короля. Он находился здесь восемь дней, пока разведчики Будека повсюду
искали его. Но он должен был умереть.
- Теперь его найдут?
- Да, далеко отсюда, в лесу. Они подумают, что его задрал вепрь. -
Снова косой взгляд. - Можно сказать, что он легко отделался. В прежние
времена ему вырезали бы пупок, а кишки, как шерсть на веретено, намотали
бы на ствол священного дерева.
- А Амброзиус знает?
- Амброзиус тоже является человеком короля.
Мы прошли несколько шагов в молчании.
- Ну, а что же со мной, Белазиус?
- Ничего.
- Разве это не святотатство, подглядывать за твоими тайнами?
- Тебе ничего не грозит, - сухо сказал он. - У Амброзиуса длинные
руки. Почему ты так смотришь?
Я покачал головой. Даже для самого себя затруднялся выразить мысль.
- Ты не испугался? - спросил он.
- Нет.
- Клянусь богиней. По-моему, Амброзиус был прав, сказав, что ты смел.
- Если у меня и есть смелость, то не та, которой надо восхищаться.
Как-то мне пришло в голову, что от остальных детей меня отличало то, что я
не понимал их многих страхов. Но у меня имелись свои, которые я научился
сдерживать, это стало предметом моей гордости. Но теперь-то я начинаю
осознавать, что, даже если на пути меня будут ждать опасность и смерть, я
твердо пойду им навстречу.
Он остановился. Мы почти дошли до рощи.
- Скажи мне, почему.
- Они мне не грозят. Я переживаю за других, но не за себя. Пока. Мне
кажется, что люди боятся неизвестного. Они боятся боли и смерти, потому
что последние могут поджидать за любым углом. Но иногда я чувствую, что
сокрыто от моего взора, но тем не менее ожидает меня. А иногда ясно вижу
боль и опасность прямо перед собой. Но смерть пока далеко. Поэтому не
боюсь. Это не смелость.
- Да. Я знал, что ты обладаешь провидением, - медленно сказал он.
- Оно приходит ко мне лишь иногда, по воле бога, а не по моей воле, -
увлекшись, я наговорил слишком много. А он не относился к людям, перед
которыми можно раскрывать душу.
- Послушай, Белазиус, - быстро сказал я, чтобы сменить тему, - Ульфин
не виноват. Он отказался что-либо говорить нам и остановил бы меня, если
бы смог.
- Ты имеешь в виду, что если требуется понести наказание, то ты готов
это сделать?
- Это будет честно с моей стороны, тем более, что могу себе это
позволить. - Я посмеялся про себя над ним, чувствуя себя в полной
безопасности за невидимым щитом.
- Что меня ждет? Ваша древняя религия, наверное, имеет в запасе
несколько второстепенных наказаний. Суждено ли мне умереть во сне от колик
или в следующий раз меня задерет вепрь, когда я окажусь в лесу без моей
"черной собаки"?
Он улыбнулся в первый раз.
- Не стоит думать, что ты легко отделаешься. Найду применение тебе и
твоему провидению, будь спокоен. Амброзиус не единственный человек на
свете, который использует людей по их назначению. Ты сказал, что сегодня
ночью тебя сюда что-то вело. Так вот - тебя вела Богиня, и к Богине ты
должен будешь пойти. - Он опустил мне на плечо руку. - За сегодняшнюю
ночь, Мерлин Эмрис, тебе придется платить только той монетой, которая
устроит Богиню. Она будет преследовать тебя, как и всех остальных, кто
попытался проникнуть в ее тайны. Но она не погубит тебя. О, нет, не
Актеон, мой маленький способный ученик, а Эндимион. Она примет тебя в свои
объятия. Короче, тебе предстоит учеба, пока я не возьму тебя с собой в
святилище и не представлю.
"И не намотаешь мои кишки на каждом дереве в лесу", - хотел добавить
я, но сдержался. Власть берут там, где она есть, - сказал он. Посмотрим. Я
осторожно освободился от его руки и первым вошел в рощу.
Если до этого Ульфин перепугался, то сейчас он просто потерял дар
речи от ужаса, увидев меня вместе с хозяином. Он понял, где я был.
- Хозяин... я думал, он поехал домой. Да, повелитель, так сказал
Кадал.
- Подай мне накидку, - сказал Белазиус, - и убери это в седельную
сумку.
Он бросил белое одеяние. Оно повисло, свободно болтаясь, на дереве, к
которому был привязан Астер. Пони испугался и фыркнул.
Сначала я подумал, что его испугала сама белая тряпка, но затем
разглядел на ней заметные даже в лесной темноте черные пятна. До меня
донесся исходивший от его одежды запах дыма и свежей крови.
Ульфин машинально поднял накидку.
- Хозяин, - от страха мальчик прерывисто дышал, - Кадал взял вьючную
лошадь. Мы думали, что хозяин Мерлин отправился в город, да и сам я был
уверен, что он поехал туда. Я ничего ему не говорил, клянусь...
- На кобыле Кадала есть седельная сумка. Положи ее туда. - Белазиус
натянул накидку. - Дай мне поводья.
Мальчишка повиновался, пытаясь не столько оправдаться, сколько узнать
размеры недовольства хозяина.
- Господин, поверьте мне. Я ничего не сказал. Клянусь всеми богами,
которые есть.
Белазиус не обращал на него никакого внимания. А он может проявлять
жестокость. По сути дела за все время нашего знакомства он ни разу не
подумал о чувствах других людей. Ему никогда не приходило в голову, что
свободный человек может испытывать и волнение и боль. В настоящий момент
Ульфин, казалось, для него не существовал, он был занят лошадью. Легко
вскочив в седло, коротко обронил:
- Отойди, - и потом обратился ко мне. - Можешь управлять лошадью в
галопе? Я хочу вернуться, прежде чем Кадал обнаружит, что тебя нет, и
поставит весь дворец на уши.
- Попытаюсь. А Ульфин?
- Ульфин? Конечно, отведет твоего пони домой.
Белазиус развернул лошадь и выехал из-под сосновых ветвей. Ульфин
метнулся укладывать запятнанную кровью робу в седельную сумку, висевшую на
спине гнедой кобылы. Потом он поспешил подставить мне плечо. Кое-как я
взобрался на кобылу. Мальчишка отошел назад, я видел, как он дрожит.
Похоже, подобный страх был естественен для рабов. До меня дошло, что он
даже боится один вести моего пони через лес.
Я ослабил поводья и наклонился к нему.
- Ульфин, он не сердится на тебя. Ничего не будет. Клянусь. Поэтому
не бойся.
- Вы... что-нибудь видели, господин?
- Совсем ничего. - В определенном смысле это была правда. -
Непроглядная темень и невинная луна. Но что бы я ни видел, это не имеет
значения. Я буду посвящен. Понял теперь, почему он не сердится? Все. Бери.
Я вытащил из ножен кинжал и кинул его в траву, покрытую сосновыми
иголками.
- Если тебе от этого станет легче. Но он тебе не пригодится. Ты в
безопасности. Возьми его себе. Веди Астера осторожно, ладно?
Я ударил кобылу по ребрам и направился вслед за Белазиусом.
Он подождал меня, перейдя на легкий галоп. Гнедая пристроилась сзади.
Схватившись за упряжь, я прижался к ней, как шип.
Дорога была достаточно открытой, чтобы видеть путь при лунном свете.
Она шла через лес на гребень холма, с которого сразу можно было увидеть
мерцающие огни города. Мы выехали из леса на соляные дюны, лежащие на
берегу моря.
Белазиус не сбавлял скорости и не разговаривал. Мне было интересно,
встретим ли мы Кадала, возвращающегося с эскортом, или вернемся одни.
Мы пересекли ручей глубиной в копыто и оказались на тропинке,
протоптанной по дерну. Она поворачивала направо, в направлении главной
дороги. Теперь я понял, где мы находились. Эту тропинку я заметил еще
раньше, когда был невольным свидетелем церемонии преклонения и
жертвоприношения.
Белазиус приостановил лошадь и оглянулся. Моя гнедая поравнялась с
ними. Он поднял руку, лошади перешли на шаг.
- Слушай...
Лошади. Несметное множество лошадей стремительно двигалось по мощеной
дороге.
Короткий окрик. Над мостом понеслись факелы. Вблизи мы увидели, что
это был отряд. В свете факелов развевался флаг с пурпурным драконом.
Рука Белазиуса легла на поводья моей кобылы, и наши лошади встали.
- Люди Амброзиуса, - сказал он наконец. Тут заржала моя кобыла, ее
ржание разнеслось по окрестности, как петушиный крик. Ей ответила лошадь
из отряда.
Послышалась команда. Отряд остановился. Еще приказ. Лошади галопом
понеслись к нам. Белазиус выругался и отпустил мои поводья.
- Здесь и расстанемся. Теперь держись и держи язык за зубами. Даже
Амброзиус не спасет тебя от проклятья.
Он хлестнул мою кобылу по ляжкам, и та выскочила на дорогу, чуть не
сбросив меня. Сзади раздался треск и шум. Черная лошадь перепрыгнула через
ручей и исчезла в лесу. Появились воины, встали по бокам и препроводили
меня к командиру.
Под флагом в свете огней плясал серый жеребец. Один из сопровождавших
подхватил мою лошадь под уздцы, вывел нас вперед и отсалютовал.
- Только один, сэр, не вооружен.
Командир поднял забрало. Голубые глаза расширились, и хорошо памятный
мне голос Утера произнес:
- Ну, конечно же, кого еще я мог встретить? Что же, Мерлин,
внебрачный сын, чем ты здесь занимаешься один, где же ты был?
11
Я помедлил с ответом, раздумывая, что и как рассказать. Любому
другому мог наговорить разного, но с Утером шутки плохи. Для любого, кто
возвращался с любой встречи, тайной или незаконной, Утер представлял
опасность. Не сказать, чтобы мне хотелось защитить Белазиуса, но я был
совершенно не обязан давать объяснения кому-либо, кроме Амброзиуса. Во
всяком случае, стремление уклониться от гнева Утера выглядело естественно.
Я встретился с ним взглядом, при этом попытался придать своим глазам
искреннее выражение.
- У меня захромал пони, сэр. Слуга взялся отвести его домой, а я
пересел на его лошадь.
Он хотел что-то сказать, но я опередил его, прикрывшись щитом, так
любезно вложенным в мои руки Белазиусом.
- Обычно ваш брат посылает за мной после ужина, и я не захотел его
задерживать.
При упоминании имени Амброзиуса он нахмурился, но ограничился лишь
вопросом:
- Почему же так поздно и не по дороге?
- Когда Астер повредил себе ногу, мы заехали в лес. На перекрестке мы
повернули на восток, на просеку. Там к югу отходила тропинка. Нам
показалось, что по ней мы быстрее вернемся.
- Какая тропинка?
- Я плохо знаю лес, сэр. Она ведет к гряде и спускается к броду.
Продолжая хмуриться, он оглядел меня.
- Где ты оставил своего слугу?
- На второй тропинке. Прежде чем отпускать меня одного, он хотел
убедиться, что мы на верном пути. Он, должно быть, поднимается сейчас на
гряду.
Сбивчиво, но откровенно, я молился про себя, чтобы не встретиться с
Кадалом.
Утер все глядел на меня, не обращая никакого внимания на гарцующую
под ним лошадь. Впервые я увидел, насколько он походил на брата. Тогда же
впервые почувствовал в нем силу, несмотря на молодость, и понял, почему
Амброзиус называл его блестящим командиром. Он видел людей насквозь. Я
знал, что он, чувствуя ложь, пытается узнать, что у меня за душой. Ему
неизвестно, в чем и почему я лгу, но он решительно настроен разобраться во
всем.
Видимо, поэтому он изменил тон и довольно приятным голосом, почти
нежно, спросил:
- Ты лжешь, не так ли? Почему?
- Сказанное мною правда, господин. Если вы взглянете на моего коня,
когда его приведут...
- Ах, да... Это-то правда. Я и не сомневаюсь, что он захромал. Если я
пошлю людей на тропу, то они несомненно встретят Кадала, ведущего лошадь.
Я же хочу знать...
- Не Кадала - Ульфина, сэр, - быстро вставил я. - Кадал занят.
Белазиус послал со мною Ульфина.
- Двоих в одном лице? - вопрос прозвучал презрительно.
- Как это, господин?
Он неожиданно вспылил.
- Не препирайся, наложник. Ты врешь. Я чую ложь за версту.
