место рождения: не установлены, но, вероятно, не на Земле...
- Вероятно! - саркастически сказал Фарфуркис. - Это вы нам потом все
обоснуете, - сказал он Выбегалле, погрозив пальцем.
- Всенепременнейше! - бодро отозвался профессор Выбегалло. - Народ
будет доволен!
- Национальность, - повысив голос, продолжал комендант. - Вероятно,
пришелец. Образование: вероятно, высшее. Знание иностранных языков:
вероятно, знает. Профессия и место работы в настоящее время: вероятно,
пилот космического корабля. Был ли за границей: вероятно...
- То есть как? - вскинулся Хлебовводов. - То есть как это - вероятно?
- А так! - огрызнулся комендант. - Откуда мне знать? Может, он из
Швеции сюда прибыл, он же не разговаривает...
- По-моему, бдительность у нас не на высоте, - сказал Хлебовводов. -
Фарфуркис, занесите-ка ты, браток, на всякий случай в протокол:
Хлебовводов-мол напоминает коменданту о бдительности!
Комендант с ненавистью поглядел на него и продолжал:
- Краткая сущность необъясненности: неизвестное существо (возможно,
вещество) с неизвестной планеты (возможно, с кометы) невыясненного
химического состава и с принципиально неопределяемым уровнем интеллекта.
Данные о ближайших родственниках отсутствуют, адрес постоянного
местожительства неизвестен. Все.
- Ничего себе - все! - желчно хохотнув, сказал Хлебовводов. - Это был
я директором конного парка номер два погрузо-разгрузочной конторы номер
девять в одна тысяча девятьсот пятьдесят втором году, и приходит ко мне
один мерин. Я, говорит, мерин. Документов нет, языков не знает, имя тоже
неизвестно. Мне бы его гнать в три шеи или в милицию сдать, а я его по
неопытности принял, понимаешь: чего там, думаю, пускай, мерин ведь. А он
через неделю жеребенка приносит - раз! Скрывается без следа - два! И еще
пять мешков овса как корова языком слизнула... Вот тебе и мерин. А ты мне
тут толкуете - неизвестно, мол, возможно, не обнаружено... Как дети,
ей-богу!
- Да-да! - решительно сказал Фарфуркис. Я тоже не удовлетворен. Это
не работа, знаете ли. Коменданту простительно, но вы, товарищ Выбегалло,
меня удивляете.
Выбегалло принял перчатку.
- Чем? Чем же это я вас удивляю, товарищ Фарфуркис? - осведомился он.
- Неубедительно составленным описанием, товарищ Выбегалло, вот чем! -
сказал Фарфуркис.
- Отписка, а не описание получилась у вас, - добавил Хлебовводов. -
Такое описание и я могу составить.
Тогда Выбегалло задрал бороду, плотоядно оглядел зарвавшихся
критиканов, поддернул манжеты и принялся потрошить.
Оказалось, что высокой науке, которую он здесь имеет честь
представлять, не впервой отстаивать интересы народа от нападок профанов и
дилетантов. Се пенибль ме селя фе дюбьен. [Это тяжко, но это полезно] Он,
профессор Выбегалло, связанный с народом пуповиной общего происхождения,
никогда не считал для себя зазорным лично разоблачать происки и отражать
наскоки. Он, профессор Выбегалло, считает своим долгом напомнить здесь
некоторым отдельным товарищам, что наша наука не терпит очковтирательства,
фактосочинительства и припискомании. Он, профессор Выбегалло, как человек,
может понять желание товарища Хлебовводова, чтобы дело номер шестьдесят
четыре прилетело к нам, скажем, из ФРГ. Тогда бы товарищ Хлебовводов мог с
легкой душой составить себе небольшой политический капиталец, явившись
инициатором передачи этого дела в совсем иные инстанции. Понятно ему,
профессору Выбегалле, и желание товарища Фарфуркиса, чтобы дело было
определенно признано веществом. Тогда бы товарищ Фарфуркис имел
возможность отфутболить это дело в геологоразведочный институт и
высвободить себе таким образом некоторое количество народного времени для
сомнительных похождений, не свидетельствующих о его высоком моральном
уровне. Но наука в его, профессора Выбегаллы, лице с гневом отвергает
столь безответственные методы работы с необъясненными явлениями. Если
наука не имеет достаточно данных для утверждения, что дело номер
шестьдесят четыре прибыло к нам, скажем, из ФРГ, то она, наука, на вопрос
"Было ли дело за границей?" прямо и недвусмысленно отвечает: вероятно.
Если для определения вещественности или существенности дела у науки не
хватает фактов, то она, наука, не разводя парадности и шумихи, четко и
предельно точно идентифицирует дело как "неизвестное существо, в скобках,
возможно, вещество". Присутствующий здесь Лавр Федотович подтвердит, что
давно прошли времена очковтирательства, фактосочинительства и
припискомании и что напрасны попытки отдельных членов Тройки повернуть
колесо истории вспять. Ле марьяж се фо дан ле сье [Браки совершаются на
небесах].
Поддавшись воздействию корпоративного духа, мы с Эдиком громко
зааплодировали. Выбегалло раскланялся и сел.
Препарированный и выпотрошенный Хлебовводов счел в таких условиях за
благо отступить на исходные позиции, с коих он вновь принялся преданно
глядеть на Лавра Федотовича. Хитроумный же Фарфуркис не сдавался. Тяжко
страдая от полученных ран, он все же нашел в себе силы зайти с фланга и
нанести ответный удар.
- Я хотел бы только подчеркнуть, - веско сказал он. - что мы не
юннаты, что мы ответственность несем, что обязанность наша - рассматривать
объекты необъясненные, а нам здесь предлагают к рассмотрению объект
фактически неизвестный. Согласно же инструкции, - продолжал он, возвысив
голос, - метод работы с неизвестным объектом должен быть принципиально
иным, поскольку неизвестный объект может, в частности, оказаться
самовозгорающимся, взрывчатым, ядоопасным или даже антропофагическим. Вот
почему я категорически против рассмотрения дела сейчас, когда среди нас
находится Лавр Федотович, жизнь которого представляет слишком большую
ценность для того, чтобы мы имели право ею рисковать.
Все взгляды устремились на Лавра Федотовича. Лавр Федотович долго
молчал, опустив веки, и дымил "Герцеговиной Флор". Затем он произнес:
- Народ...
- Да! Да! - подхватил Фарфуркис. - Вот именно!
Однако Лавр Федотович словно бы и не слышал этого восклицания. Он
поднес к глазам бинокль и несколько минут рассматривал по очереди
коменданта и Выбегаллу. Спокойствие, с которым оба они ожидали
начальственного решения, видимо, удовлетворило его.
- Народ ждет от нас подвига, - произнес он наконец, опуская бинокль.
- Пусть дело войдет, товарищ Зубо.
Комендант засеменил к двери в приемную, а Лавр Федотович между тем
извлек из портфеля противогазовую маску и положил ее на стол перед собой.
Комендант быстро вернулся, держа обеими руками большую стеклянную
банку с делом номер шестьдесят четыре. Лицо у него было отчаянное, и мы с
Эдиком его сразу поняли. Во-первых, банка была из-под соленых огурцов,
максимум на пять литров, и куда девались остальные пять литров пришельца,
было непонятно. Во-вторых, дело номер шестьдесят четыре было отчетливо
синее, а вовсе не бурое, как следовало из описания. Ну, сейчас начнется,
подумал я. И началось.
Комендант еще не поставил банку на демонстрационный стол, как
Фарфуркис отчаянно вскрикнул, выхватил из папки описание и впился в него
глазами.
- Бурое! - закричал он. - Бурое! Что вы нам принесли, товарищ Зубо?
Почему синее, когда бурое? Лавр Федотович! Синее, а не бурое! А по
описанию - бурое, а не синее!..
Заседание взорвалось. Комендант изо всех сил бил себя в грудь
кулаками и клялся, что утром еще было бурое, не знает он, почему оно
посинело, само оно посинело, он его не красил и не подменял; Хлебовводов
требовал акта и все твердил про обманщика-мерина; Фарфуркис звал
прокурора, обвинял в подлоге и в попытке ввести в заблуждение
ответственный орган. Лавр Федотович молча сидел в противогазе, время от
времени отдирая пальцем край маски, чтобы подышать; а полковник проснулся
и, как петух на насесте, что-то неразборчиво выкрикивал, ошалело крутя
головой и рубая невидимого врага невидимой шашкой. Потом все утомились и
замолкли, только комендант из последних сил хрипел истово: "Иисусом
Христом нашим... сыном божиим... матерью его, пречистой девой Марией... не
красил!" Наконец затих и он. В образовавшейся паузе словно из Мамонтовой
пещеры густо прогудел голос Лавра Федотовича:
- Затруднение? Товарищ Фарфуркис, устраните.
Фарфуркис поправил галстук и произнес речь, из которой следовало, что
подобные случаи предусмотрены инструкцией, а именно двенадцатым параграфом
пятой главы четвертой ее части, где говорится черным по белому, что в
случае изменения внешнего вида или даже внутренней структуры
необъясненного явления надлежит составить акт по форме номер сто десять
дробь два. Он продемонстрировал Лавру Федотовичу форму и с его согласия
принялся было составлять акт, но тут обнаружилось, что при составлении
акта исходным материалом должны служить: а) необъясненное явление в его
настоящем виде и б) цветная его фотография (кинолента) в первоначальном
виде. Поскольку запуганный комендант пребывал в полуобморочном состоянии,
Фарфуркис сам полез в дело за фотографией (кинолентой) и немедленно
обнаружил, что фотографии (киноленты) в деле нет.
- Где фотография? - страшным голосом спросил он, таким страшным, что
комендант очнулся. - Где две цветные фотографии дела номер шестьдесят
четыре размером девять на двенадцать?
Комендант лишь слабо шевелил губами.
- Да ведь он преступник, - сказал Фарфуркис безмерно удивленным
тоном.
- Нет, - сказал комендант.
- Халатный саботажник! - сказал Фарфуркис, глядя на него с
отвращением.
- Нет! - простонал комендант. - Иисусом Христом... двенадцатью
святыми апостолами...
- Гнойный прыщ на лике местной администрации! - сказал Фарфуркис.
- Да нет же! - заорал комендант. - Я-то здесь при чем? Это Найсморк!
Он, а не я. Он же отказался!
- То есть как отказался?
- Я ему говорю: фотографируй. А он не желает! Фотографируй, говорю.
Нет, не фотографирует!.. Он же мне не подчиняется, он вам подчиняется!.. У
меня и допуска нет...
- Найсморка ко мне! - глухо прогудел Лавр Федотович, и комендант
кинулся вон из помещения.
- Не нравится мне этот Зубо, - сейчас же сказал Фарфуркис. -
Скользкая какая-то личность.
- Свиней откармливает, - живо сообщил профессор Выбегалло.
- Это нам известно, - сказал Фарфуркис.
- Дочка его... эта... развелась.
- Тоже известно.
- Брагу варит...
- Варит, - признал Фарфуркис. - И торгует...
- Иконы у него в доме, - сказал Выбегалло. - Староверские. И библию
он читает и конспектирует.
- Да? - сказал Фарфуркис. - Это интересно.
- Нузан савон келькешоз оси [Мы об этом тоже кое-что знаем], -
самодовольно произнес Выбегалло.
Тут Хлебовводов, который давно уже сидел с отрешенным лицом, уставясь
на банку с посиневшим делом, вдруг поднялся, приблизился к
демонстрационному столу и обошел его кругом. Погиб комендант, подумал я. И
точно: Хлебовводов взял банку в руки и взвесил ее на ладони.
- А ведь не будет здесь пуда, - сказал он. - Здесь, ежели хотите
знать, и полпуда нет. То-то же я смотрю, что в описании сказано - десять
литров, а банка мне хорошо знакомая, пятилитровая. Знаю такие банки,
всегда из них закусываю. А вот тут и этикетка есть... "Огурцы соленые...
Емкость пять литров". Чувствуете, на что я намекаю? Чувствуете?
Лавр Федотович содрал с лица противогаз и нацелился биноклем на
банку. Выбегалло даже пасть разинул от любопытства. Фарфуркис с
