные
стены". И оттого, что такой порядок существует, мало кто за стеклянными
стенами знает о том, что происходит внутри. А тот, кто знает, тот мол-
чит, потому что все знающие молчат. Лично я о ГРУ никогда ничего не слы-
шал.
Был я ротным командиром. После "освободительного" похода в Чехослова-
кию ураган перемещений подхватил меня и бросил в 318-ю мотострелковую
дивизию 13-й Армии Прикарпатского военного округа. Под командование я
получил вторую танковую роту в танковом батальоне 910-го мотострелкового
полка. Рота моя не блистала, но и в отстающих не числилась. Жизнь свою я
видел на много лет вперед: после роты - начальником штаба батальона,
после этого надо будет прорваться в Бронетанковую академию им. маршала
Малиновского, а потом будет батальон, полк, может быть, что и повыше.
Отклонения могли быть только в скорости движения, но не в направлении.
Направление я выбрал себе однажды на всю жизнь и менять его не собирал-
ся. Но судьба распорядилась иначе.
13 апреля 1969 года в 4 часа 10 минут взял меня осторожно за плечо
мой посыльный:
- Вставайте, старший лейтенант, вас ждут великие дела. - Тут же он
сообразил, что спросонья я к шуткам не расположен, и потому, сменив тон,
коротко объявил:
- Боевая тревога!
Собрался я за три с половиной минуты: одеяло в сторону, брюки, носки,
сапоги. Гимнастерку - на себя, не застегивая, - это на ходу сделать мож-
но. Теперь портупею на самые последние дырочки затянуть, командирскую
сумку через плечо и фуражку на голову. Ребром ладони - по Козырьку: сов-
падает ли кокарда с линией носа. Вот и все сборы. И бегом вперед. Мой
пистолет при входе в полк я из огромного сейфа схвачу. А мой вещмешок,
шинель, комбинезон и шлем всегда в танке хранятся. Бегом по лестнице
вниз. "Эх, в душ бы сейчас да щеки бритвой поскоблить. Но не время. Бое-
вая тревога!" Тупорылый ГАЗ-66 уже почти полон. Все молодые офицерики да
их посыльные, которые и того моложе.
А в небе уже звезды тают. Они уходят тихо, не прощаясь, как уходят из
нашей жизни люди, воспоминания о которых сладкой болью тревожат наши
черствые души.
2.
Гремит парк, ревет парк боевых машин сотнями двигателей. Серая мгла
кругом да копоть солярная. Рычат потревоженные танки. По грязной бетон-
ной дороге ползут серо-зеленые коробки, выстраиваются в нескончаемую
очередь. Впереди широкогрудые плавающие танки разведывательной роты,
вслед за ними бронетранспортеры штаба и роты связи, а за ними танковый
батальон, а дальше за поворотом три мотострелковых батальона вытягивают
колонны, а за ними артиллерия полковая, зенитная да противотанковая ба-
тареи, саперы, химики, ремонтники. А тыловым подразделениям и места нет
в громадном парке. Они свои колонны вытягивать начнут, когда головные
подразделения далеко вперед уйдут.
Бегу я вдоль колонны машин к своей роте. А командир полка материт ко-
го-то от всей души. Начальник штаба полка с командирами батальонов руга-
ется, криком сотни двигателей перекрывает. Бегу я. И другие офицеры бе-
гут. Скорее, скорее. Вот она, рота моя. Три танка - первый взвод, три -
второй, еще три - третий. А командирский мой танк впереди. Вся десятка
на месте. И уж слышу я все свои десять двигателей. Из общего рева их вы-
деляю. У каждого двигателя свой нрав, свой характер, свой голос. И не
фальшивит ни один.
Для начала неплохо. Я уже перед своим танком. Резко прыгаю и по нак-
лонному лобовому броневому листу взбегаю к башне. Мой люк открыт, и ра-
дист протягивает мой шлем, уже подключенный к внутренней связи. Шлем из
мира грохота и рева переносит меня в мир тишины и спокойствия. Но науш-
ники оживают мгновенно, разрушая зыбкую иллюзию тишины. Сидящий рядом
радист по внутренней связи (иначе пришлось бы орать на ухо) докладывает
последние указания. Все о пустяках. Я его главным вопросом обрываю:
"Война или учения?" - "Хрен его знает", - жмет он плечами.
Как бы то ни было, моя рота к бою готова, и ее надо немедленно выво-
дить из парка, - таков закон. Скопление сотен машин в парке - цель, о
которой наши враги мечтают. Я вперед смотрю. А разве увидишь что? Первая
танковая рота впереди меня стоит. Наверное, командир еще не прибыл. Все
остальные впереди тоже ждут. Я на крышу башни вскакиваю. Так виднее. По-
хоже на то, что в разведывательной роте танк заглох, загородив дорогу
всему полку. Я на часы смотрю. Восемь минут нашему командиру полка оста-
лось, бате нашему. Если через восемь минут колонны полка не тронутся - с
командира полка погоны сорвут и выгонят из армии без пенсии, как старого
пса. А к голове колонны ни один тягач из ремонтной роты сейчас не
пробьется: вся центральная дорога, стиснутая серыми угрюмыми гаражами,
эабита танками от края до края. Я на запасные ворота смотрю. Дорога к
ним глубоким рвом перерезана: там кабель какой-то или трубу начали прок-
ладывать.
Я в люк прыгаю и водителю во всю глотку: "Влево, вперед!" И тут же
всей роте: "Делай, как я!" А влево ворот нет никаких. Влево - стенка
кирпичная между длинными блоками ремонтных мастерских. В командирском
танке - лучший в роте водитель. Так установлено задолго до меня, и во
всей армии. Я ему по внутренней связи кричу: "Ты в роте лучший! Я тебя,
прохвоста, выбрал. Я тебя, проходимца, высшей чести удостоил - коман-
дирскую машину беречь да ласкать. Не посрами выбора командирского! Сок-
рушу, сгною!"
А водителю моему отвечать некогда: совсем на коротком отрезке разго-
няет он броневого динозавра, перебрасывая передачи выше да выше. Страшен
удар танком по стене кирпичней. Дрогнуло все у нас в танке, зазвенело,
заныло. Кирпич битый лавиной на броню обрушился, ломая фары, антенны,
срывая ящики с инструментами, калеча внешние топливные баки. Но взревел
мой танк и, окутанный паутиной колючей проволоки, вырвался из кирпичной
пыли на сонную улочку тихого украинского городка. А я в задний триплекс
смотрю: танки роты моей пошли в пролом весело да хулиганисто. К пролому
дежурный по парку бежит. Руками машет. Кричит чтото. Рот разинут широко.
Да разве услышишь, что он там кричит. Как в немом кино, по мимике дога-
дываться приходится. Полагаю, что матерится дежурный. Шибко матерная ми-
мика. Не спутаешь.
Когда десятый танк моей роты через пролом выходил, там уж регулиров-
щики появились: форма черная, портупеи и шлемы белые. Эти порядок наве-
дут. Эти знают, кого первым выпускать. Разведку - вот кого. В каждом
полку есть особая разведрота с особой техникой, с особыми солдатами и
офицерами. Но кроме нее в каждом мотострелковом и танковом батальоне
полка подготовлено еще по одной роте, которые ни особой техники, ни осо-
бых солдат не имеют, но и они могут использоваться для ведения разведки.
Вот эти роты и нужно выпускать вперед. Нас, белые шлемы, выпускайте!
Нам сейчас далеко вперед вырваться надо.
3.
Смотришь на роты в дивизии или в полку - все они одинаковы посторон-
нему взгляду. Ан нет! В каждом батальоне первая рота и есть первая. Ка-
кие ни есть плохие солдаты в батальоне, а все, что есть лучшего, комбат
в первую роту собирает. И если нехватка офицеров, то свежее офицерское
пополнение обязательно первой роте отдадут. Потому как первая рота по
главной оси батальона всегда идет. Она первая с врагами лбами сшибается.
А от завязки боя и его исход во многом зависит.
Вторая рота в любом батальоне - средняя. Офицеры во вторых ротах без
особых отличий, вроде меня, и солдаты тоже. Зато каждая вторая рота име-
ет дополнительную разведывательную подготовку. У нее вроде как и смежная
профессия есть. Прежде всего она тоже боевая рота, но если потребуется,
то она может вести разведку в интересах своего батальона, а может и в
интересах полка работать, заменяя собой или дополняя особую полковую
разведроту.
В Советской Армии 2400 мотострелковых танковых батальонов. И в каждом
из них третья рота - не только по номеру. В третьих ротах обычно служат
те, кто ни в первые, ни во вторые роты не попал: совсем молодые, неопыт-
ные офицеры или перезрелые, бесперспективные. Солдат в третьих ротах
всегда не хватает. Более того, на территории Союза третьи роты, в подав-
ляющем большинстве, вообще солдат не имеют. Техника их боевая постоянно
на консервации стоит. Война начнется - тысячи этих рот дополнят резер-
вистами и быстро поднимут до уровня обычных боевых подразделений. В этой
системе-глубокий смысл: добавить в дивизию резервистов-это в тысячу раз
лучше, чем формировать новые дивизии целиком из резервистов.
Моя вторая танковая рота стремительно уходит вперед. На повороте я
оглядываюсь и считаю танки. Пока скорость выдерживают все. Прямо за пос-
ледним танком моей роты, выбивая искры из бетона, не отставая, идет гу-
сеничный бронетранспортер с белым флажком.
И у меня от сердца отлегло. Маленький белый флажок означает при-
сутствие посредников. А их присутствие, в свою очередь, означает учения,
но не войну. Значит, поживем еще.
А надо мною вертолет-стрекоза. Вниз скользит. Разворачивается и захо-
дит прямо против ветра, чтоб не снесло его. С правого борта завис. Я на
крыше башни. Рука правая над головой. Пилот рыжий совсем. Лицо, как со-
рочиное яйцо, веснушками изукрашено. А зубы - снег. Смеется. Знает он,
вертолетный человек, что тем ротным, кому он сейчас приказы развез, де-
нек выпал не из лучших. Вертолет тут же вверх поднимается и в сторону
уходит. Только видно, как смеется на прощание рыжий белозубый пилот.
4.
Танк мой грудастый вселенную пополам режет, и то, что единым было
впереди, распадается надвое. И летят перелески справа и слева. Грохот
внутри - адов. Карта на коленях. И многое становится ясно. Дивизию в
прорыв бросили, и идет она стремительно на Запад. Только где противник -
не ясно. Ничего об этом карта не говорит. И оттого впереди дивизии рвут-
ся два десятка рот, и моя - в их числе. Роты эти - как растопыренные
пальцы одной ладони. Их задача - нащупать самое уязвимое место в обороне
противника, на которое командир дивизии обрушит свой тысячетонный кулак.
Уязвимое место противника ищут на огромных пространствах, и поэтому каж-
дая из высланных вперед рот идет в полном одиночестве. Знаю я, что идут
где-то рядом такие же роты лихо и стремительно, но обходя очаги сопро-
тивления, - деревни и города. И моя рота тоже в изнурительные стычки не
ввязывается: встретил противника, сообщил в штаб и отходи. Скорее отходи
и снова вперед. А где-то вдали главные силы, как ревущий поток, прорвав-
ший плотину. "Вперед, ребята, вперед на Запад!"
А бронетранспортер с белым флагом не отстает. Он, проклятый, вдвое
легче танка, а силищи в нем почти столько же. Пару раз пытался я отор-
ваться: мол, высокие скорости - залог победы. Но не выгорело. Когда
взводом командовал, то такие вещи вполне проходили, но с ротой не прой-
дет. Разорвешь колонну, танки по болотам порастеряешь. За это не жалуют,
за это с роты снимают. Черт с вами, думаю, проверяйте на здоровье, а ро-
ту я растягивать не буду...
- Кран впереди! - кричит по радио командир шестого танка, высланного
