повернул головы, как на меня сквозь запахи целебных снадобий, сквозь смрад
мук и страхов повеяло отрадным благоуханием. Даже светильники вспыхнули
ярче.
- Мерлин? - позвал он тихо, как всякий перед лицом чужого страдания;
но голос его еще звенел упоением недавнего боя. Я оглянулся с улыбкой, но
тут же нахмурился:
- Ты ранен? Глупый мальчишка, что же ты так поздно пришел? Дай я
осмотрю тебя.
Он вырвал у меня задубевший от крови рукав.
- Ты что, не можешь отличить по виду черную саксонскую кровь? На мне
нет ни царапины. Ах, Мерлин, какой день! И какой король! Отправиться в
битву хворым, на носилках - вот это настоящая храбрость, куда большая, чем
воевать верхом на добром коне и с добрым мечом в руке. Клянусь, мне даже
задуматься не понадобилось... все получилось само собой... Мерлин, это
было великолепно! Я рожден для этого, теперь я убедился! А ты видел, как
было дело, как поступил король? Видел его меч? Клянусь, этот меч прямо
повлек меня вперед, своей волей, не моей... И тут вдруг крики, и солдаты
хлынули за мной, будто море вышло из берегов. Я ни разу даже не пришпорил
Канрита... Все произошло так быстро, и вместе с тем так медленно и
отчетливо, каждый миг растянулся в вечность. Я и не подозревал, что можно
одновременно испытывать удушающий жар и ледяной холод, а ты?
Он продолжал торопливо говорить, не дожидаясь моих ответов, глаза его
еще горели восторгом боя, упоением пережитого. А я и не слушал почти, я
смотрел на него и на лица санитаров и слуг и тех раненых, кто был в
сознании и мог его слышать. И я видел, какое он оказывает действие - вот
так же и Амброзиево присутствие после битвы давало силы страждущим и
утешение умирающим. Артур обладал тем же удивительным свойством, в будущем
мне еще не раз предстояло видеть его в действии: он словно разливал вокруг
себя силу и сияние, и, однако же, они вновь преумножались в нем. Я знал,
что с возрастом все труднее ему будет даваться такое обновление, но сейчас
он был еще совсем юн, и впереди был расцвет его сил. После всего, что было
сегодня, кто осмелится утверждать, будто, он не годится в короли из-за
своей молодости? Неужели закосневший в интригах Лот, который спит и видит,
как бы ему сесть на чужой трон? Нет, сегодняшний день доказал, что самая
молодость Артура и вызвала в солдатах прилив отваги - так охотник
призывает на след стаю гончих, так колдун свистит, и подымается ветер.
На одной из коек он увидел знакомого солдата - тот рубился от него по
соседству - и, тихо ступая, прошел в глубь лазарета, чтобы потолковать
сначала с ним, а потом и с другими. Двоих, я слышал, он назвал по имени.
"Дай ему меч, - было сказано мне в видении, - и его собственная
природа доделает остальное. Короли создаются не из снов и пророчеств; ты
еще не начал работать на него, а уж он был таким, каков он сейчас. Все,
что ты мог, - это охранять его, пока он рос. Ты, Мерлин, точно кузнец
Веланд у черной наковальни: ты выковал меч и придал его лезвию остроту, но
он сам прорубит себе путь".
- Я видел, как ты стоял наверху у яблони, - весело сказал Артур. Он
вышел со мной в сени, где я задержался, давая наставления дежурному. -
Солдаты говорили, что это добрый знак. Что раз ты над нами, на холме,
битва, можно сказать, выиграна. И это - чистая правда, потому что я все
время, даже когда не думал, неизменно чувствовал на себе твой взгляд.
Чувствовал, что ты близко. Это было как щит, прикрывающий спину. Мне даже
казалось, будто я слышу...
Он осекся на полуфразе. Глаза его расширились и остановились на
чем-то у меня за спиной. Я оглянулся, чтобы узнать, что сковало ему язык.
Моргаузе было уже двадцать два года, и она стала еще обворожительнее,
чем в тот год, когда я ее видел в последний раз. Она явилась в сером, в
свободном длинном одеянии мышиного цвета, в котором должна была бы
походить на монахиню, но почему-то не походила. Украшений она не надела -
да и ни к чему они были. Кожа ее превосходила белизной мрамор, и
продолговатые глаза, которые я хорошо помнил, отливали золотисто-зеленым
из-под рыжеватых ресниц. Волосы она, как подобает незамужней женщине,
носила, распустив по спине золотой волной, только убрав со лба под широкую
белую ленту.
- Моргауза! - воскликнул я удивленно. - Тебе здесь не место! - Но тут
же вспомнил о ее лекарском искусстве и увидел у нее за спиной двух женщин
и пажа с коробками и скатанными бинтами. Она, должно быть, как и я,
возилась с ранеными; а может быть, она здесь в свите короля и ухаживала за
ним в его немощи. Я поспешил добавить: - Да, да, понимаю, прости. И
прости, что я неприветливо тебя встретил. Твое искусство здесь будет
полезно. Скажи мне, как здоровье короля?
- Он пришел в себя и сейчас отдыхает. Он весел и, по-видимому,
чувствует себя неплохо. Должно быть, битва была необыкновенная. Мне жаль,
что я ее не видела. - Она устремила долгий оценивающий взгляд на Артура,
стоящего у меня за спиной. Было очевидно, что она признала в нем юношу,
завоевавшего сегодня всеобщее восхищение, но король еще не успел открыть
ей, кто он таков. Ни в голосе ее, ни во взгляде не было и намека на такое
знание, когда она сделала ему реверанс: - Сударь.
Лицо Артура зарделось, как полковое знамя. Он, запинаясь, выговорил
какое-то приветствие, на глазах превратившись снова в неуклюжего,
застенчивого мальчика - а ведь мальчиком он не был ни застенчивым, ни
неуклюжим.
Она выслушала его равнодушно и опять обратила взгляд на меня:
двадцатилетняя женщина, пренебрегающая подростком. Я подумал: нет, она еще
не знает.
А она мелодичным, ласковым голосом произнесла:
- Господин мой Мерлин, я пришла к тебе с вестью от короля. Позднее,
когда ты отдохнешь, он хотел бы побеседовать с тобой.
Я с сомнением сказал:
- Но ведь уже очень поздно. Может быть, пусть он поспит?
- Мне кажется, он будет лучше спать, если сначала поговорит с тобой.
Ему не терпелось тебя увидеть сразу же по возвращении с поля боя, но
сначала ему следовало отдохнуть, и я дала ему снотворного снадобья. Сейчас
он проснулся. Ты мог бы прийти к нему через час?
- Хорошо.
Она, потупя взор, еще раз сделала реверанс и вышла так же неслышно,
как вошла.
3
Мы поужинали с Артуром вдвоем. Мне отвели комнату с окном на реку.
Вдоль берега, обнесенный высокой стеной с воротами, тянулся небольшой сад.
Комната Артура примыкала к моей, а вход в ту и в другую был через прихожую
где находилась вооруженная охрана. Утер принял все меры предосторожности.
Моя комната была просторна и богато убрана. Там нас дожидался слуга с
едой и вином. За ужином мы почти не говорили. Я устал и проголодался, а
Артур хоть и ел со своим всегдашним аппетитом, теперь, после недавнего
возбуждения, был как-то по-особенному молчалив - возможно, из уважения ко
мне, решил я. Я же ни о чем другом сейчас не мог думать, кроме
предстоящего разговора с Утером и того, что принесет нам завтрашний день;
а сам испытывал при этом только упадок духа, который относил за счет
трудного пути и долгого, полного событий дня. Но в глубине души я понимал,
что этим дело не исчерпывается - я словно ступил с залитой солнцем равнины
на болото, над которым навис густой, волглый туман.
Пришел Ульфин, слуга Утера, дабы сопровождать меня к королю. По
взгляду, который он задержал на Артуре, я понял, что правда ему известна,
но, проходя со мной длинными коридорами к опочивальне короля, он не
обмолвился о ней ни словом. Казалось, одно только заботило его сейчас -
нездоровье короля. И когда меня ввели в опочивальню, я убедился, что
беспокойство имело основание. Даже с утра перемена была разительна. Король
в подбитом мехом халате полулежал в постели, откинувшись на подушки, и без
королевского облачения, без лат, пурпура и парчи на виду была бедственная
худоба его тела. Я сразу увидал смерть в его лице. Не сегодня и не завтра,
но она недолго заставит себя ждать - вот откуда, подумалось мне, та
неясная тревога, что гнетет мне душу. Но немощный и недужный король,
однако, выказал радость при виде меня, ему не терпелось начать разговор, и
я отбросил горькие предчувствия. Пусть в нашем распоряжении только
нынешняя ночь и завтрашний день, мы с Утером еще успеем увидеть, как
взойдет и утвердится в зените наша звезда.
Он заговорил сначала о выигранной битве и о событиях минувшего дня. Я
понял, что все сомнения оставили его, что он сожалеет, хотя и не
признается открыто, о потерянных для него годах Артурова отрочества. Он
засыпал меня вопросами, и, как ни опасался я утомить его рассказом, было
ясно, что на душе у него станет легче, когда я удовлетворю его
любопытство. И потому, по возможности кратко и ясно, я поведал ему историю
последних лет, со всеми подробностями жизни мальчика в Диком лесу, которым
не нашлось места в донесениях, им от меня полученных. Поведал я ему и то,
что знал и что подозревал о недругах Артура; при имени Лота он не выказал
волнения и выслушал меня, не прервав. О мече Максима я говорить не стал.
Король сегодня прилюдно вложил собственный меч в руку сына; мог ли он
яснее выразить, что считает его своим наследником? А меч Максена, когда
объявится в нем нужда, вручит ему бог. Между двумя этими дарами оставался
еще темный промежуток будущего, который был скрыт от меня, - зачем
тревожить короля понапрасну?
Когда я кончил. Утер откинулся на подушки и полежал так в молчании,
глубоко задумавшись и устремив взгляд в дальний конец комнаты. Потом он
заговорил:
- Ты был прав, Мерлин. Даже в том, что трудно поддавалось пониманию и
за что, не понимая, я осуждал тебя, ты был прав. Бог держал нас в руке
своей. И несомненно, это бог внушил мне отказаться от сына и оставить его
на твое попечение, чтобы он вырос вот таким и возмужал в тайне и в
безопасности. Мне все же дано было увидеть, какого принца зачал я в ту
дикую ночь в Тинтагеле и какой король придет мне на смену. Мне бы
следовало больше тебе доверять, бастард, как доверял тебе мой брат. Мне
ведь нет нужды объяснять тебе, что я умираю? Кандар мнется и жмется и
увиливает от ответа, но ты, королевский прорицатель, ты ведь признаешь
правду?
Вопрос прозвучал властно, требуя ответа. И когда я сказал: "Да", на
устах Утера мелькнула почти довольная улыбка. И, видя, с какой суровой
отвагой встречает он смерь, я почувствовал к нему больше расположения, чем
испытывал прежде. Вот чем очаровал он сегодня Артура - гордым королевским
достоинством, которое пришло к нему с запозданием, но все же пришло.
Сейчас, когда близко свершение, мы с Утером словно объединились в этом
мальчике. Король кивнул. Бремя пережитого за день и вечер уже начинало
сказываться на нем, но взгляд его оставался дружелюбен, а речь жива:
- Ну что ж, с прошлым мы разобрались, а будущее - это уже его дело. И
твое. Но я еще не умер, я еще верховный король, и настоящее в моей власти.
Я послал за тобой, чтобы сказать; что завтра на праздничном пиру объявлю
Артура моим наследником. Лучше случая не придумать. После сегодняшнего боя
никто не скажет, что он недостоин королевского трона, он показал, чего он
стоит, и люди видели, более того, видела армия. Даже захоти я теперь
оставить тайну нераскрытой, едва ли это было бы возможно: слух пробежал по
лагерю, как огонь по соломе. А сам он еще ничего не знает?
- Похоже, что нет. Пора бы ему, кажется, начать догадываться, но он
как будто ничего не подозревает. Ты сам ему завтра скажешь?
- Да. Я пошлю за ним утром. А до тех пор, Мерлин, оставайся при нем и
