отваги. Артур улыбнулся, и все сделалось как раньше.
- Смотри, как бы тебе не пожалеть потом! Ведь Бедуир - единственный
человек на свете, способный меня долго выносить!
Я рассмеялся.
- Уж я постараюсь. А теперь, если можешь, ступай скажи, чтобы
подавали наших лошадей.
Потом я собрался и вышел на порог часовни. Артур вопреки моему
ожиданию не топтался на коне, исходя нетерпением, - он ждал, держа под
уздцы мою лошадь кротко, как слуга. При виде меня глаза у него
округлились: я облачился в лучшие мои одежды, и моя черная мантия,
подбитая пурпуром, была сколота на плече фибулой с королевским драконом.
Он увидел мою усмешку, понял, что я разгадал его мысли, и улыбнулся мне в
ответ, вскакивая на спину своему белому жеребцу. Я же постарался скрыть от
него мелькнувшую у меня в эту минуту мысль: что юноша в простом плаще, но
с гордым, ясным взглядом не нуждается в королевском значке - и без того
видно, что он - из рода Пендрагонов. Но он скромно направил белого жеребца
следом за моей чалой кобылой, и все глаза были устремлены на меня.
Так мы оставили Зеленую часовню на попечение того божества, которому
она была посвящена, и поехали вниз к Галаве.
* КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. КОРОЛЬ *
1
Опасность со стороны саксов была еще серьезнее, чем можно было понять
из рассказов Кадора. Колгрим быстро продвинулся в глубь страны. Когда мы с
Артуром в сопровождении нашего эскорта достигли Лугуваллиума, войска
короля и Кадора вместе с регедскими ратниками занимали позиции у
юго-восточной окраины города фронтом к противнику, уже накопившему
несчетные силы для предстоящего сражения.
Британские военачальники собрались в шатре у короля на совет. Шатер
его был разбит на вершине небольшого холма в дальнем конце поля,
предназначенного для сражения. Здесь в прошлом стояла возведенная кем-то
крепость, сохранились развалившиеся стены и обрушившаяся башня, а ниже по
склону виднелись груды камней и замуравевшие нивы - все, что осталось от
покинутой деревни. Здесь буйно разрослась ежевика и крапива, среди
поваленных камней возвышались старые развесистые яблони, в их листве
золотились спелые плоды. К подножию холма, скрипя колесами, сворачивали
обозы; а под прикрытием деревьев и полуобрушенных стен готовились
расположиться полевые лазареты. Кажущаяся неразбериха должна была скоро
кончиться; королевская армия все еще строилась по римскому образцу, как во
времена Амброзия. Разглядывая огромное войско врага, целое море копий,
топоров и конских грив, вздымаемых ветром, точно пена прибоя, я размышлял
о том, что в этой битве нам понадобится - до последней крупицы - вся наша
сила и отвага. Как-то покажет себя король?
Утеров шатер стоял на ровной площадке у подножия бывшей башни. Наш
маленький отряд пробирался туда через шумные порядки строящихся полков,
люди смотрели нам вслед, и даже сквозь крики команды и звон доспехов
слышно было, как солдаты передавали друг другу: "Это Мерлин. Мерлин. Маг
Мерлин приехал. Мерлин с нами". Они оборачивались, указывали на меня,
кричали, и глухое ликование распространилось по полю. Один здоровяк со
значком Дифеда крикнул мне на моем родном языке, когда я проезжал мимо:
- Ты, стало быть, нынче с нами, Мирддин Эмрис? Уж не увидел ли ты
нашу падучую звезду?
Я ответил ему громко и внятно, чтобы слышали и другие:
- Нынче наша звезда восходит! Глядите зорче и увидите, как она
взойдет над нашей победой!
Вместе с Артуром и Ральфом я спешился за холмом и пешком поднялся к
Утерову шатру, а у нас за спиной мое слово пробежало по полкам, точно
ветер по полю спелой ржи. Был ясный сентябрьский день, солнце сияло. У
входа в королевский шатер реял штандарт: алый по желтому дракон. Не
мешкая, я вошел, за мною - Артур. Он успел в Галаве облачиться в доспехи и
выглядел настоящим молодым воином. Я думал, что он явится с гербом графа
Эктора, но на нем не было никакого значка, а плащ и рубаха - из чистой
белой шерсти. "Это мой цвет, - сказал он мне в ответ на мой вопросительный
взгляд. - Белая лошадь, белый пес, и щит у меня тоже будет белый. У меня
нет имени, значит, я сам начертаю свое имя на щите. И герб у меня будет
свой, когда я заслужу его". В тот раз я ему ничего не сказал, но теперь,
когда он шел рядом со мной через большой королевский шатер, я подумал,
что, захоти он нарочно привлечь к себе все взоры на поле боя, он не мог бы
облачиться удачнее. Ослепительно белые одежды и сияющая, рвущаяся в дело
молодость выделялись в то утро среди всеобщей пестроты, как если бы
фанфары уже протрубили о его королевском достоинстве. И ту же мысль я
прочел в тревожном, ищущем взгляде Утера, устремленном на Артура.
Наружность короля меня поразила. Я удостоверился в справедливости
рассказов о том, что Утер "совсем сдал, словно хворь снедает его изнутри и
точит в нем последние силы". Он исхудал, стал бледен лицом и, как я
заметил, то и дело подносил руку к груди, будто ему трудно вздохнуть. Он
был в роскошном облачении - доспехи сверкали золотом и драгоценными
каменьями, мантия из золотой парчи вся расшита алыми драконами.
Величественно и прямо восседал он на большом королевском троне. В рыжей
его бороде уже засеребрилась седина, но глаза в глубоких глазницах горели
прежним живым огнем. Профиль заострился по-ястребиному, отчего лицо его
стало словно бы еще более царственным, чем раньше. Блеск золота и
драгоценностей и тяжелые складки мантии скрадывали худобу его тела, только
по костлявым кистям и запястьям было заметно, как высушила его долгая
болезнь.
- Артур и Ральф остались ждать в некотором отдалении, я же прошел
вперед. Граф Эктор стоял подле короля, а также Коэль Регедский, Кадор и
еще с десяток военачальников Утера, чьи лица мне были знакомы. Я заметил,
как Эктор изумленно взглянул на Артура. Лота нигде не было видно.
Утер приветствовал меня с любезностью, плохо скрывавшей нетерпение.
Должно быть, он намеревался прямо сейчас представить полководцам своего
сына, однако не успел. Снаружи заиграли трубы. Утер поколебался мгновение,
потом сделал торопливый знак Эктору, и тот, выступив вперед, представил
Артура королю как своего приемного сына Эмриса. Артур по-взрослому
собранно и чинно опустился на колено и поцеловал руку короля. Я видел, как
Утер сжал его пальцы, и подумал, что вот сейчас он все объявит, но в это
время опять, еще громче и ближе, заиграли трубы, и двери шатра
распахнулись. Артур отошел в сторону. Утер с заметным усилием оторвал
взгляд от его лица и произнес слова команды. Военачальники, отдавая
приветствие, торопливо разошлись, чтобы вскочить на коней и скакать к
своим полкам. От топора копыт содрогнулась земля, воздух зазвенел от
возгласов и булатного звона. Вбежали четверо здоровых мужчин с шестами, и
я увидел, что трон Утера - на самом деле своего рода носилки, большое
кресло, в котором его понесут на поле боя. Слуга бегом поднес королевский
меч и вложил ему в руку, что-то шепнув при этом, четверо носильщиков
пригнулись к шестам в ожидании королевского слова.
Я шагнул в сторону. Если в эту минуту мне и вспомнился молодой
отважный воин, умело и мужественно сражавшийся бок о бок со своим братом в
начале войны, то жалости и сострадания я не почувствовал - так весело
вскинул голову король, так знакомо улыбнулся своей яростной улыбкой. Годы
словно слетели с него. Когда бы не носилки, я поклялся бы, что передо мной
здоровый человек. Даже румянец снова выступил у него на щеках, и весь он
словно загорелся.
- Мой слуга сообщил мне, что ты уже предрек нам победу? - Он
засмеялся молодым, звонким смехом. - В таком случае ты принес нам сегодня
все, чего можно было желать. Эй, мальчик!
Артур, разговаривавший с Эктором у входа, замолчал и оглянулся.
Король поманил его.
- Иди сюда. Будь со мной.
Артур бросил вопросительный взгляд на своего опекуна, потом на меня.
Я кивнул. Он пошел на зов короля, а Эктор сделал знак Ральфу, и тот, не
говоря ни слова, двинулся вслед за Артуром и встал с ним рядом слева от
королевского кресла. Эктор еще помедлил у входа в шатер, но Утер говорил
что-то своему сыну, и Артур был весь внимание. Граф закинул полу плаща
через плечо, второпях кивнул мне и вышел. Снова взыграли трубы, и короля
понесли навстречу солнцу и кликам туда, где его ждали, изготовившись к
бою, полки.
Я не последовал за носилками вниз по склону холма, а остался на
высоком месте перед входом в шатер и мог видеть, как внизу подо мною на
широком поле строятся войска. Вот носилки поставлены на землю, и король,
поднявшись, обращается с речью к своим солдатам. На расстоянии мне не было
слышно, что он говорит, но, когда он обернулся и указал туда, где я стоял
на виду у всей армии, опять раздался крик: "Мерлин!" - и затем
приветственные возгласы. В ответ донесся крик из вражеского стана, полный
вызова и насмешки, и тут же все потонуло в реве труб и в громе копыт, и
содрогнулись небеса.
Подле башни росла старая яблоня, толстая, узловатая, кора вся в
зеленых пятнах лишайника, но сучья ее клонились под грузом золотистых
яблок. Перед яблоней была груда камней и среди них - некое подобие
пьедестала, быть может поддерживающего когда-то статую или алтарь. Я
взгромоздился на этот пьедестал и, прислонившись спиной к стволу яблони,
принялся наблюдать за ходом сражения.
Знамени Лота по-прежнему нигде не было видно. Я подозвал пробегавшего
мимо парня - это был подручный лекаря, он торопился в лазарет внизу под
горой - и задал ему вопрос:
- А что же Лот из Лотиана? Его полки не подошли?
- Пока нет, господин. Не знаю почему. Может быть, их держат в резерве
на правом фланге?
Я посмотрел туда, куда он указывал. Там, в правом конце поля,
посверкивала, извиваясь, речка в широких, шагов на пятьдесят, топких
берегах. Дальше подымался отлогий склон, поросший редким ивняком, ольхой и
молодыми дубами, а за ним начинался настоящий лес. Склон был неровный,
каменистый, но конница там прошла бы, а под покровом леса вполне могла бы
спрятаться целая армия. Мне показалось, что я вижу блеск копий сквозь
лесную чащу. Лот, подходя с северо-востока, должен был первым узнать о
приближении саксов и никак не мог бы опоздать к началу битвы. Не иначе как
он затаился в лесу, высматривал и выжидал. Но не как резерв, не по приказу
короля - в этом я был убежден. Перед Лотом сегодня действительно встал
выбор, о котором говорили мы с Кадором: если бой будет складываться в
пользу Утера, Лот успеет ввести свои полки и разделить с ним миг триумфа,
а впоследствии добычу и власть; если же побеждать будет Колгрим, то Лот
сможет перекинуться на сторону саксов, вовремя отвергнув брак с Моргианой,
и воспользоваться благами, которые дадут ему новые правители. Конечно, я,
может быть, возвожу на него напраслину, подумал я, но сдается мне, что так
оно все и есть. Жаль, я до начала битвы не узнал, что думает по этому
поводу Утер. Если Лот находится где-нибудь поблизости, уж он ни за что не
упустит открывшихся ему в этой битве возможностей. И он скоро заметит меня
или, во всяком, случае, прослышит о моем присутствии. А уж тогда он сразу
поймет, кто таков этот белый отрок на белом коне, сражающийся по левую
руку от короля.
Было ясно, что появление верховного короля, даже на носилках,
укрепило и взбодрило дух британцев. Правда, несомый в битву, он не мог,
как раньше, вести полки за собой, но его дракон развевался в самом центре
