угодно на теле (в моем случае он обнаружился в ботинке). Исчезновение
пятака из тарелочки с медью на прилавке заметить не удается: среди прочей
меди пятак сейчас же теряется, и никакого движения в тарелочке в момент
перехода пятака в карман не происходит.
Итак, мы имели дело с так называемым неразменным пятаком в процессе
его функционирования. Сам по себе факт неразменности не очень
заинтересовал меня. Воображение мое было потрясено прежде всего
возможностью непространственного перемещения материального тела. Мне было
совершенно ясно, что таинственный переход пятака от продавца к покупателю
представляет собой не что иное, как частный случай пресловутой
нуль-транспортировки, хорошо известной любителям научной фантастики также
под псевдонимом: гиперпереход, репагулярный скачок, феномен Тарантоги...
Открывающиеся перспективы были ослепительны.
У меня не было никаких приборов. Обыкновенный лабораторный
минимальный термометр мог бы дать очень много, но у меня не было даже его.
Я был вынужден ограничиваться чисто визуальными субъективными
наблюдениями. Свой последний круг по площади я начал, поставив перед собой
следующую задачу: "Кладя пятак рядом с тарелочкой для мелочи и по
возможности препятствуя продавцу смешать его с остальными деньгами до
вручения сдачи, проследить визуально процесс перемещения пятака в
пространстве, одновременно пытаясь хотя бы качественно определить
изменение температуры воздуха вблизи предполагаемой траектории перехода".
Однако эксперимент был прерван в самом начале.
Когда я приблизился к продавщице Мане, меня уже ждал тот самый
молоденький милиционер в чине сержанта.
- Так, - сказал он профессиональным голосом.
Я искательно посмотрел на него, предчувствуя недоброе.
- Попрошу документики, гражданин, - сказал милиционер, отдавая честь
и глядя мимо меня.
- А в чем дело? - спросил я, доставая паспорт.
- И пятак попрошу, - сказал милиционер, принимая паспорт.
Я молча отдал ему пятак. Маня смотрела на меня сердитыми глазами.
Милиционер оглядел пятак и, произнеся с удовлетворением: "Ага...", раскрыл
паспорт. Паспорт он изучал, как библиофил изучает редкую инкунабулу. Я
томительно ждал. Вокруг медленно росла толпа. В толпе высказывались разные
мнения на мой счет.
- Придется пройти, - сказал, наконец, милиционер.
Мы прошли. Пока мы проходили, в толпе сопровождающих было создано
несколько вариантов моей нелегкой биографии и был сформулирован ряд
причин, вызвавших начинающееся к всех на глазах следствие.
В отделении сержант передал пятак и паспорт дежурному лейтенанту. Тот
осмотрел пятак и предложил мне сесть. Я сел. Лейтенант небрежно произнес:
"Сдайте мелочь", и тоже углубился в изучение паспорта. Я выгреб из кармана
медяки. "Пересчитай, Ковалев", - сказал лейтенант и, отложив паспорт, стал
смотреть мне в глаза.
- Много накупили? - спросил он.
- Много, - ответил я.
- Тоже сдайте, - сказал лейтенант.
Я выложил перед ним на стол четыре номера позавчерашней "Правды", три
номера местной газеты "Рыбак", два номера "Литературной газеты", восемь
коробков спичек, шесть штук ирисок "Золотой ключик" и уцененный ершик для
чистки примусов.
- Воду сдать не могу, - сказал я сухо. - Пять стаканов с сиропом и
четыре без сиропа.
Я начинал понимать, в чем дело, и мне было чрезвычайно неловко и
муторно при мысли, что придется оправдываться.
- Семьдесят четыре копейки, товарищ лейтенант, - доложил юный
Ковалев.
Лейтенант задумчиво созерцал кучу газет и спичечных коробков.
- Развлекались или как? - спросил он меня.
- Или как, - сказал я мрачно.
- Неосторожно, - сказал лейтенант. - Неосторожно, гражданин.
Расскажите.
Я рассказал. В конце рассказа я убедительно попросил лейтенанта не
рассматривать мои действия как попытку скопить денег на "Запорожец". Уши
мои горели. Лейтенант усмехнулся.
- А почему бы и не рассматривать? - осведомился он. - Были случаи,
когда накапливали.
Я пожал плечами.
- Уверяю вас, такая мысль не могла бы придти мне в голову... То есть
что я говорю - не могла бы, она действительно не приходила!..
Лейтенант долго молчал. Юный Ковалев взял мой паспорт и снова
принялся его рассматривать.
- Даже как-то странно предположить... - сказал я растерянно. -
Совершенно бредовая затея... Копить по копейке... Я снова пожал плечами. -
Тогда уж лучше, как говорится, на паперти стоять...
- С нищенством мы боремся, - значительно сказал лейтенант.
- Ну правильно, ну естественно... Я только не понимаю, при чем тут я,
и... - я поймал себя на том, что очень много пожимаю плечами, и дал себе
слово впредь этого не делать.
Лейтенант снова изнуряюще долго молчал, разглядывая пятак.
- Придется составить протокол, - сказал он наконец.
Я пожал плечами.
- Пожалуйста, конечно... хотя... - я не знал, что, собственно,
"хотя".
Некоторое время лейтенант смотрел на меня, ожидая продолжения. Но я
как раз соображал, под какую статью уголовного кодекса подходят мои
действия, и тогда он придвинул к себе лист бумаги и принялся писать.
Юный Ковалев вернулся на свой пост. Лейтенант скрипел пером и часто
со стуком макал его в чернильницу. Я сидел, тупо рассматривая плакаты,
развешенные на стенах, и вяло размышлял о том, что на моем месте
Ломоносов, скажем, схватил бы паспорт и выскочил в окно. В чем,
собственно, суть? - думал я. Суть в том, чтобы человек сам не считал себя
виновным. В этом смысле я не виновен. Но виновность, кажется, бывает
объективная и субъективная. И факт остается фактом: вся эта медь в
количестве семидесяти четырех копеек юридически является результатом
хищения, произведенного с помощью технических средств, в качестве каковых
выступает неразменный пятак.
- Прочтите и подпишите, - сказал лейтенант.
Я прочел. Из протокола явствовало, что я, нижеподписавшийся Привалов
А.И., неизвестным мне способом вступил в обладание действующей модели
неразменного пятака образца ГОСТ 718-62 и злоупотребил ею; что я
нижеподписавшийся Привалов А.И., утверждаю, будто действия свои производил
с целью научного эксперимента, без каких-либо корыстных намерений; что я
готов возместить причиненные государству убытки в размере одного рубля
пятидесяти копеек; что я, наконец, в соответствии с постановлением
Соловецкого горсовета от 22 марта 1959 года, передал указанную действующую
модель неразменного пятака дежурному по отделению лейтенанту Сергиенко
У.У. и получил взамен пять копеек в монетных знаках, имеющих хождение на
территории Советского Союза. Я подписался.
Лейтенант сверил мою подпись с подписью в паспорте, еще раз тщательно
пересчитал медяки, позвонил куда-то с целью уточнить стоимость ирисок и
примусного ершика, выписал квитанцию и отдал ее мне вместе с пятью
копейками в монетных знаках, имеющих хождение. Возвращая газеты, спички,
конфеты и ершик, он сказал:
- А воду вы, по собственному вашему признанию, выпили. Итого с вас
восемьдесят одна копейка.
С гигантским облегчением я рассчитался. Лейтенант, еще раз
внимательно пролистав, вернул мне паспорт.
- Можете идти, гражданин Привалов, - сказал он. - И впредь будьте
осторожнее. Вы надолго в Соловец?
- Завтра уеду, - сказал я.
- Вот до завтра и будьте осторожнее.
- Ох, постараюсь, - сказал я, пряча паспорт. Затем, повинуясь
импульсу, спросил, понизив голос: - А скажите мне, товарищ лейтенант, вам
здесь, в Соловце, не странно?
Лейтенант уже давно смотрел в какие-то бумаги.
- Я здесь давно, - сказал он рассеяно. - Привык.
5
- А вы сами-то верите в привидения? - спросил
лектора один из слушателей.
- Конечно, нет, - ответил лектор и медленно
растаял в воздухе.
Правдивая история.
До самого вечера я старался быть весьма осторожным. Прямо из
отделения я отправился домой на Лукоморье и там сразу же залез под машину.
Было очень жарко. С запада медленно ползла грозная черная туча. Пока я
лежал под машиной и обливался маслом, старуха Наина Киевна, ставшая вдруг
очень ласковой и любезной, дважды подъезжала ко мне с тем, чтобы я отвез
ее на Лысую Гору. "Говорят, батюшка, машине вредно стоять, - скрипуче
ворковала она, заглядывая под передний бампер, - говорят, ей ездить
полезно. А уж я бы заплатила, не сомневайся..." Ехать на Лысую Гору мне не
хотелось. Во-первых, в любую минуту могли приехать ребята. Во-вторых,
старуха в своей воркующей модификации была мне еще неприятнее, нежели в
сварливой. Далее, как выяснилось, до Лысой Горы было девяносто верст в
одну сторону, а когда я спросил бабку насчет качества дороги, она радостно
заявила, чтобы я не беспокоился, - дорога гладкая, а в случае чего она,
бабка, будет сама машину выталкивать. ("Ты не смотри, батюшка, что я
старая, я еще очень даже крепкая".) После первой неудачной атаки старуха
временно отступила и ушла в избу. Тогда ко мне под машину зашел кот
Василий. С минуту он внимательно следил за моими руками, а потом произнес
вполголоса, но явственно: "Не советую, гражданин... мнэ-э... не советую.
Съедят", после чего сразу удалился, подрагивая хвостом. Мне хотелось быть
очень осторожным, и поэтому, когда бабка вторично пошла на приступ, я,
чтобы разом со всем покончить, запросил с нее пятьдесят рублей. Она тут же
отстала, посмотрев на меня с уважением.
Я сделал ЕУ и ТО, с величайшей осторожностью съездил заправиться к
бензоколонке, пообедал в столовой N_11 и еще раз подвергся проверке
документов со стороны бдительного Ковалева. Для очистки совести я спросил
у него, какова дорога до Лысой Горы. Юный сержант посмотрел на меня с
большим недоверием и сказал: "Дорога? Да что вы говорите, гражданин? Какая
же там дорога? Нет там никакой дороги". Домой я вернулся уже под проливным
дождиком.
Старуха отбыла. Кот Василий исчез. В колодце кто-то пел на два
голоса, и это было жутко и тоскливо. Вскоре ливень сменился скучным мелким
дождем. Стало темно.
Я забрался в свою комнату и попытался экспериментировать с
книгой-перевертышем. Однако в ней что-то застопорило. Может быть, я делал
что-нибудь не так или влияла погода, но она как была, так и оставалась
"Практическими занятиями по синтаксису и пунктуации" Ф.Ф.Кузьмина, сколько
я ни ухищрялся. Читать такую книгу было совершенно невозможно, и я попытал
счастья с зеркалом. Но зеркало отражало все, что угодно, и молчало. Тогда
я лег на диван и стал лежать.
От скуки и шума дождя я уже начал было дремать, когда вдруг зазвонил
телефон. Я вышел в прихожую и взял трубку.
- Алло...
В трубке молчало и потрескивало.
- Алло, - сказал я и подул в трубку. - Нажмите кнопку.
Ответа не было.
- Постучите по аппарату, - посоветовал я. Трубка молчала. Я еще раз
подул, подергал шнур и сказал: - Перезвоните с другого автомата.
Тогда в трубке грубо осведомились:
- Это Александр?
- Да. - Я был удивлен.
- Ты почему не отвечаешь?
- Я отвечаю. Кто это?
- Это Петровский тебя беспокоит. Сходи в засольный цех и скажи
мастеру, чтобы мне позвонил.
- Какому мастеру?
- Ну, кто там сегодня у тебя?
- Не знаю...
- Что значит - не знаю? Это Александр?
- Слушайте, гражданин, - сказал я. - По какому номеру вы звоните?
- По семьдесят второму... Это семьдесят второй?
