писателе в тоталитарной стране. Эта история также была в меру фантастична и
в то же время совершенно реалистична. И речь в ней шла, по сути, о тех же
вопросах и проблемах, которые мучали Феликса Сорокина. Она была в точности
такой, какой и должен был написать ее человек и писатель по имени Феликс
Сорокин, герой романа "Хромая судьба". Собственно, в каком-то смысле он ее и
написал на самом деле.
Предложенный ленинградской "Неве" вариант "Хромой судьбы" уже содержал
в себе "Гадкие лебеди". Впрочем, из этой первой попытки ничего путного не
получилось. Я, разумеется, рассказал (обязан был рассказать!) историю
"Лебедей" главному редактору журнала, и тот пообещал выяснить ситуацию в
обкоме (1986 год, самое начало, перестройка еще пока только чадит и дымит,
никто ничего не знает ни внизу, ни на самом верху, все возможно -- в том
числе и мгновенный поворот на сто восемьдесят градусов). Видимо, "добро"
получить ему не удалось, "Хромая судьба" вышла без Синей Папки, да еще
вдобавок основательно покуроченная в тупых шестернях бушующей вовсю
антиалкогольной кампании имени товарища Лигачева.
Но уже в 1987-м журнал "Даугава" рискнул напечатать "Лебедей" (пусть
даже и под ублюдочным названием "Время дождя"), и ничего ужасного из этого
не проистекло -- небеса не обрушились, и никакие карающие молнии не ударили
в святотатцев: времена переменились, и ранее запрещенное сделалось
разрешенным. И -- о смех богов! -- сделавшись разрешенным, запрещенное сразу
же стало всем безразлично. Так что и появление в 1989 году полного текста
"Хромой судьбы" в великолепном издании ленинградского отделения "Советского
писателя" не произвело ни шума, ни сенсации и вообще вряд ли даже было
замечено читающей публикой. Новые времена внезапно наступили, и появился
новый читатель -- образовался почти мгновенно, словно выпал в кристаллы
перенасыщенный раствор, -- и возникла потребность в новой литературе,
литературе свободы и пренебрежения, которая должна была прийти на смену
литературе-из-под-глыб, да так и не пришла, пожалуй, даже и по сей день.
Нам хотелось написать человека талантливого, но безнадежно задавленного
жизненными обстоятельствами; его основательно и навсегда взял за глотку
"век-волкодав"; и он на все согласен, почти со всем уже смирился, но
все-таки позволяет иногда давать себе волю -- тайно, за плотно
законопаченными дверями, при свечах, потому что, в отличие от булгаковского
Максудова, отлично знает и понимает, что сегодня, здесь и сейчас можно, а
чего нельзя, и всегда будет нельзя... Феликс Сорокин представлялся нам
этаким "героем нашего времени", и может быть, он был таковым в каком-то
смысле, но вот время -- прямо у нас на глазах! -- переменилось, а вместе с
ним и многие-многие наши представления. Героями стали совсем другие люди, а
наш Феликс Сорокин как тип, как герой, канул в небытие -- во всяком случае,
мне очень хочется на это надеяться.
А вот у романа его, у "Гадких лебедей", по-моему, актуальность покуда
не пропала, потому что проблема будущего, запускающего свои щупальца в
сегодняшний день, никуда не делась. И никуда не делась чисто практическая
задача: как ухитриться посвятить свою жизнь будущему, но умереть при этом
все-таки в настоящем. И чем стремительнее становится прогресс, чем быстрее
настоящее сменяется будущим, тем труднее Виктору Баневу оставаться в
равновесии с окружающим миром, в перманентном своем состоянии
неослабевающего футурошока. Всадники Нового Апокалипсиса -- Ирма, Бол-Кунац
и Валерьяне -- уже оседлали своих коней, и остается только надеяться, что
будущее не станет никого карать, не станет никого и миловать, а просто
пойдет своей дорогой.
"ВОЛНЫ ГАСЯТ ВЕТЕР".
Это последнее, десятое, произведение АБС из цикла "Мир Полудня". Мы,
правда, планировали написать еще один роман -- под условным названием то ли
"Белый Ферзь", то ли "Операция "ВИРУС", -- но так и не собрались даже начать
его. Любопытно, что задуман этот роман был раньше, чем "Волны...". В
дневнике от 6.01.83 сохранилась запись: "Думали над трилогией о Максиме.
Максим внедряется в Океанскую империю, чтобы выяснить судьбу Тристана и
Гурона". И уже на следующий день (7.01): "Странники прогрессируют Землю.
Идея: человечество при коммунизме умирает в эволюционном тупике. Чтобы идти
дальше, надо синтезироваться с другими расами". Очевидно, что это еще
искаженный, деформированный, очень приблизительный, но уже тот самый
замысел, из которого родились "Волны...".
В истории написания этой повести нет ничего особенного и тем более
сенсационного. Начали черновик 27.03.83 в Москве, закончили чистовик
27.05.84 в Москве же. Все это время вдохновляющей и возбуждающей творческий
аппетит являлась для нас установка написать по возможности документальную
повесть, в идеале -- состоящую из одних только документов, в крайнем случае
-- из "документированных" размышлений и происшествий. Это была новая для нас
форма, и работать с ней было интересно, как и со всякой новинкой. Мы с
наслаждением придумывали "шапки" для рапорт-докладов и сами эти
рапорт-доклады с изобилием нарочито сухих казенных словообразований и
тщательно продуманных цифр. Многочисленные имена свидетелей, аналитиков и
участников событий сочиняла для нас особая программка, специально
составленная на мощном калькуляторе "Хьюлетт-Паккард" (компьютера тогда у
нас еще не было), а первый вариант "Инструкции по проведению фукамизации
новорожденного" вполне профессионально набросал для нас друг АН -- врач Юрий
Иосифович Черняков.
Что же касается замысла "Странники прогрессируют Землю", то мы
отказались от него как от центрального и сюжетообразующего довольно быстро.
Гораздо интереснее оказалось использовать его в качестве обманного,
отвлекающего приема, тем более что идея человечества, нечувствительно и
постепенно порождающего внутри себя Человека Нового (хомо супер, хомо новус,
хомо луденс), волновала и привлекала нас издавна, еще со времен "Гадких
лебедей", которые изначально задумывались как встреча поручика пограничных
войск Виктора Банева с первыми сверхчеловеками -- мокрецами.
Неожиданно трудно оказалось придумать название. Сначала (в письмах и
дневнике) мы называли эту рукопись просто "Повесть о Тойво". Потом мелькнул
вариант -- почему-то на французском -- "Fait accompli" ("Совершившийся
факт"), и только в самом конце работы над черновиком появляется название
"Волны гасят ветер", причем сначала только как название темы рапорт-доклада
номер 086/99. Это название показалось нам удачным, и мы решили взять его для
всей повести в целом -- действительно, удачное название, спокойное и
многосмысленное, что от названия и требуется.
А вот с эпиграфом получился маленький конфуз. Афоризм придумал БН,
лично, экспромтом, в разгаре некоей полемики, все обстоятельства которой я
великолепно помню до сих пор. Придумал -- и восхитился
собственной выдумкой, ибо почудилась ему в этой максиме поистине
Геделевская глубина и нетривиальность. "Понять значит упростить" -- как,
однако, сказано! АН это тоже понравилось, афоризм было решено приписать
нашему легендарному писателю Дмитрию Строгову ("Толстому XXI века"),
придуманному нами еще в 60-м. А несколько лет спустя я совершенно случайно
узнал, что это, .оказывается, слова из повести Михаила Анчарова -- кажется,
"Самшитовый лес". А может быть, "Сода-солнце". О, это был тяжелый удар! Это
была проблема! Однако отказываться совсем от такого замечательного эпиграфа
показалось нам тогда невыразимо жалко, а заменять имя выдуманного двадцать
лет назад Строгова на имя всем известного Михаила Анчарова как-то нелепо:
повесть именно с таким эпиграфом была уже опубликована, и не раз. И мы
решили оставить все как есть. "Совершенно не вижу, почему бы благородному
дону (читай: Дмитрию Строгову) спустя сотню лет не переоткрыть заново
афоризм Михаила Анчарова совершенно независимым образом?.." Тем более что в
действительности это удалось же сделать Б.Стругацкому, спустя всего лишь
двадцать или сколько там лет.
Повесть "Волны..." оказалась итоговой. Все герои наши безнадежно
состарились, все проблемы, некогда поставленные, нашли свое решение (либо --
оказались неразрешимыми), мы даже объяснили вдумчивому читателю, кто такие
Странники и откуда они берутся во Вселенной, ибо людены наши это Странники и
есть -- точнее, та раса Странников, которую породила именно цивилизация
Земли, цивилизация Homo sapiens sapiens (так называется в Большой науке вид,
к которому все мы имеем честь принадлежать). Осталась, правда, недописанной
одна из задуманных в рамках Полуденного цикла историй -- история
проникновения Максима Каммерера в таинственные недра страшной Океанской
империи.
Об этом ненаписанном романе среди фэнов ходят легенды, мне приходилось
слышать рассказы людей, которые точно знают, что роман этот был по крайней
мере наполовину написан, пущен авторами "в народ", и кое-кто даже лично
держал в руках подлинную рукопись... Увы. Роман этот НИКОГДА НЕ БЫЛ НАПИСАН,
он даже придуман не был как следует. Вот как выглядит его самый общий
предполагаемый план:
1. Пролог. Гнилой Архипелаг. 2. ч.I. Прибрежная зона. 3. ч. II. Леса и
поля. 4. ч. III. Солнечный круг. 5. Эпилог.
Действие романа должно было происходить где-то вскоре после событий
"Жука в муравейнике", лет через пяток после этого и задолго до времен
Большого Откровения. Пролог разработан действительно в деталях. БН мог бы
написать его за несколько дней (это всего десяток страниц), но ему не
хочется этим заниматься: неинтересно да и ни к чему.
Часть I продумана хорошо, известны основные эпизоды, но без многих и
многих существенных деталей. Часть II ясна в общих чертах и с некоторыми
эпизодами. Часть III -- в самых общих чертах. Известен только один эпизод из
этой части, заключительный. Что же касается эпилога, то это, по идее, должно
было быть что-то вроде итогового комментария, скажем, Гриши Серосовина (или
другого какого-нибудь комконовца) по поводу всего вышеизложенного. Но здесь
нет даже самых общих наметок.
В предисловии к сборнику "Время учеников" БН писал об этом романе
примерно следующее:
"В последнем романе братьев Стругацких, в значительной степени
придуманном, но ни в какой степени не написанном; в романе, который даже
имени-то собственного, по сути, лишен (даже того, о чем в заявках раньше
писали "название условное"), в романе, который никогда теперь не будет
написан, потому что братьев Стругацких больше нет, а С.Витицкому в одиночку
писать его не хочется, -- так вот в этом романе авторов соблазняли главным
образом две свои выдумки.
Во-первых, им нравился (казался оригинальным и нетривиальным) мир
Островной Империи, построенный с безжалостной рациональностью Демиурга,
отчаявшегося искоренить зло. В три круга, грубо говоря, укладывался этот
мир. Внешний круг был клоакой, стоком, адом этого мира -- все подонки
общества стекались туда, вся пьянь, рвань, дрянь, все садисты и прирожденные
убийцы, насильники, агрессивные хамы, извращенцы, зверье, нравственные уроды
-- гной, шлаки, фекалии социума. Тут было ИХ царствие, тут не знали
наказаний, тут жили по законам силы, подлости и ненависти. Этим кругом
Империя ощетинивалась против всей прочей ойкумены, держала оборону и
наносила удары.
Средний круг населялся людьми обыкновенными, ни в чем не чрезмерными,
такими же, как мы с вами -- чуть похуже, чуть получше, еще далеко не
