колени. Перец погладил его за ухом. Волкодав зевнул и завозился было,
устраиваясь, но тут на втором этаже грянула радиола. Волкодав молча
шарахнулся и ускакал прочь.
Радиола неистовствовала, на много километров вокруг не осталось
ничего, кроме радиолы. И тогда, словно в приключенческом фильме, вдруг
бесшумно озарились голубым светом и распахнулись ворота, и во двор, как
огромный корабль, вплыл гигантский грузовик, весь расцвеченный созвездиями
сигнальных огней, остановился и притушил фары, которые медленно погасли,
словно испустило дух лесное чудовище. Из кабины высунулся шофер Вольдемар
и стал, широко разевая рот, что-то кричать, и кричал долго, надсаживаясь,
свирепея на глазах, а потом плюнул, нырнул обратно в кабину, снова
высунулся и написал на дверце мелом вверх ногами: "Перец!!!" Тогда Перец
понял, что машина, пришла за ним, подхватил чемодан и побежал через двор,
боясь оглянуться, боясь услышать за спиной выстрелы. Он с трудом
вскарабкался по двум лестницам в кабину, просторную, как комната, и пока
он пристраивал чемодан, пока усаживался и искал сигареты, Вольдемар все
что-то говорил, багровея, надсаживаясь, жестикулируя и толкая Переца
ладонью в плечо, но только когда радиола вдруг замолчала, Перец, наконец,
услышал его голос: ничего особенного Вольдемар не говорил, он просто
ругался черными словами.
Грузовик еще не успел выехать за ворота, как Перец заснул, словно к
его лицу прижали маску с эфиром.
7. КАНДИД
Деревня была очень странная. Когда они вышли из леса и увидели ее
внизу, в котловине, их поразила тишина. Тишина была такая, что они даже не
обрадовались. Деревня была треугольная, и большая поляна, на которой она
стояла, тоже была треугольная - обширная глиняная проплешина без единого
куста, без единой травинки, словно выжженная, а потом вытоптанная, совсем
темная, отгороженная от неба сросшимися кронами могучих деревьев.
- Не нравится мне эта деревня, - заявила Нава. - Здесь, наверное, еды
не допросишься. Какая здесь может быть еда, если у них и поля даже нет,
одна голая глина. Наверное, это охотники, они всяких животных ловят и
едят, тошнит даже, как подумаешь...
- А может быть, это мы в Чудакову деревню попали - спросил Кандид. -
Может быть, это Глиняная поляна?
- Какая же это Чудакова деревня? Чудакова деревня - деревня как
деревня, как наша деревня, только в ней чудаки живут... А здесь смотри
какая тишь, и людей не видно, и ребятишек, хотя ребятишки, может быть, уже
спать легли... И почему это тут людей не видно, Молчун? Давай мы в эту
деревню не пойдем, очень она мне не нравится...
Солнце садилось, и деревня, внизу погружалась в сумерки. Она казалась
очень пустой, но не запущенной, не заброшенной и покинутой, а именно
пустой, ненастоящей, словно это была не деревня, а декорация. Да, подумал
Кандид, наверное, нам не стоит туда идти, только ноги вот болят, и очень
хочется под крышу. И поесть что-нибудь. И ночь наступает... Надо же, целый
день блуждали по лесу, даже Нава устала, висит на руке и не отпускает.
- Ладно, - сказал он нерешительно. - Давай не пойдем.
- "Не пойдем, не пойдем..." - сказала Нава. - А когда мне есть
хочется? Сколько же можно не есть? Я с утра ничего не ела... И воры твои
эти... От них знаешь какой аппетит? Нет, мы давай с тобой туда спустимся,
поедим, а если нам там не понравится, тогда сразу уйдем. Ночь сегодня
теплая будет, без дождя... Пойдем, что ты стоишь?
Сразу же на окраине их окликнули. Рядом с первым домиком, прямо на
серой земле, сидел серый, почти совсем не одетый человек. Его было плохо
видно в сумерках, он почти сливался с землей, и Кандид различил только его
силуэт на фоне белой стены.
- Вы куда? - спросил человек слабым голосом.
- Нам нужно переночевать, - сказал Кандид. - А утром нам нужно на
Выселки. Мы дорогу потеряли. Убегали от воров и дорогу потеряли.
- Это вы, значит, сами пришли? - сказал человек вяло. - Это вы
молодцы, хорошо сделали... Вы заходите, заходите, а то работы много, а
людей что-то совсем мало осталось... - Он еле выговаривал слова, словно
засыпал. - А работать нужно. Очень нужно работать... Очень...
- Ты нас не покормишь? - спросил Кандид.
- У нас сейчас... - человек произнес несколько слов, которые
показались Кандиду знакомыми, хотя он знал, что никогда их раньше не
слыхал. - Это хорошо, что мальчик пришел, потому что мальчик... - И он
опять заговорил непонятно, странно.
Нава потянула Кандида, но Кандид с досадой выдернул руку.
- Я тебя не понимаю, - сказал он человеку, стараясь хоть рассмотреть
его получше. - Ты мне скажи, еда у тебя найдется?
- Вот если бы трое... - сказал человек.
Нава потащила Кандида прочь изо всех сил, и они отошли в сторону.
- Больной он, что ли? - сказал Кандид сердито. - Ты поняла, что он
там бормочет?
- Что ты с ним разговариваешь? - шепотом спросила Нава. - У него же
нет лица! Как с ним можно говорить, когда у него нет лица?
- Почему нет лица? - удивился Кандид и оглянулся. Человека видно не
было: то ли он ушел, то ли растворился в сумерках.
- А так, - сказала Нава. - Глаза есть, рот есть, а лица нету... - Она
вдруг прижалась к нему. - Он как мертвяк, - сказала она. - Только он не
мертвяк, от него пахнет, но весь он - как мертвяк... Пойдем в какой-нибудь
другой дом, только еды мы здесь не достанем, ты не надейся.
Она подтащила его к следующему дому, и они заглянули внутрь. Все в
этом доме было непривычное, не было постелей, не было запахов жилья,
внутри было пусто, темно, неприятно. Нава понюхала воздух.
- Здесь вообще никогда не было еды, - сказала она с отвращением. - В
какую-то ты меня глупую деревню привел, Молчун. Что мы здесь будем делать?
Я таких деревень никогда в жизни не видела. И дети тут не кричат, и на
улице никого нет.
Они пошли дальше. Под ногами была прохладная тонкая пыль, они не
слышали даже собственных шагов, и в лесу не ухало и не булькало, как
обычно по вечерам.
- Странно он как-то говорил, - сказал Кандид. - Я вот сейчас
вспоминаю, и словно я слышал уже когда-то такую речь... А когда, где - не
помню...
- И я тоже не помню, - сказала Нава, помолчав. - А ведь верно,
Молчун, я тоже слыхала такие слова, может быть, во сне, а может быть, и в
нашей деревне, не в той, где мы сейчас с тобой живем, а в другой, где я
родилась, только тогда это должно быть очень давно, потому что я была еще
очень маленькая, с тех пор все позабыла, а сейчас как будто бы и
вспомнила, но никак не могу вспомнить по-настоящему.
В следующем доме они увидели человека, который лежал прямо на полу у
порога и спал. Кандид нагнулся над ним, потряс его за плечо, но человек не
проснулся. Кожа у него была влажная и холодная, как у амфибии, он был
жирный, мягкий, и мускулов у него почти не осталось, а губы его в полутьме
казались черными и маслено блестели.
- Спит, - сказал Кандид, поворачиваясь к Наве.
- Как же спит, - сказала Нава, - когда он смотрит?
Кандид снова нагнулся над человеком, и ему показалось, что тот
действительно смотрит, чуть-чуть приоткрыв веки. Но только показалось.
- Да нет, спит он, - сказал Кандид. - Пойдем.
Против обыкновения Нава промолчала.
Они дошли до середины деревни, заглядывая в каждый дом, и почти в
каждом доме они видели спящих. Все спящие были жирные потные мужчины, не
было ни одной женщины, ни одного ребенка. Нава совсем замолчала, и Кандиду
тоже было не по себе. У спящих раскатисто бурчало в животах, они не
просыпались, но каждый раз, когда Кандид оглядывался на них, выходя на
улицу, ему казалось, что они провожают его короткими осторожными
взглядами.
Совсем стемнело, в просветы между ветвями проглядывало пепельное от
луны небо, и Кандид снова подумал, что все это жутко похоже на декорации в
хорошем театре. Но он чувствовал, что устал до последней степени, до
полного безразличия. Ему хотелось сейчас только одного: прилечь где-нибудь
под крышей (чтобы не свалилось на сонного сверху какая-нибудь ночная
гадость), пусть прямо на жестком утоптанном полу, но лучше все-таки в
пустом доме, а не с этими подозрительными спящими. Нава совсем повисла на
руке.
- Ты не бойся, - сказал ей Кандид. - Бояться здесь совершенно нечего.
- Что ты говоришь? - спросила она сонно.
- Я говорю: не бойся, они же тут все полумертвые, я их одной рукой
раскидаю.
- Никого я не боюсь, - сказала Нава сердито. - Я устала и хочу спать,
раз уж ты есть не даешь. А ты все ходишь и ходишь, из дома в дом, из дома
в дом, надоело даже, ведь во всех домах все одинаково, все люди уже лежат,
отдыхают, и только мы с тобой бродим...
Тогда Кандид решился и зашел в первый же попавшийся дом. Там было
абсолютно темно. Кандид прислушался, пытаясь понять, есть здесь кто-нибудь
или нет, но услыхал только сопение Навы, уткнувшейся лбом ему в бок. Он
ощупью нашел стену, пошарил руками, сухо ли на полу, и лег, положив голову
Навы себе на живот. Нава уже спала. Не пожалеть бы, подумал он, нехорошо
здесь... Ну, всего одну ночь... И дорогу спросить... Днем-то они не
спят... В крайнем случае - на болото, воры ушли... А если и не ушли... Как
там ребята на Выселках?.. Неужели опять послезавтра?.. Нет уж, завтра...
Завтра...
Он проснулся от света и подумал, что это луна. В доме было темно,
лиловатый свет падал в окно и в дверь. Ему стало интересно, как это свет
луны может падать сразу и в окно и в дверь напротив, но потом он
догадался, что он в лесу, и настоящей луны здесь быть не может, и тут же
забыл об этом, потому что в полосе света, падающего из окна, появился
силуэт человека. Человек стоял здесь, в доме, спиной к Кандиду, и глядел в
окно, и по силуэту видно было, что он стоит, заложив руки за спину и
наклонив голову, как никогда не стоят лесные жители - им просто незачем
так стоять - и как любил стоять у окна лаборатории во время дождей и
туманов, когда нельзя было работать, Карл Этингоф, и он отчетливо понял,
что это и есть Карл Этингоф, который когда-то отлучился с биостанции в
лес, да так больше и не вернулся и был отдан в приказ как без вести
пропавший. Он задохнулся от волнения и крикнул: "Карл!". Карл медленно
повернулся, лиловый свет прошел по его лицу, и Кандид увидел, что это не
Карл, а какой-то незнакомый местный человек, он неслышно подошел к Кандиду
и нагнулся над ним, не размыкая рук за спиной, и лицо его стало видно
совершенно отчетливо, изможденное безбородое лицо, решительно ничем не
напоминающее лицо Карла. Он не произнес ни слова и, кажется, даже не
увидел Кандида, выпрямился и пошел к двери, по прежнему сутулясь, и, когда
он перешагивал через порог, Кандид понял, что это все-таки Карл, вскочил и
выбежал за ним следом.
За дверью он остановился и оглядел улицу, стараясь унять болезненную
нервную дрожь, охватившую вдруг его. Было очень светло, потому что низко
над деревней висело лиловое светящееся небо, все дома выглядели совсем уже
плоскими и совсем ненастоящими, а наискосок на другой стороне улицы
возвышалось длинное диковинное строение, каких в лесу не бывает, и возле
него двигались люди. Человек, похожий на Карла, шел один к этому строению,
приблизился к толпе и смешался с нею, исчез в ней, как будто его никогда и
не было. Кандид тоже хотел подойти к строению, но почувствовал, что ноги у
него ватные и он совсем не может идти. Он удивился, как это он еще может
стоять на таких ногах; боясь упасть, он хотел ухватиться за что-нибудь, но
