и закупорить норку. За этим следят, существует негласный контроль, оса
всегда учитывает возможность присутствия за ближайшим камешком
инспектора-соглядатая. Конечно же, оса видит, что яички у нее украли или
что исчезли запасы питания! Но она не может отложить яички вторично, и она
совсем не намерена тратить время на возобновление пищевых запасов.
Полностью сознавая всю нелепость своих действий, она делает вид, что
ничего не заметила и доводит программу до конца, потому что менее всего ей
улыбается таскаться по десяти инстанциям Комитета охраны вида...
Представьте себе, Федор, шоссе, прекрасную гладкую магистраль от горизонта
до горизонта. Некий экспериментатор ставит поперек дороги рогатку с
табличкой "Объезд". Шофер догадывается, что это чьи-то глупые шутки, но,
следуя правилам и нормам поведения порядочного автомобилиста, он
сворачивает на обочину, трясется по кочкам, захлебывается в грязи и в
пыли, тратит массу времени и нервов, чтобы снова выехать на то же шоссе
двумястами метрами дальше. Почему? Да все по той же причине: он
законопослушен, он не хочет таскаться по инстанциям ОРУДа, тем более, что
у него, как и у всякой осы, есть основания предполагать, что все это -
ловушка и что вон в тех кустах сидит инспектор ГАИ с мотоциклом. А теперь
представим себе, что неведомый экспериментатор ставил этот опыт, дабы
установить уровень человеческого интеллекта, и что этот экспериментатор -
такой же самовлюбленный осел, как разрушитель осиного гнезда... Ха-ха-ха!
К каким бы выводам он пришел!.. - Говорун в восторге застучал по столу
всеми лапами.
- Нет, - сказал Федя. - Как-то у вас все упрощенно получается,
Говорун. Конечно, когда человек ведет автомобиль, он не может блеснуть
интеллектом...
- Точно так же, - перебил хитроумный Клоп, - как не блещет
интеллектом оса, откладывающая яйца. Тут, знаете ли, не до интеллекта.
- Подождите, Говорун, - сказал Федя. - Вы все время меня сбиваете. Я
хочу сказать... Ну вот, я и забыл, что хотел сказать... Да! Чтобы
насладиться величием человеческого разума, надо окинуть взором все здание
этого разума, все достижения наук, все достижения литературы и искусства.
Вот вы пренебрежительно отозвались о космосе, а ведь спутники, ракеты -
это великий шаг, это восхищает, и согласитесь, что ни одно членистоногое
не способно к таким свершениям.
Клоп презрительно повел усами.
- Я мог бы возразить, что космос членистоногим ни к чему, - произнес
он. - Однако и людям он тоже ни к чему, и поэтому об этом говорить не
будем. Вы не понимаете простых вещей, Федор. У каждого вида существует
своя исторически сложившаяся, передающаяся из поколения в поколение мечта.
Осуществление такой мечты и называют обычно великим свершением. У людей
было две исконных мечты: мечта летать вообще, проистекшая из зависти к
насекомым, и мечта слетать к Солнцу, проистекшая из невежества, ибо они
полагали, что до Солнца рукой подать. Но нельзя ожидать, что у разных
видов, а тем более классов и типов живых существ Великая мечта должна быть
одна и та же. Смешно предполагать, чтобы у мух из поколения в поколение
передавалась мечта о свободном полете, у спрутов - мечта о морских
глубинах, а у нас - цимекс лектулариа - о Солнце, которого мы терпеть не
можем. Каждый мечтает о том, что недостижимо, но обещает удовольствие.
Потомственная мечта спрутов, как известно, свободное путешествие по суше,
и спруты в своих мокрых пучинах много и полезно думают на этот счет.
Извечной и зловещей мечтой вирусов является абсолютное мировое господство,
и, как ни ужасны методы, коими они в настоящее время пользуются, им нельзя
отказать в настойчивости, изобретательности и способности к
самопожертвованию во имя великой цели. А грандиозная мечта паукообразных?
Много миллионов лет назад они опрометчиво выбрались из моря на сушу и с
тех пор мучительно мечтают снова вернуться в родную стихию. Вы бы
послушали их песни и баллады о море! Сердце разрывается на части от
жалости и сочувствия. В сравнении с этими балладами героический миф о
Дедале и Икаре - просто забавная побасенка. И что же? Кое-чего они
достигли, причем весьма хитроумным путем, ибо членистоногим вообще
свойственны хитроумные решения. Они добиваются своего, создавая новые
виды. Сначала они создали водобегающих пауков, потом пауков-водолазов, а
теперь во весь ход идут работы над созданием вододышащего паука... Я уже
не говорю о нас, клопах. Мы своего достигли давно, когда появились на свет
эти бурдюки с питательной смесью... Вы понимаете меня, Федор? Каждому
племени своя мечта. Не надо хвастаться достижениями перед своими соседями
по планете. Вы рискуете попасть в смешное положение. Вас сочтут глупцами
те, кому ваши мечты чужды, и вас сочтут жалкими болтунами те, кто свою
мечту осуществил уже давно.
- Я не могу вам ответить, Говорун, - сказал Федя, - но должен
признаться, что мне неприятно вас слушать. Во-первых, я не люблю, когда
хитрой казуистикой опровергают очевидные вещи, а во-вторых, я все-таки
тоже человек.
- Вы - снежный человек. Вы - недостающее звено. С вас взятки гладки.
Вы даже, если хотите знать, несъедобны. А вот почему мне не возражают гомо
сапиенсы, так сказать? Почему они не вступаются за честь своего вида,
своего класса, своего типа? Объясняю: потому что им нечего возразить.
Внимательный Эдик пропустил этот вызов мимо ушей. Мне было что
возразить, но я промолчал, потому что видел, что Федя расстроен и хочет
говорить.
- Нет уж, позвольте мне, - сказал он. - Да, я снежный человек. Да,
нас принято оскорблять, нас оскорбляют даже люди, ближайшие наши
родственники, наша надежда, символ нашей веры в будущее. Нет-нет,
позвольте, Эдик, я скажу все, что думаю... Нас оскорбляют наиболее
невежественные и отсталые слои человеческого рода, давая нам гнусную
кличку "йети", которая, как известно, созвучна со свифтовским "йеху", и
кличку "голуб-яван", которая означает не то "огромная обезьяна", не то
"отвратительный снежный человек". Нас оскорбляют самые передовые
представители человечества, называя нас "недостающим звеном",
"человекообезьяной" и другими научно звучащими, но порочащими нас
прозвищами. Может быть, мы действительно достойны некоторого
пренебрежения. Мы медленно соображаем, мы слишком уж неприхотливы, в нас
так слабо стремление к лучшему, разум наш еще дремлет. Но я верю, я знаю,
что это ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ разум, находящий наивысшее наслаждение в
переделывании природы, сначала окружающей, а в перспективе - и своей
собственной. Вы, Говорун, все-таки паразит. Простите меня, но я использую
этот термин в научном смысле. Я не хочу вас обидеть, но вы паразит, и вы
не понимаете, какое это высокое наслаждение - природа ведь бесконечна, и
переделывать ее можно бесконечно долго. Вот почему человека называют царем
природы. Потому, что он не только изучает природу, не только находит
высокое, но пассивное наслаждение от единения с нею - он переделывает
природу, он лепит ее по своей нужде, по своему желанию, а потом будет
лепить по своей прихоти...
- Ну да! - сказал Клоп. - А покуда он, человек, обнимает некоего
Федора за широкие волосатые плечи, выводит его на эстраду и предлагает
некоему Федору изобразить процесс очеловечивания обезьяны перед толпой
лузгающих семечки обывателей... Внимание! - заорал он вдруг. - Сегодня в
клубе лекция кандидата наук Вялобуева-Франкенштейна "Дарвинизм против
религии" с наглядной демонстрацией процесса очеловечивания обезьяны! Акт
первый: "Обезьяна". Федор сидит у лектора под столом и талантливо ищется
под мышками, бегая по сторонам ностальгическими глазами. Акт второй:
"Человекообезьяна". Федор, держа в руках палку от метлы, бродит по
эстраде, ища, что бы забить. Акт третий: "Обезьяночеловек". Федор под
наблюдением и руководством пожарника разводит на железном противне
небольшой костер, разыгрывая при этом ужас и восторг одновременно. Акт
четвертый: "Человека создал труд". Федор с испорченным отбойным молотком
изображает первобытного кузнеца. Акт пятый: "Апофеоз". Федор садится за
пианино и наигрывает "Турецкий марш"... Начало лекции в шесть часов, после
лекции новый заграничный фильм "На последнем берегу" и танцы!
Чрезвычайно польщенный Федя застенчиво улыбнулся.
- Ну конечно, Говорун, - сказал он растроганно. - Я же знал, что
существенных разногласий между нами нет. Конечно же, именно таким вот
образом, понемножку, полегоньку разум начинает творить свои благодетельные
чудеса, обещая в перспективе Архимедов, Ньютонов и Эйнштейнов. Только вы
напрасно так уж преувеличиваете мою роль в этом культурном мероприятии,
хотя я понимаю: вы просто хотите сделать мне приятное.
Клоп посмотрел на него бешеными глазами, а я хихикнул. Федя
забеспокоился.
- Я что-нибудь не так сказал? - спросил он.
- Вы молодец, - сказал я. - Вы его так отбрили, что он даже осунулся.
Видите, он даже фаршированные помидоры стал жрать от бессилия...
- Одно удовольствие вас слушать! - вскричал Панург. - Уши наливаются
весенними соками и расцветают подобно розам. Цицероны!
Клавдии-Публии-Аврелии! Что же касается великих ораторов, то
Цицерон-младший, походивший на отца, по свидетельству Монтеня, только тем,
что носил то же имя, в бытность свою римским градоначальником Бухары
заметил однажды у себя на пиру Цестия, затесавшегося среди вельмож. Трижды
спрашивал Цицерон-младший у своего слуги имя этого незнакомого ему и
незваного гостя и трижды, отвлекаемый хозяйскими обязанностями, забывал
сообщаемое имя. Наконец слуга, утомившись повторять одно и то же и желая
утвердить в памяти господина имя Цестия, сказал: "Это Цестий, который, по
слухам, считает свое красноречие значительно превосходящим красноречие ва-
шего батюшки". И что же? Цицерон-младший взбесился и велел тут же на месте
высечь Цестия, очень этому удивившегося...
- Должен вам сказать, Говорун, я слушаю вас с интересом, - сказал
Эдик. - Я, конечно, вовсе не намерен вам возражать, потому что, как я
рассчитываю, у нас впереди еще много диспутов по более серьезным вопросам.
Я только хотел бы констатировать, что, к сожалению, в ваших рассуждениях
слишком много человеческого и слишком мало оригинального, присущего лишь
психологии цимекс лектулариа.
- Хорошо, хорошо! - с раздражением вскричал Клоп. - Все это
прекрасно. Но, может быть, хоть один представитель хомо сапиенс снизойдет
до прямого ответа на те соображения, которые мне позволено было здесь
высказать? Или, повторяю, ему нечего возразить? Или, может быть, человек
разумный имеет к разуму не большее отношение, чем очковая змея к широко
распространенному оптическому устройству? Или у него нет аргументов,
доступных пониманию существа, которое обладает лишь примитивными
инстинктами?
У меня был аргумент, доступный пониманию, и я его с удовольствием
предъявил. Я продемонстрировал Говоруну свой указательный палец, а затем
сделал движение, словно бы стирая со стола упавшую каплю.
- Очень остроумно, - сказал Клоп, бледнея. - Вот уж воистину ответ на
уровне высшего разума.
Федя робко попросил, чтобы ему объяснили смысл этой пантомимы, однако
Говорун объявил, что все это вздор.
- Мне здесь надоело, - преувеличенно громко сообщил он, барски
озираясь. - Пойдемте отсюда.
Я расплатился, и мы вышли на улицу, где остановились, решая, что
делать дальше. Федя предложил навестить Спиридона, но Говорун
