родственников, ни куска собственности. Я ни с кем, кроме Амброзиуса, не
успел толком поговорить. Для него же я был слугой, иждивенцем, которым
можно вертеть как угодно, сохранив своей милостью ему жизнь.
Кадал принес мне завтрак, состоявший из ржаного хлеба, медовых сот и
сушеного инжира. Я спросил, где Амброзиус.
- На учениях, с людьми. Каждый день смотрит, как проходят учения.
- Что, ты думаешь, он хочет от меня?
- Все, что он передал тебе, так это быть здесь, пока не отдохнешь.
Мне надо послать человека на корабль, чтобы он забрал твои вещи.
- Не так уж их и много. Пара туник, сандалии, завернутые в голубую
накидку, и брошь-застежка, подаренная мне матерью, и разные мелочи.
Я коснулся складок дорогой туники.
- С этим не сравнить. Я надеюсь, Кадал, что смогу отплатить ему. Он
не сказал, что от меня требуется?
- Ни слова. Уж не думаешь ли ты, что он станет поверять меня в свои
тайные замыслы. Делай сейчас то, что он сказал. Устраивайся, как дома, не
болтай лишнего и не попадай в неприятности. Не думаю, что тебе удастся
часто его видеть.
- Я тоже так считаю, - ответил я. - Где буду жить?
- Здесь.
- В этой комнате?
- Вряд ли. Я имею в виду - в доме.
Я отодвинул блюдо в сторону.
- Кадал, а Утер живет в собственном доме?
В его глазах что-то мелькнуло. Кадал был коренастый плотный человек с
квадратным красноватым лицом, с большой копной черных жестких волос.
Мелкие черные, как оливки, глаза дали мне понять, что все во дворце знали,
что произошло прошлой ночью между мной и принцем.
- Нет. Он живет здесь же. Бок о бок со всеми.
- А...
- Не беспокойся. Тебе не придется часто с ним видеться. Он через
неделю-другую уезжает на север. Наверное, он уже совсем забыл о тебе.
Кадал улыбнулся и вышел.
Он оказался прав. В течение двух недель я совсем не видел его, потом
Утер уехал с воинами на север. Поездка планировалась в качестве учебного
похода, а также с целью сбора провианта. Особо я не жалел о разлуке с
Утером. Мне почему-то казалось, что ему не по душе мое присутствие в доме
его брата. Доброта же Амброзиуса ко мне немало раздражала его.
Я ожидал, что после той ночи мы совсем перестанем видеться с Графом.
Однако он часто по вечерам присылал за мной. Во время встреч расспрашивал
меня, слушал мои рассказы о доме. Устав, он просил сыграть ему на лире.
Иногда мы играли партию-другую в шахматы. К моему удивлению, мы сражались
на равных, и я не чувствовал, чтобы он мне поддавался. Здесь широко
распространены кости, но он не рисковал противостоять несовершеннолетнему
предсказателю. Шахматы имели большее отношение к математике, нежели к
волшебству, и менее подчинялись законам черной магии.
Он сдержал свое обещание и растолковал мне значение виденного в ту
ночь сна. Время шло, воспоминания затуманивались. Я уже начал считать, что
увидел его под влиянием холода, голода и... старого рисунка на моем
римском сундуке в Маридунуме, на котором были изображены стоящий на
коленях бык, человек с ножом и усеянный звездами небесный свод. После
рассказа Амброзиуса я понял смысл той картины. Я увидел бога,
покровительствовавшего воинам, бога Слова, Света, Доброго Пастыря,
посредника между единым богом и человеком. Мне привиделся Митра, пришедший
тысячу лет назад из Азии. Амброзиус рассказал мне, что он родился в
середине зимы в пещере, пока пастухи смотрели за сиявшей звездой. Он был
создан из земли и света, отделившись от скалы. В левой руке держал факел,
а в правой - нож. Он убил быка, чтобы, окропив почву, дать земле жизнь и
плодородие. После последней трапезы из хлеба и вина его отозвали на небо.
Он являлся богом-символом силы и доброты, храбрости и воздержания.
- Бог воинов, - повторил Амброзиус. - Поэтому мы установили здесь его
культ. Подобно тому, как это делалось в римских армиях, мы нашли точку
соприкосновения, общую для всех командиров, начальников и мелких королей
всех мастей и убеждений. Я не могу рассказать тебе о богослужении, это
запрещено, но представление ты уже имеешь. В ту ночь я со своими офицерами
как раз собрался на проведение этой церемонии. Но твой рассказ о вине и
хлебе, убийстве быка произвел сильное впечатление. Ты узнал об этой
церемонии больше, чем нам вообще разрешено. Когда-нибудь узнаешь о ней
подробно. А до тех пор будь осторожен, и если тебя спросят о видении, то
помни, что это лишь сон. Понял?
Я кивнул, но в голове у меня вертелась лишь одна мысль. Вспомнилась
мать, христианские священники, Галапас, источник Мерлина, все виденное в
воде и слышанное на ветру.
- Ты хочешь посвятить меня богу Митре?
- Мужчина берет власть, как бы она ему ни досталась, - проговорил он.
- Ты сказал, что не знаешь, под покровительством какого бога находишься.
Возможно, ты идешь по стезе, освященной Митрой. Она и привела тебя ко мне.
Посмотрим. Пока же он останется покровителем воинов, и нам еще потребуется
его помощь. А теперь, если хочешь, неси лиру и спой мне...
Он обращался со мной лучше, чем с принцем, так, как не обращались со
мной даже в доме деда.
Кадала приставили ко мне в качестве личного слуги. Вначале мне
показалось, что ему это может не понравиться и он расценит это как
понижение по службе.
Но потом понял, что он доволен. Вскоре у нас установились
приятельские отношения. Поскольку во дворце не было детей моего возраста,
он стал моим постоянным спутником. Сначала мне дали собственную лошадь
Амброзиуса, но потом я стыдливо попросил заменить ее на лошадь поменьше,
подходящую моему росту. Так у меня появился небольшой крепкий серый конек.
В порыве тоски я назвал его Астером.
Так прошли первые дни. Вместе с Кадалом я изучал округу. Мороз не
сдавал позиций, но вскоре пришли дожди. Поля заболотились грязью. Дороги
стали скользкими и ненадежными. Во все углы проникал холодный ветер,
дувший день и ночь. Малое море приобрело металлический серый цвет и
покрылось барашками. Каменные истуканы покрылись с северной стороны
темными пятнами влаги. Однажды я попытался найти изваяние с обоюдоострым
топором и не смог. Зато мне попалось другое. При особом освещении можно
было заметить вырезанный на камне кинжал. Мой пони не любил эту дорогу.
Конечно же, я изъездил город вдоль и поперек. В центре стоял замок
короля Будека, возвышавшийся на каменной гряде и обнесенный высокой
стеной. К воротам вела мощеная дорога. Я часто видел, как по ней во дворец
въезжал Амброзиус или его начальники. Сам же я не заезжал дальше охранного
поста, расположенного у основания горы. Несколько раз видел и короля
Будека, выезжавшего вместе со своими людьми. Его волосы и борода совсем
побелели, но на крупном гнедом мерине он смотрелся лет на тридцать моложе.
Ходило бесчисленное множество историй о его искусстве владения оружием и о
данной им клятве отомстить Вортигерну за убийство своего кузена
Констанция.
Месть грозила затянуться на всю жизнь. Для столь бедной страны не
представлялось возможным собрать армию, способную победить Вортигерна и
саксов. Но теперь уже скоро, как говорили люди...
Ежедневно, при любой погоде проводились учения. Сейчас Амброзиус
располагал армией в четыре тысячи человек. Что касается расходов короля,
то они окупали себя. В тридцати милях от города проходила граница с
владениями одного молодого короля, алчного до чужого добра. Его сдерживали
лишь сведения о растущей мощи Амброзиуса и репутация его воинов. Будек и
Амброзиус распространяли слухи об оборонительных целях, боясь, чтобы
Вортигерн ничего не узнал. Известия о подготовке Амброзиуса к войне
доходили до него лишь в форме слухов, не содержащих ничего конкретного.
Вортигерн считал (как того и хотел Будек), что Амброзиус и Утер смирились
со своей участью изгнанников и поселились в Малой Британии как наследники
Будека и сейчас их заботила лишь охрана границ королевства.
Такое впечатление поддерживалось и тем, что армия использовалась для
заготовки продукции для города и других гражданских работ. Закаленные
воины Амброзиуса выполняли любые обязанности. Они обеспечивали дровами
целый город, копали торф и обжигали уголь, строили и работали кузнецами.
Воины делали не только оружие для себя, но и инструменты для обработки
земли и строительства - лопаты, плуги, топоры и косы. Они объезжали
лошадей, пасли и забивали скот, строили повозки. Они могли вырыть ров и
огородить лагерь за два часа и убрать все за час. В армии имелся
инженерный корпус. Их мастерские занимали половину квадратной мили. В них
можно было изготовить что угодно, начиная от висячего замка и кончая
кораблем. Короче говоря, они готовились высадиться в неизвестной стране и
быть способными полностью обеспечивать себя, жить и быстро передвигаться в
любых природных условиях. Однажды в моем присутствии Амброзиус сказал
одному из офицеров, что только для воинов, привыкших к хорошей погоде,
война является приятной прогулкой. "Я же воюю, чтобы побеждать, а победив
- держаться, - подчеркнул он. - Британия - большая страна. По сравнению с
ней наш уголок Галлии - заливной луг. Поэтому, господа, - сказал он, - мы
сражаемся и весной, и летом, а первого октября мы не пойдем на отдых
точить мечи до весны. Мы продолжим сражение, если понадобится, и в снег, и
в бурю, и в мороз. И при этом в любую погоду мы должны будем есть и
кормить пятнадцать тысяч человек, и хорошо кормить".
Вскоре, спустя месяц после моего прибытия в Малую Британию, свободные
деньки для меня закончились. Амброзиус нашел мне учителя.
Белазиус в корне отличался от Галапаса и доброго пьяницы Деметриуса,
бывшего моим официальным наставником в Маридунуме. Это был человек в
расцвете сил, служивший у Графа "по деловой части" и занимавшийся разными
расчетами и подсчетами. Он получил математическое и астрономическое
образование. По происхождению был наполовину галло-римлянин, наполовину
сицилиец, рослый, с оливковым лицом, черными глазами, прикрытыми длинными
ресницами, меланхоличным выражением лица и злым ртом. Острый на язык и
ядовитый по характеру. Вскоре я понял, что единственный способ избежать
его саркастических замечаний и тяжелой руки - это быстро и хорошо
выполнять данную им работу. У меня же все легко получалось, так как мне
нравилось трудиться, и поэтому вскоре между нами установилось
взаимопонимание и мы хорошо поладили.
Однажды днем в конце марта мы работали в моей комнате во дворце
Амброзиуса. Сам Белазиус жил в городе, но где - никогда не говорил. Я
решил, что он сожительствовал с какой-нибудь легкой дамочкой и не мог
допустить, чтобы ее увидали. Большую часть рабочего времени он проводил в
штабе. В Казначействе всегда было много народу - писарей и счетчиков,
поэтому ежедневно занятия мы проводили в моей комнате. Она была невелика,
но, на мой взгляд, очень удобна. Пол устилала сделанная здесь же красная
плитка, стояла резная мебель, комнату украшали бронзовое зеркало, камин и
светильник, привезенный из Рима.
Белазиус был доволен мною. Сегодня мы занимались математикой. В этот
день я не мог позволить себе чего-нибудь забыть. Я решил поставленные
передо мной задачи, будто область знаний представляла собой открытый луг с
протоптанной и доступной всем тропинкой.
Он стер ладонью мой чертеж, отложил в сторону табличку для письма и
встал.
- Ты хорошо поработал. Мне сегодня надо пораньше уйти.
Белазиус потянулся и позвонил в колокольчик. Дверь тут же открылась,
видимо, слуга ждал. Вошел мальчик с накидкой хозяина, расправил ее на
