- Ступай, - ответил я. - Я тебя не держу. Если ты задумала открыть
ему правду, подумай получше. Потрясение убьет его, и Артур только скорее
станет королем.
- Лорды не признают его! Никогда не признают! Думаешь, Лот будет
молчать и слушать твои речи? Что, если я им расскажу о нынешней ночи?
- Тогда верховным королем будет Лот, - спокойно ответил я. - И долго
ты при нем останешься в живых, беременная Артуровым отпрыском? Да, да, об
этом ты, я вижу, еще не поразмыслила? Как ни клади, а у тебя нет иного
выбора, кроме как убраться отсюда, пока возможно. После свадьбы твоей
сестры пусть Лот найдет тебе мужа - так ты еще пожалуй, убережешься.
И вдруг она разъярилась и зашипела на меня, словно кошка, загнанная в
угол.
- Это ты, ты смеешь осуждать меня! Ты ведь и сам рос побочным
отпрыском... Всю жизнь я должна была смотреть, как все, все достается
Моргиане! Эта девчонка будет королевой, а я... Она и магии тоже обучается,
только как ею пользоваться в своих интересах, не понимает, точно слепой
котенок! Ей место в монастыре, а не на королевском троне, а вот мне... а
я... - Она осеклась и прикусила губу. И кончила не так, как собиралась: -
Я, владеющая начатками той силы, которая дала тебе величие, кузен мой
Мерлин, неужели ты думаешь, я соглашусь остаться никем? - Она говорила
нараспев, точно ведунья, произносящая всесильное заклинание. - Это ты,
Мерлин, который ни одному мужчине не друг и ни одной женщине не любовник,
ты - никто, в конце жизни от тебя только и останется, что тень да имя!
Я улыбнулся.
- Ты думаешь меня испугать? Я ведь вижу дальше, чем ты. Я - никто,
это верно, я лишь воздух, тьма, слово, обещание. Я заглядываю в глубь
прозрачного кристалла и живу ожиданием в горных гротах. Но здесь, на
свету, у меня есть юный король и блистающий меч, и они делают за меня мою
работу и возводят здание, которое останется стоять, когда мое имя будет
лишь непонятным словом в забытых песнях и изжитых сказаниях, а твое имя,
Моргауза, - лишь шипением из темного угла. - Я повернул голову и кликнул
слугу. - Довольно, нам более нечего сказать друг другу. Ступай соберись и
оставь этот двор.
Слуга вошел и встал на пороге, с опаской поглядывая то на нее, то на
меня. Я узнал в нем по виду смуглого кельта, жителя западных гор; это
племя и ныне чтит старых богов, и, может быть, он смутно ощутил в моей
комнате присутствие враждебных соревнующихся чар.
Но для меня она теперь опять была только юной женщиной, запрокинувшей
навстречу мне миловидное, встревоженное лицо, так что золотисто-розовые
волосы, обрамляющие бледный лоб, заструились по вишневому платью. Для
слуги в дверях это должно было выглядеть как обыкновенное прощанье, если
он не чувствовал единоборствовавших теней. Она на него даже не взглянула -
что он понял, о чем догадался, ее не интересовало.
Следующую фразу она произнесла негромко, спокойно:
- Я поеду к сестре. Она до свадьбы пребывает в Йорке.
- Я позабочусь об эскорте. Свадьба, без сомнения, состоится на
рождество, как и предполагалось. Король Лот скоро к вам присоединится и
предоставит тебе место при дворе твоей сестры.
Она опять, скрытно и коротко, сверкнула на меня глазами. Можно было
гадать, на что она надеялась - возможно, на то, что еще успеет занять
место сестры при Лоте, - но мне она уже наскучила. Я сказал:
- Итак, прощай, пожелаю тебе благополучного путешествия.
Она низко присела в реверансе и произнесла сквозь зубы:
- Мы еще встретимся, кузен.
Я ответил галантно:
- Я буду с нетерпением ждать этой встречи.
И она ушла, тонкая, прямая, руки снова сложены на животе. Слуга
закрыл за ней двери.
Я стоял у окна и собирался с мыслями. Я устал, глаза после бессонной
ночи саднило, но голова была легкая и ясная, образ Моргаузы отодвинулся
вдаль. Свежее дыхание утра проникало в окно и разгоняло черные флюиды,
запах жимолости все слабел, окончательно выдохся, и с ним развеялась
последняя тень. Когда пришел слуга, я умылся холодной водой и, велев ему
следовать за мной, прошел в лазарет. Здесь легче дышалось, и взгляд
умирающих было проще выдержать, чем присутствие женщины, которой
предстояло родить Мордреда, Артурова племянника и побочного сына.
7
Король Лот, оказавшись в стороне от главных событий, не сидел сложа
руки. Его хлопотливые посланцы сновали туда и сюда, убеждая всякого, кто
соглашался слушать, что Утеру для такого случая, как провозглашение
наследника, надо бы вернуться в один из своих дворцов в Лондоне или
Винчестере. Спешка, шептали они, неприлична, неуместна: в таких делах
следует придерживаться обычая, всех оповестить, все церемонии соблюсти и
заручиться благословением церкви. Но старались они напрасно. Простые люди
в Лугуваллиуме и солдаты, сейчас числом превосходящие мирных жителей,
придерживались иного мнения. Всем было ясно, что часы Утера сочтены, и
разве не правильно, не справедливо объявить наследника прямо сейчас и по
соседству с полем битвы, на котором Артур уже успел по-своему объявить
себя? А что при этом не будут присутствовать епископы, что за беда? Ведь
это будет пир по случаю победы, устроенный, можно сказать, прямо на
бранном поле.
Дом, где расположился в Лугуваллиуме король со своим двором, был
набит до отказа. Но празднество выплеснулось далеко за его стены. По всему
городу и окрестностям предавались ликованию солдаты, воздух был синь от
дыма и костров и полон запахами жарящегося мяса. Командиры на пути в
королевские палаты изо всех сил старались не замечать пьянство в
расположении полков и на улицах и не слышать женского смеха и визга там,
куда по правилам женщинам доступа не было.
Артура я почти весь день не видел. Он пробыл с королем наедине до
самого полудня и вышел от него, только чтобы дать отцу отдохнуть перед
началом пиршества. Я же весь день провел в лазарете. Там было тихо, не то
что в сутолоке вблизи королевских покоев. Двери наших с Артуром комнат
подверглись настоящей осаде - кто-то искал милостей у новоявленного
принца, кто-то рвался поговорить со мной или купить мою благосклонность
подарком, а кого-то просто влекло любопытство. Я велел объявить, что Артур
у короля и до начала пира ни с кем говорить не будет. А страже оставил
тайное распоряжение послать за мной, если меня будет спрашивать Лот. Но
Лот у моих дверей не появлялся. И в городе, как я узнал от слуг, его тоже
не было видно.
Но я не мог рисковать С утра пораньше я послал к Каю Валерию,
начальнику королевской стражи и старому моему знакомому, и попросил
назначить дополнительную охрану к дверям наших комнат, в сени и даже под
окна. А по дороге в лазарет я завернул в покои короля и перемолвился
несколькими словами с Ульфином.
Может показаться странным, что прорицатель, которому открылась
картина будущей коронации Артура, ясная, отчетливая, осиянная светом, так
заботится охранить себя от недругов. Но тем, кто общался с богами,
известно, что они прячут свои обетования в слепящих лучах света и что
улыбка на устах бога не всегда означает милость. Человек еще должен в этом
удостовериться. Боги любят вкус соли; пот человеческих усилий служит
приправой к их жертвенным яствам.
Стражи, стоявшие, скрестив пики, на пороге королевских покоев,
пропустили меня без единого слова. В первой комнате ждали пажи и слуги. В
следующей сидели женщины, помогавшие ухаживать за королем. Ульфин, как
всегда, находился у самой двери в королевскую опочивальню. Он поднялся мне
навстречу, и некоторое время мы толковали с ним о состоянии короля, об
Артуре, о вчерашних событиях и о том, что должно было произойти нынче
вечером, потом - мы беседовали в стороне и негромко, чтобы не слышали
женщины, - я спросил его:
- Ты знаешь, что Моргауза покинула двор?
- Да, слышал, никто не знает почему.
- Ее сестра Моргиана находится в Йорке в ожидании свадьбы, - сказал
я, - и очень нуждается в ее обществе.
- О да, это мы слышали.
По каменному выражению его лица можно был заключить, что такому
объяснению никто не придавал веры.
- Приходила она к королю?
- Трижды. - Ульфин улыбнулся. Было ясно, что Моргауза не принадлежит
к его любимицам. - И все три раза не была допущена, так как король был
занят с принцем.
Двадцать лет была любимой дочерью и за двадцать часов забыта ради
законного сына! "Ты и сам рос побочным отпрыском", - упрекнула она меня.
Когда-то я, помнится, задумывался о том, какая судьба ей уготована. Здесь,
при Утере, она имела положение, пользовалась каким-то влиянием и вполне
могла питать к отцу своего рода привязанность. Она даже отказалась от
брака, чтобы остаться при нем, как упомянул он вчера в разговоре со мной.
Быть может, я слишком строго ее судил, потрясенный открывшимся мне будущим
и охваченный своей безоглядной любовью к ее брату.
Я поколебался, но потом все-таки спросил:
- Она очень была огорчена?
- Огорчена? - пожал плечами Ульфин. - Вернее будет сказать,
разъярена. Этой даме становиться поперек дороги опасно. Всегда она такая
была, бешеная, с самого детства. Вот и нынче одна из ее камеристок плакала
- небось получила хлыстом от госпожи. - Он указал кивком на юного
белокурого пажа, скучавшего под окном. - Вон мальчишка, вышел к ней
сказать, что ее не примут, так она ему ногтями всю щеку разодрала.
- Смотрите, как бы не было заражения, - заметил я, при этих моих
словах Ульфин взглянул на меня, удивленно вздернув бровь. Я кивнул. - Да,
да, это я ее выпроводил. Она уехала не по своей воле. Когда-нибудь ты
узнаешь, в чем тут дело. А пока, надеюсь, ты заглядываешь время от времени
к королю? Беседа не слишком его утомила?
- Наоборот, ему сейчас лучше, чем было все последнее время. Прямо не
мальчик - родник целебной воды. Король глаз с него не сводит, и сила его
час от часу прибывает. Они и полдничать будут вместе.
- Ага, так значит, его пищу сначала отведают? Я как раз об этом и
пришел спросить.
- Разумеется. Можешь ничего не опасаться, господин мой. Принц у нас в
безопасности.
- Но король должен отдохнуть перед началом пира.
Ульфин кивнул:
- Я уговорил его поспать после трапезы, до вечера.
- Тогда, может быть - что много труднее, - ты и принца склонишь к
тому же? Или если не поспать, то хотя бы вернуться прямо к себе и никуда
не выходить, пока не начнется пиршество?
Ульфин поглядел на меня с сомнением.
- Но согласится ли он?
- Да, если ты объяснишь, что этот приказ - или, лучше сказать,
просьба к нему - от меня.
- Хорошо, господин.
- Я буду в лазарете. Пошлешь за мной, если я понадоблюсь королю. И во
всяком случае, пошли мне сказать, как только принц отсюда выйдет.
Было уже далеко за полдень, когда белокурый паж принес мне известие,
что король почивает, а принц отправился к себе. Когда Ульфин передал
принцу, что от него требуется, тот разозлился, нахмурился и резко сказал
(эту часть поручения паж передал, стыдливо потупясь, дословно), что
провалиться ему, если он будет до ночи кваситься в четырех стенах, однако,
узнав, что просьба исходит от принца Мерлина, остановился на пороге, пожал
плечами и пошел к себе, не добавив более ни слова.
- В таком случае, пора и мне, - сказал я, - но сначала, мальчик, дай
мне осмотреть твою расцарапанную щеку.
Я смазал ему царапину, и он стремглав убежал обратно к Ульфину, а я
забитыми пуще прежнего коридорами пробрался в свои комнаты.
Артур стоял у окна. Услышав меня, обернулся.
