саксы были Хенгист и Хорза с войском, которых за плату нанял король
Вортигерн, чтобы они помогли ему отстоять не по закону присвоенный
престол. Когда война закончилась и законные принцы, Амброзии и Утер,
бежали в Бретань, узурпатор Вортигерн хотел было отослать обратно своих
саксонских наемников, но они отказались уехать и потребовали себе землю,
на которой они могли бы поселиться, а Вортигерну обещали за это
союзническую поддержку. Вортигерн, отчасти из робости, не смея им
отказать, а отчасти в предвидении, что они ему понадобятся, пожаловал им
земли на южном побережье, от Рутупий до Виндокладии. Эта область
называлась Саксонский берег еще в римские времена, потому что все корабли
саксов обычно приставали здесь; но в годы, когда правил Утер, это название
приобрело более грозный и более точный смысл: в хорошую погоду с
лондонских стен можно было разглядеть дымы саксонских селений.
Надежно закрепившись на Саксонском берегу и в таких же местах на
северо-восточном побережье, они начали оттуда новые набеги. Королем тогда
был мой отец. Он убил Хенгиста и его брата и отогнал захватчиков обратно,
одних - на дикие земли за валом Адриана, других - в прежние пределы, и
снова - на этот раз силой оружия - принудили их к соглашению. Но с саксами
сговариваться - все равно что на воде писать: Амброзии, не доверяя их
доброй воле, возвел вал, чтобы защитить богатые земли, по условной границе
с Саксонским берегом. Вплоть до его смерти соглашение - или вал -
удерживали их, и в начале царствования Утера они тоже не участвовали явно
в набегах Хенгистова сына Окты и сородича его Эозы, но соседи они были
беспокойные: здесь приставали все новые и новые германские корабли, и
постепенно пришельцы густо населили Саксонский берег и все прибывали и
прибывали, так что уже и вал Амброзия перестал быть надежной защитой. И по
всему восточному побережью высаживались непрошеные гости из-за Немецкого
моря, одни жгли, грабили и уплывали обратно, другие жгли, грабили и
оставались тут жить, откупая или вымогая себе новые земли у местных
властителей.
Вот такой набег и описывал мне теперь Ральф.
- Ну, союзные саксы, понятно, нарушили соглашение. В Гончарном
заливе, много западнее их законных пределов, высадилось новое войско -
целых три десятка кораблей, - и они приняли их с распростертыми объятиями
и вывели им на подмогу свои рати. Вместе закрепились в устье реки и стали
подниматься вверх по течению к Виндокладии. Стоит им добраться до горы
Бадон, и я думаю... что это?
Он оборвал рассказ на полуслове, глядя мне в лицо с недоумением и
легкой примесью страха.
- Да ничего, - ответил я. - Просто мне почудился какой-то шум
снаружи, но это только ветер.
- Ты сейчас вдруг стал таким же, как в ту ночь в Тинтагеле, -
медленно проговорил он, - когда объяснял, что воздух полон чар. Глаза
сделались такие странные, черные и с поволокой, словно ты видишь что-то
вон там, за очагом. - Он замялся и спросил: - Вещий знак, да?
- Нет. Ничего я не видел. Слышал только словно бы лошадиный цокот.
Это дикие гуси над нами пролетали. Был бы вещий знак, он бы еще раз
повторился. Рассказывай дальше. Ты говорил о горе Бадон.
- Дело в том, что неведомо для саксов король Утер как раз оказался в
Корнуолле со всем своим войском, с каким воевал против герцога Горлойса.
Он поднял легионы, призвал на помощь корнуолльцев и двинулся отгонять
саксов обратно. - Ральф помолчал, сердито поджав губы, потом договорил,
понурясь: - Кадор выступил с ним заодно.
- Вот оно что, - задумчиво сказал я. - А ты не знаешь, на чем они
поладили?
- Я только слышал, будто Кадор говорил, раз он один не в силах
оборонить свою Думнонию, то пусть хоть сам черт ему предложит союз, он
согласен, лишь бы прогнать саксов.
- Разумный юноша.
Но Ральф в пылу своих обид ничего не слушал.
- Он даже не заключил мира с Утером...
- Ну еще бы.
- ...а прямо выступил с ним вместе! А меня не взяли. Я ходил и к
королю, и к госпоже, просил, умолял - не берет!
- Ну что ж, - повторил я рассудительно, - его можно понять.
Тут Ральф словно опомнился, посмотрел на меня, готовый вспыхнуть
новой обидой.
- То есть как это? Если ты тоже считаешь меня предателем...
- Вы с Кадором однолетки, верно? Докажи же, что ты не глупее его.
Подумай хорошенько. Раз Кадору предстоит сражаться рядом с королем,
значит, король не может взять в это дело и тебя. Ведь если для Утера ты
просто живой укор совести, то в глазах Кадора ты - один из виновников
гибели его отца. Подумай сам, разве он потерпел бы тебя при короле, как ни
велика его нужда в королевских легионах? Ну, видишь теперь, почему тебя не
взяли в поход и тайно отправили на север, ко мне?
Он молчал. Я сказал ему ласково:
- Что сделано, то сделано, Ральф. Только дитя ждет от жизни
справедливости; мужчина же принимает не ропща все, чем оборачиваются его
поступки. Это теперь от нас обоих и требуется, поверь мне. Забудь о том,
что было, и принимай, что пошлют боги. Пусть тебе и пришлось оставить двор
и даже покинуть Корнуолл, жизнь твоя от этого еще не кончена.
Он молчал. Безмолвие затянулось. Наконец он встал, подобрал свою и
мою пустые чашки.
- Понимаю, - проговорил он. - И раз мне пока делать больше нечего, я
готов остаться здесь и услуживать тебе. Но не потому, что я боялся короля,
и не потому, что моя бабка хочет убрать меня подальше с глаз герцога
Кадора. А потому, что я сам так решил. И к тому же, - он сглотнул, - я в
долгу перед тобой.
В тоне его не слышалось ни благодарности, ни умиротворения. Он стоял
как солдат, закинув голову и прижимая к груди обе чашки.
- Ну что ж, начни выплачивать свой долг с того, что вымой эти чашки,
- миролюбиво сказал я и взялся за книгу.
Он еще помедлил минуту, но я не поднимал головы. И, не сказав больше
ни слова, он вышел из пещеры набрать воды в источнике.
5
На молодых все заживает быстро, и через несколько дней Ральф уже
хозяйничал вовсю, отказавшись от дальнейшего лечения. Только рана на бедре
еще недели две причиняла ему страдания и заставляла прихрамывать.
"Сам решив" остаться у меня, Ральф в действительности не имел другого
выбора: хромота и отсутствие лошади лишали его возможности покинуть
пещеру. Но служил он мне хорошо, смирив обиду, которую, наверно, еще
сохранил против меня, и недовольство новым своим положением. Он
по-прежнему был неразговорчив, но меня это нисколько не смущало. Я
спокойно занимался своими делами, и Ральф постепенно приспособился ко мне,
так что мы с ним зажили душа в душу. Может быть, он и презирал про себя
мое пещерное жилище и наш простой обиход, но видом своим и поведением
неизменно подчеркивал, что он - паж и состоит в услужении у принца.
Я постепенно освобождался от тягостных ежедневных обязанностей, с
которыми почти успел уже свыкнуться, и теперь на досуге опять мог читать,
собирать травы и даже заняться музыкой. Странно было поначалу лежать ночью
без сна и слышать с другого конца пещеры ровное дыхание спящего отрока; но
потом я заметил, что лучше сплю, кошмары стали проходить, ко мне
возвращалось здоровье и душевный покой; и, хотя сила моя все еще не давала
себя знать, я теперь верил, что она ко мне вернется.
Что же до Ральфа, то он хоть и досадовал на свое изгнание - ведь он
не предвидел ему конца, - однако со мной был неизменно любезен, а потом
постепенно и смирился со ссылкой и то ли изжил, то ли научился прятать за
внешним довольством прежнюю досаду.
Проходили недели, нивы в долинах золотились, ожидая жатвы, когда
наконец прибыла новая весть из Тинтагеля. Однажды августовским вечером, в
сумерках, шпоря коня, прискакал вестник. Ральфа со мной в это время не
было: я отослал его к пастуху Аббе, который все лето жил в хижине за
холмом, - его простачок сын по имени Бан повредил себе ногу, я лечил его,
и рана хорошо заживала, но еще нужны были мази и промывания.
Я вышел навстречу всаднику. Он уже спешился под скалой и вскарабкался
на уступ перед входом в пещеру. Был он молод, щеголеват и румян и коня не
взмылил. Я понял, что весть, с которой он послан, - не срочная и что ехал
он не спеша. Увидев меня, он единым взглядом охватил и старый, изодранный
плащ, и изношенный балахон, но сдернул с головы берет и опустился на одно
колено. Кому предназначался этот поклон: магу или королевскому сыну? -
подумал я.
- Господин мой Мерлин.
- Добро тебе пожаловать. Из Тинтагеля?
- Да, сударь. От королевы. - Вскинул на меня глаза. - Я прибыл тайно.
Без ведома короля.
- Я так и понял. Не то бы у тебя был королевский значок. Встань же.
Трава сырая. Ты ужинал?
Он посмотрел недоуменно. Не так встречают гонцов особы королевской
крови.
- Да нет, сударь, но я заказал себе ужин в деревенской харчевне.
- В таком случае не буду тебя задерживать. Там тебя, бесспорно,
накормят лучше, чем здесь. С какой же ты вестью? Или ты привез мне письмо
от королевы?
- Нет, господин, не привез, а просто на словах должен передать, что
королева желает тебя видеть.
- Немедленно? - встревожился я. - Не случилось ли худа с нею или с
младенцем, которого она носит?
- Ничего не случилось. Лекари и женщины говорят, что все хорошо. Но
только... - он потупил взгляд, - у нее, как видно, что-то на сердце, о чем
ей нужно с тобой побеседовать. Она велела сказать: как только сможешь.
- Понимаю. - И я спросил таким же старательно безразличным, как у
него, тоном: - А где сейчас король?
- Король намерен покинуть Тинтагель во вторую неделю сентября.
- Ага. Вот я как раз после этого и смогу быть у королевы.
Подобная прямота даже испугала его. Он снова вскинул на меня глаза и
тотчас потупился.
- Королева будет рада принять тебя в названное тобою время. Она
повелела мне все подготовить. Ты понимаешь, что открыто явиться в замок
Тинтагель для тебя невозможно. - И тут же, в порыве откровенности: - Ведь
в Корнуолле сейчас все от мала до велика против тебя. Тебе лучше будет
изменить обличье.
- Что до этого, - ответил я и погладил бороду, - то, как видишь, я
уже и так почти неузнаваем. Не тревожься, приятель, я все понимаю. Я буду
осмотрителен. Но тебе придется еще кое-что мне объяснить. Она ни словом не
обмолвилась, зачем я ей нужен?
- Ни словом, сударь.
- И ты ничего не слышал? Женщины ни о чем таком не шептались?
Он покачал головой, потом, прочтя недоверие на моем лице, добавил:
- Сударь, нужда королевы срочная. Она ничего не сказала, но, должно
быть, речь идет о младенце. О чем же еще?
- В таком случае я приеду. - Он как будто изумился и поспешил
опустить глаза. Я резко добавил: - А чего ты ожидал? Я не слуга королеве.
И королю не слуга. Так что нечего и пугаться.
- Чей же ты слуга?
- Свой и божий. Но ты можешь возвратиться к королеве и передать, что
я у нее буду. Какие приготовления ты сделал?
Он с облегчением пустился излагать привычные подробности:
- В пяти милях от Тинтагеля у брода через реку Кэмел стоит небольшая
харчевня. Ее хозяина зовут Кау. Сам он корнуоллец, но жена его, Маэва,
была раньше в услужении у королевы, и он не выдаст. Смело обращайся к ним,
они тебя будут ждать. Оттуда с одним из сыновей Маэвы ты сможешь послать
королеве весть о своем прибытии - до того, как королева призовет тебя,
тебе лучше к замку не приближаться. Теперь как ты будешь добираться?
Погода в сентябре, как правило, стоит еще хорошая, море обычно спокойно,
