Я немедленно откликнулся:
- ТПРУНЯ - есть авторитетный административный орган, неукоснительно и
неослабно выполняющий свои функции и никогда не подменяющий собою других
административных органов.
- Понял? - сказал Витька Эдику. - Кладовщик - это кладовщик, а ТПРУНЯ
- это ТПРУНЯ.
- Позвольте, - сказал Эдик, но Роман продолжал:
- Что есть Рационализация?
- Рационализация, - мрачно ответствовал Витька, - это такая поганая
дрянь, когда необъясненное возвышается или низводится авторитетными
болванами до уровня повседневщины.
- Однако позвольте... - сказал смущенный Эдик.
- А что есть Утилизация? - вопросил Роман.
- Утилизация, - сказал я Эдику, - есть признание или категорическое
непризнание за рационализированным явлением права на существование в нашем
бренном реальном мире.
Эдик опять попытался что-то сказать, но Роман упредил его:
- Могут ли решения Тройки быть обжалованы?
- Да, могут, - сказал я. - Но результаты не воспоследуют.
- Как мордой об стол, - разъяснил Корнеев.
Эдик безмолвствовал. Выражение решительности и готовности к
благородному протесту медленно сползало с его лица.
- Авторитетны ли для Тройки, - тоном провинциального адвоката спросил
Роман, - рекомендации и пожелания заинтересованных лиц?
- Нет, не авторитетны, - сказал я. - Хотя и рассматриваются. В
порядке поступления.
- Что есть заинтересованное... - начал Роман, но Эдик перебил его.
- Неужели Печать? - спросил он с ужасом.
- Да, - сказал Роман. - Увы.
- Большая?
- Очень большая, - сказал Роман.
- Ты такой еще не нюхивал, - добавил Витька.
- И круглая?
- Зверски круглая, - сказал Роман. - Никаких шансов.
- Но позвольте, - сказал Эдик, с видимым усилием стараясь подавить
растерянность. - Если, скажем... скажем, оквадратить? Скажем... э-э...
преобразование Киврина-Оппенгеймера?..
Роман покачал головой.
- Определитель Жемайтиса равен нулю.
- Ты хочешь сказать - близок к нулю?
Витька неприятно заржал.
- А то бы мы без тебя не догадались, - сказал он. - Равен, товарищ
Амперян! Равен!
- Определитель Жемайтиса равен нулю, - повторил Роман. - Плотность
административного поля в каждой доступной точке превышает число Одина,
административная устойчивость абсолютна, так что все условия теоремы о
легальном воздействии выполняются...
- И мы с тобой сидим в глубокой потенциальной галоше, - закончил
Витька.
Эдик был раздавлен. Он еще шевелил лапками, поводил усами и топорщил
надкрылья, но это были уже чисто рефлекторные действия. Некоторое время он
открывал и закрывал рот, потом выхватил из воздуха роскошный блокнот с
золотой надписью "Делегату городской профсоюзной конференции" и принялся
бешено строчить в нем, ломая и нетерпеливо восстанавливая грифель, потом
вновь растворил в воздухе канцелярские принадлежности и принялся без
всякого аппетита покусывать себе пальцы, бессмысленно тараща глаза на
мирный пейзаж за рекой. Все молчали. Роман лежал на спине, задрав ногу на
ногу и, казалось, спал. Витька, вновь погрузившись в океан черных
замыслов, шумно сопел и оплевывал окружающую натуру ядовитой слюной. Не
вынеся этого душераздирающего зрелища, я отвернулся и стал смотреть, как
Федя читает.
Федя был существом мягким, добрым и деликатным, и он был очень
упорен. Чтение давалось ему с огромным трудом. Любой из нас уже давно бы
отказался от дела, требующего таких усилий, и признал бы себя бесталанным
и негодным. Но Федя был существом другой породы. Он грыз гранит, не жалея
ни зубов, ни гранита. Он медленно вел палец по очередной строчке, подолгу
задерживаясь на буквах "щ" и "ъ", трудолюбиво покряхтывал, добросовестно
шевелил большими серыми губами, длинными и гибкими, как у шимпанзе, а,
наткнувшись на точку с запятой, надолго замирал, собирал кожу на лбу в
гармошку и судорожно подергивал далеко отставленными большими пальцами
ног. Пока я смотрел на него, он добрался до слова
"дезоксирибонуклеиновая", дважды попытался взять его с налету, не
преуспел, применил слоговый метод, запутался, пересчитал буквы, затрепетал
и робко посмотрел на меня. Пенсне косо и странно сидело на его широкой
переносице.
- Дезоксирибонуклеиновая, - сказал я. - Это такая кислота.
Дезоксирибонуклеиновая.
Он, жалко улыбаясь, поправил пенсне.
- Кислота, - повторил он перехваченным голосом. - А зачем она такая?
- Иначе ее никак не назовешь, - сочувственно сказал я. - Разве что
сокращенно
- ДНК. Да, вы это пропустите, Федя, читайте дальше.
- Да-да, - сказал он. - Я лучше пропущу.
Он снова принялся читать, а я смотрел на него и думал, какой же
чудовищной мощью должна обладать Большая Круглая Печать, если одного
прикосновения ее к бумаге оказалось достаточно для того, чтобы навеки
закабалить этого свободолюбивого снежного человека, этого доброго и
деликатного владыку неприступных вершин, и превратить его в вульгарный
экспонат, в наглядное пособие для популярных лекций по основам дарвинизма.
Потом я услышал осторожное кваканье и обернулся. Кузька был, конечно, тут
как тут. Он сидел на крыше заводского управления и робко поглядывал в нашу
сторону. Я помахал ему и поманил его пальцем. Он, как всегда, страшно
смутился и попятился. Я призывно похлопал ладонью по траве возле себя.
Кузька смутился окончательно и спрятался за вытяжную трубу.
Витька вдруг рявкнул.
- Хватать и тикать. Плевал я на них на всех. Подумаешь, Печать... В
первый раз, что ли...
- Главное в нашем положении, - сказал Роман, не открывая глаз, - это
спокойствие. Выдержка и ледяное хладнокровие. Надо искать пути.
- Главное в нашем положении - вовремя рвануть когти, - возразил
Корнеев. - Унося что-нибудь в клюве при этом, - добавил он.
- Нет-нет, - встрепенулся Эдик. - Нет! Главное в нашем положении - не
совершать поступков, которых мы потом будем стыдиться.
Я посмотрел на часы.
- Главное в нашем положении - не опоздать к началу заседания. Лавр
Федотович очень не одобряет опозданий.
Мы встали. Федя из вежливости тоже встал. Когда мы выходили из
скверика, я обернулся. Федя уже снова читал. А Кузька сидел рядом с ним и
пробовал на зуб шапочку с бубенцами, которую часто оставлял после себя
Панург.
2
Ровно в пять часов мы перешагнули порог комнаты заседаний. Как
всегда, кроме коменданта Колонии, никого еще не было. Комендант сидел за
своим столиком, держал перед собой раскрытое дело и аж подмигивал от
нетерпеливого возбуждения. Глаза у него были как у античной статуи, а губы
непрерывно двигались, словно он повторял в уме горячую защитительную речь.
Нас он не заметил, и мы тихонько расселись на стульях вдоль стены под
табличкой "Представители". Роман сразу же принялся орудовать пилочкой для
ногтей. Витька засунул руки в карманы и выставил ноги на середину комнаты.
Эдик, усевшись в изящной позе, осторожно озирался. Он скользнул
равнодушным взглядом по демонстрационному столу прямо перед входом, по
маленькому столику с табличкой "Научный консультант", с некоторым
беспокойством задержал взгляд на огромном, под зеленой суконной скатертью
столе для Тройки и, все более беспокоясь, принялся изучать увлеченного
коменданта, полускрытого горой канцелярских папок. Вид чудовищного
коричневого сейфа, мрачно возвышавшегося в углу позади коменданта, поверг
его в первую панику, а когда он поднял глаза и обнаружил на стене
необъятный кумачовый лозунг "Народу не нужны нездоровые сенсации. Народу
нужны здоровые сенсации", лицо его так переменилось, что я понял: Эдик
готов.
Именно в этот момент, вероятно, комендант вдруг ощутил, что в комнате
присутствует нечто, не прошедшее должной проверки и оной подлежащее. Он
встрепенулся, повел большим носом и обнаружил Эдика.
- Посторонний! - произнес он со странным выражением.
Эдик встал и поклонился. Комендант, не спуская с него напряженного
взора, вылез из-за стола, сделал несколько крадущихся шагов и,
остановившись перед Эдиком, протянул руку. Эдик пожал эту руку и
представился: "Амперян". Затем он отступил и поклонился снова. Потрясенный
комендант несколько мгновений стоял в прежней позе, а затем поднес ладонь
к лицу и недоверчиво осмотрел ее. Затем он с беспокойством, как бы ища
оброненное, оглядел пол у своих ног.
- Здорово, Зубо, - сказал грубый Корнеев. - Эдик, это Зубо. Дай ему
документы, а то его сейчас кондрат хватит.
Витька был недалек от истины. Комендант, болезненно улыбаясь,
продолжал лихорадочно озираться. Эдик торопливо сунул ему свое
удостоверение. Комендант ожил. Действия его стали осмысленными. Он пожрал
глазами сначала фотографию на документе, а на закуску глазами же пожрал
самого Эдика. Явное сходство фотографии с оригиналом привело его в
восторг.
- Очень рад! - воскликнул он. - Зубо моя фамилия. Комендант я.
Представитель, так сказать, городской администрации. Устраивайтесь,
товарищ Амперян, располагайтесь, нам с вами еще работать и работать...
Он вдруг замолчал и рысью кинулся на свое место. И вовремя. В
приемной послышались шаги, голоса, кашель, дверь распахнулась, движимая
властной рукой, и в комнате появилась Тройка в полном составе - все
четверо - плюс научный консультант профессор Выбегалло. Лавр Федотович
Вунюков, ни на кого ни глядя, проследовал на председательское место, сел,
водрузил перед собой огромный портфель, с лязгом распахнул его и принялся
выкладывать на зеленое сукно предметы, необходимые для успешного
председательствования: номенклатурный бювар крокодиловой кожи, набор
шариковых авторучек в сафьяновом чехле, коробку "Герцеговины Флор",
зажигалку в виде триумфальной арки и призматический театральный бинокль.
Отставной полковник мотокавалерийских войск, брякнув медалями,
устроился справа от Лавра Федотовича, высоко задрал седые брови и, придав
таким образом своему лицу выражение бесконечного изумления и неодобрения,
мирно заснул.
Рудольф же Архипович Хлебовводов, еще более пожелтевший и усохший за
минувшие три часа, сел ошую Лавра Федотовича и принялся немедленно что-то
шептать ему в ухо, бесцельно при этом бегая воспаленными с желтизной
глазами по углам комнаты.
Фарфуркис по обыкновению не сел за стол. Он демократически устроился
на жестком стуле напротив коменданта, вынул толстую записную книжку в
дряхлом переплете и сразу же сделал в ней пометку.
Никто из членов Тройки не обратил на нас, по-видимому, никакого
внимания. А научный консультант профессор Выбегалло обратил. Он равнодушно
оглядел нас, сдвинул брови, поднял на мгновение глаза к потолку, как бы
пытаясь припомнить, где это он нас видел, не то припомнил, не то не
припомнил, уселся за свой столик и принялся деятельно готовиться к
исполнению своих ответственных обязанностей. Перед ним появился первый том
"Малой Советской Энциклопедии", затем второй том, затем третий,
четвертый...
- Грррм, - произнес Лавр Федотович и обвел присутствие взглядом,
проникающим сквозь стены и видящим насквозь. Все были готовы: полковник
спал, Хлебовводов нашептывал, Фарфуркис сделал вторую пометку, комендант,
похожий на школьника перед началом опроса, судорожно листал страницы дела,
а Выбегалло положил перед собой шестой том. Что же касается
представителей, то есть нас, то мы значения не имели. Я посмотрел на Эдика
