через черное стекло и что, наконец, дело номер восемь впредь до выяснения
должно быть отложено и пересмотрено позже - в один из зимних месяцев,
когда до него можно будет добраться по льду. Других предложений не было,
вопросов к докладчику - тем более. На том и порешили.
- Перейдем к следующему вопросу, - объявил Лавр Федотович, и
действительные члены Тройки, толкаясь и выдирая друг у друга клочья
шерсти, устремились к заднему сиденью. Комендант торопливо одевался,
бормоча: "Я же тебе это припомню... Лучшие же куски отдавал... Как дочь
родную... Скотина водоплавающая..."
Затем мы двинулись дальше по проселочной дороге, ведущей вдоль берега
озера. Дорога была страшненькая, и я возносил хвалу небесам, что лето
стоит сухое, иначе тут бы нам был и конец. Однако хвалил я небеса
преждевременно, потому что по мере приближения к болоту дорога все чаще
обнаруживала тенденцию к исчезновению и к превращению в две поросшие
осокой сырые рытвины. Я врубил демультипликатор и прикидывал физические
возможности своих спутников. Было совершенно ясно, что от толстого,
дряблого Фарфуркиса проку будет немного. Хлебовводов выглядел мужиком
жилистым, но непонятно было, оправился ли он в достаточной степени после
желудочного удара. Лавр же Федотович вряд ли даже соизволит вылезти из
машины. Так что действовать в случае чего придется мне с комендантом,
потому что Эдик не станет себя, наверное, обнаруживать ради того только,
чтобы вытолкнуть из грязи девятисоткилограммовую машину с грузным
Вунюковым на борту.
Пессимистические размышления мои были прерваны появлением впереди
гигантской черной лужи. Это не была патриархальная буколическая лужа типа
миргородской, всеми изъезженная и ко всему притерпевшаяся. Это не была
также и мутная глинистая урбанистическая лужа, лениво и злорадно
расплывшаяся среди неубранных куч строительного мусора. Это было спокойное
и хладнокровное, зловещее в своем спокойствии мрачное образование,
небрежно, но основательно расположившееся между двумя рядами хилой
осиновой поросли, - загадочное, словно глаз Сфинкса, коварное, словно
царица Тамара, наводящее на кошмарные мысли о бездне, набитой затонувшими
грузовиками. Я резко затормозил и сказал:
- Все, приехали.
- Грррм, - произнес Лавр Федотович. - Товарищ Зубо, доложите дело.
В наступившей тишине было слышно, как колеблется комендант. До болота
было еще довольно далеко, но комендант тоже видел лужу и тоже не видел
выхода. Он покорно вздохнул и зашелестел бумагами.
- Дело номер тридцать восьмое, - прочитал он. - Фамилия: прочерк.
Имя: прочерк. Отчество: прочерк. Название: Коровье Вязло...
- Минуточку! - прервал его Фарфуркис встревоженно. - Слушайте!
Он поднял палец и застыл. Мы прислушались и услышали. Где-то
далеко-далеко победно запели серебряные трубы. Множественный звук этот
пульсировал, нарастал и словно бы приближался. Кровь застыла у нас в
жилах. Это трубили комары, и притом не все, а пока только командиры рот
или даже только командиры батальонов и выше. И таинственным внутренним
взором зверя, попавшего в ловушку, мы увидели вокруг себя гектары и
гектары топкой грязи, поросшие редкой осокой, покрытые слежавшимися слоями
прелых листьев, с торчащими гнилыми сучьями, и все это под сенью
болезненно тощих осин, и на всех этих гектарах, на каждом квадратном
сантиметре - отряды поджарых рыжеватых каннибалов, лютых, изголодавшихся,
самоотверженных.
- Лавр Федотович! - пролепетал Хлебовводов. - Комары!
- Есть предложение! - нервно закричал Фарфуркис. - Отложить
рассмотрение данного дела до октября... нет, до декабря месяца!
- Грррм, - произнес Лавр Федотович с удивлением. - Народ не
понимает...
Воздух вокруг нас вдруг наполнился движением. Хлебовводов взвизгнул и
изо всех сил ударил себя по физиономии. Фарфуркис ответил ему тем же. Лавр
Федотович начал медленно и с изумлением поворачиваться, и тут свершилось
невозможное: огромный рыжий пират четко, как на смотру, пал Лавру
Федотовичу на чело и с ходу, не примериваясь, вонзил в него свою шпагу по
самые глаза. Лавр Федотович отшатнулся. Он был потрясен, он не понимал, он
не верил... И началось.
Мотая головой, как лошадь, отмахиваясь локтями, я принялся
разворачивать автомобиль на узком пространстве между зарослями осинника.
Справа от меня возмущенно рычал и ворочался Лавр Федотович, а с заднего
сиденья доносилась такая буря аплодисментов, словно разгоряченная компания
уланов и лейб-гусаров предавалась там взаимооскорблению действием.
К тому моменту, когда я закончил разворот, я уже распух. У меня было
такое ощущение, что уши мои превратились в горящие оладьи, щеки - в
караваи, а на лбу взошли многочисленные рога. "Вперед! - кричали на меня
со всех сторон.
- Назад!.. Газу!.. Да подтолкните же его кто-нибудь!.. Я вас под суд
отдам, товарищ Привалов!.." Двигатель ревел, клочья грязи летели во все
стороны, машина прыгала, как кенгуру, но скорость была мала, отвратительно
мала, а наперерез с бесчисленных аэродромов снимались все новые и новые
эскадрильи, эскадры, армады. Преимущество противника в воздухе было
подавляющим. Все, кроме меня, остервенело занимались самокритикой,
переходящей в самоистязание. Я же не мог оторвать рук от баранки, я не мог
даже отбиваться ногами, у меня оставалась свободной только одна нога, и ею
я бешено чесал все, до чего мог дотянуться.
Потом наконец мы вырвались из зарослей осинника обратно на берег
озера. Дорога сделалась получше и шла в гору. В лицо мне ударил тугой
ветер. Я остановил машину. Я перевел дух и стал чесаться. Я чесался с
упоением, я никак не мог перестать, а когда все-таки перестал, то
обнаружил, что Тройка доедает коменданта. Комендант был обвинен в
подготовке и осуществлении террористического акта, ему предъявили счет за
каждую выпитую из членов Тройки каплю крови, и он оплатил этот счет
сполна. То, что оставалось от коменданта к моменту, когда я вновь обрел
способность видеть, слышать и думать, не могло уже, собственно, называться
комендантом как таковым: две-три обглоданные кости, опустошенный взгляд и
слабое бормотание: "Господом богом... Иисусом, Спасителем нашим..."
- Товарищ Зубо, - произнес наконец Лавр Федотович, - почему вы
прекратили зачитывать дело? Продолжайте докладывать.
Комендант принялся трясущимися руками собирать разбросанные по машине
листки.
- Зачитайте непосредственно краткую сущность необъясненности, -
приказал Лавр Федотович.
Комендант, всхлипнув в последний раз, прерывающимся голосом прочел:
- Обширное болото, из недр которого время от времени доносятся
ухающие и ахающие звуки.
- Ну? - сказал Хлебовводов. - Дальше что?
- Дальше ничего. Все.
- Как так - все? - плачуще возопил Хлебовводов. - Убили меня!
Зарезали! И для ради чего? Звуки ахающие... Ты зачем нас сюда привезли,
террорист? Ты это нас ухающие звуки слушать привезли? За что же мы кровь
проливали? Ты посмотрите на меня - как я теперь в гостинице появлюсь? Ты
же мой авторитет на всю жизнь подорвали! Я же тебя сгною так, что от тебя
ни аханья, ни уханья не останется!
- Грррм, - сказал Лавр Федотович, и Хлебовводов замолчал. Глаза его
выкатились, он с видом тихого идиота медленно обводил дрожащим пальцем
огромную красную припухлость у себя на лбу.
- Есть предложение, - продолжал Лавр Федотович. - Ввиду представления
собой делом номер тридцать восемь под названием Коровье Вязло
исключительной опасности для народа подвергнуть названное дело высшей мере
рационализации, а именно признать названное необъясненное явление
иррациональным, трансцендентным, а следовательно, реально не существующим,
и как таковое исключить навсегда из памяти народа, то есть из
географических и топографических карт.
Хлебовводов и Фарфуркис бешено захлопали в ладоши. Лавр Федотович
извлек из-под сиденья свой портфель и положил его плашмя к себе на колени.
- Акт! - воззвал он.
На портфель лег акт о высшей мере.
- Подписи!!
На акт пали необходимые подписи.
- ПЕЧАТЬ!!!
Лязгнула дверца сейфа, волной накатила канцелярская затхлость, и
перед Лавром Федотовичем возникла Большая Круглая Печать. Лавр Федотович
взял ее обеими руками, занес над актом и с силой опустил. Мрачная тень
прошла по небу, автомобиль слегка присел на рессорах. Лавр Федотович убрал
портфель под сиденье и продолжал:
- Коменданту Колонии товарищу Зубо за безответственное содержание в
Колонии иррационального, трансцендентного, а следовательно, реально не
существующего болота Коровье Взяло, а также за необеспечение безопасности
работы Тройки объявить строгий выговор, но без занесения. Есть еще
предложения?
Слегка повредившийся от треволнений Хлебовводов внес предложение
приговорить коменданта Зубо к расстрелу с конфискацией имущества и с
поражением родственников в правах на двенадцать лет. Однако Фарфуркис
слабым голосом возразил, что такой меры социальной защиты Тройка применить
не вправе, что у него, Фарфуркиса, есть сильное желание подать на
коменданта в суд, но что в конечном счете он, Фарфуркис, полностью
поддерживает Лавра Федотовича.
- Следующий, - произнес Лавр Федотович. - Что у нас сегодня еще,
товарищ Зубо?
- Заколдованное место, - убито сказал комендант. - Недалеко отсюда,
километров пять.
- Комары? - осведомился Лавр Федотович.
- Христом богом... - сказал комендант. - Спасителем нашим... Нету их
там. Муравьи разве что...
- Хорошо, - констатировал Лавр Федотович. - Осы? Пчелы? - продолжал
он, обнаруживая высокую прозорливость и неусыпную заботу о народе.
- Ни боже мой, - сказал комендант искренне.
Лавр Федотович долго молчал.
- Бешеные быки? - спросил он наконец.
Комендант заверил его, что ни о каких быках в этих окрестностях не
может быть и речи.
- А волки? - спросил Хлебовводов подозрительно.
Но в окрестностях не было и волков, а также медведей, о которых
вовремя вспомнил Фарфуркис. Пока они упражнялись в зоологии, я
рассматривал карту, выискивая кратчайшую дорогу к заколдованному месту.
Высшая мера уже оказала свое действие. На карте был Китежград, была река
Китежа, было озеро Звериное, были какие-то Лопухи, болота же Коровье
Вязло, которое распространялось раньше между озером Звериным и Лопухами,
больше не было. Вместо него на карте имело место анонимное белое пятно,
какое можно видеть на старинных картах на месте Антарктики.
Мне было дано указание продолжать движение, и мы поехали. Мы миновали
овсы, пробрались сквозь стадо коров, обогнули рощу Круглую, форсировали
ручей Студеный и через полчаса оказались перед местом заколдованным.
Это был холм. С одной стороны он порос лесом. Вероятно, раньше здесь
кругом стоял сплошной лес, тянувшийся до самого Китежграда, но его свели,
и осталось только то, что было на холме. На самой вершине виднелась
почерневшая избушка, по склону перед нами бродили две коровы с теленком
под охраной большой понурой собаки. Возле крыльца копались в земле куры, а
на крыше стояла коза.
- Что же вы остановились? - спросил меня Фарфуркис. - Надо же
подъехать, не пешком же нам...
- И молоко у них, по всему видать, есть... - добавил Хлебовводов. - Я
бы молочка сейчас выпил. Когда, понимаешь, грибами отравишься, очень
полезно молочка выпить. Ехай, ехай, чего стали!
Я попытался объяснить им, что подъехать к холму ближе невозможно, но
