масляной краской, исцарапанная жестяная дощечка с надписью: "Гобби, зубной
врач. Прием в любое время". За дверью кто-то протяжно кричит. Ротмистр
останавливается и хрипит: "Замок!" По его черному лицу катится пот. Максим
не понимает. Набежавший Панди отталкивает его, приставляет дуло автомата к
двери под ручкой и дает очередь. Сыплются искры, летят куски дерева, и
сейчас же, словно в ответ, за дверью глухо, сквозь протяжный крик, хлопают
выстрелы, снова с треском летят щепки, что-то горячее, плотное с гнусным
визгом проносится у Максима над головой. Ротмистр распахивает дверь, там
темно, желтые вспышки выстрелов озаряют клубы дыма. "За мной!" - хрипит
ротмистр и ныряет головой вперед навстречу вспышкам. Максим и Панди рвутся
вслед за ним, дверь узкая, придавленный Панди коротко вякает. Коридор,
духота, пороховой дым. Угроза слева. Максим выбрасывает руку, ловит
горячий ствол, рвет оружие от себя и вверх. Тихо, но ужасающе отчетливо
хрустят чьи-то вывернутые суставы, большое мягкое тело застывает в
безвольном падении. Впереди, в дыму, ротмистр каркает: "Не стрелять! Брать
живьем!" Максим бросает автомат и врывается в большую освещенную комнату.
Здесь очень много книг и картин, и стрелять здесь не в кого. На полу
корчатся двое мужчин. Один из них все время кричит, уже охрип, но все
кричит. В кресле, откинув голову, лежит в обмороке женщина - белая до
прозрачности. Комната полна болью. Ротмистр стоит над кричащим человеком и
озирается, засовывая пистолет в кобуру. Сильно толкнув Максима, в комнату
вваливается Панди, за ним гвардейцы волокут грузное тело того, кто
стрелял. Кандидат Зойза, мокрый и взволнованный, без улыбки протягивает
Максиму брошенный автомат. Ротмистр поворачивает к ним свое страшное
черное лицо. "А где еще один?" - каркает он, и в тот же момент падает
синяя портьера, с подоконника тяжело соскакивает длинный худой человек в
белом запятнанном халате. Он как слепой идет на ротмистра, медленно
поднимая два огромных пистолета на уровень стеклянных от боли глаз. "Ай!"
- кричит Зойза...
Максим стоял боком и у него не оставалось времени повернуться. Он
прыгнул изо всех сил, но человек все-таки успел один раз нажать на
спусковые крючки. Максиму опалило лицо, пороховая гарь забила рот, а
пальцы его уже сомкнулись на запястьях белого халата, и пистолеты со
стуком упали на пол. Человек опустился на колени, уронил голову и, когда
Максим отпустил его, мягко повалился ничком.
- Ну-ну-ну, - сказал ротмистр с непонятной интонацией. - Кладите
этого сюда же, - приказал он Панди. - А ты, - сказал он бледному и мокрому
Зойзе, - беги вниз и сообщи командирам секций, где я нахожусь. Пусть
доложат, как у них дела. - Зойза щелкнул каблуками и метнулся к двери. -
Да! Передай Гаалу, пусть поднимется сюда... Перестань орать, сволочь, -
прикрикнул он на стонавшего человека и легонько стукнул его носком сапога
в бок. - Э, бесполезно. Хлипкая дрянь, мусор... Обыскать, - приказал он
Панди. - И положите их всех в ряд. Тут же, на полу. И бабу тоже, а то
расселась в единственном кресле...
Максим подошел к женщине, осторожно поднял ее и перенес на кровать. У
него было смутно на душе. Не этого он ожидал. Теперь он и сам не знал,
чего ожидал - желтых, оскаленных от ненависти клыков, злобного воя,
свирепой схватки не на жизнь, а на смерть... Ему не с чем было сравнить
свои ощущения, но он почему-то вспомнил, как однажды подстрелил тахорга, и
как это огромное, грозное на вид и беспощадное по слухам животное,
провалившись с перебитым позвоночником в огромную яму, тихо, жалобно
плакало и что-то бормотало в смертной тоске, почти членораздельно...
- Кандидат Сим, - каркнул ротмистр. - Я приказал - на пол!
Он смотрел на Максима своими жуткими прозрачными глазами, губы у него
словно свело судорогой, и Максим понял: не ему судить здесь и определять,
что верно и что неверно. Он еще чужак, он еще не знает их ненависти и их
любви... Он снова поднял женщину и положил ее рядом с грузным человеком,
который стрелял в коридоре. Панди и второй гвардеец, пыхтя, выворачивали
карманы арестованных. А арестованные были без памяти. Все пятеро.
Ротмистр уселся в кресло, бросил на стол фуражку, закурил и пальцем
поманил к себе Максима. Максим подошел, браво щелкнув каблуками.
- Почему бросил автомат? - негромко спросил ротмистр.
- Вы приказали не стрелять.
- Господин ротмистр.
- Так точно. Вы приказали не стрелять, господин ротмистр.
Ротмистр, прищурившись, пускал дым в потолок.
- Значит, если бы я приказал не разговаривать, ты бы откусил себе
язык?
Максим промолчал. Разговор ему не нравился, но он хорошо помнил
наставления Гая.
- Кто отец? - спросил ротмистр.
- Ядерный физик, господин ротмистр.
- Жив?
- Так точно, господин ротмистр.
Ротмистр вынул изо рта сигарету и посмотрел на Максима.
- Где он?
Максим понял, что сболтнул. Надо было выкручиваться.
- Не знаю, господин ротмистр. Точнее, не помню.
- Однако то, что он ядерщик, ты помнишь... А что ты еще помнишь?
- Не знаю, господин ротмистр. Помню многое, но капрал Гаал полагает,
что это ложная память.
В коридоре послышались торопливые шаги, в комнату вошел Гай и
вытянулся перед ротмистром.
- Займись этими полутрупами, капрал, - сказал ротмистр. - Наручников
хватит?
Гай посмотрел через плечо на арестованных.
- С вашего разрешения, господин ротмистр, одну пару придется взять во
второй секции.
- Действуй.
Гай выбежал, а в коридоре уже опять топали сапоги, появились
командиры секций и доложили, что операция проходит успешно, двое
подозрительных уже взяты, жильцы, как всегда, оказывают активную помощь.
Ротмистр приказал скорее заканчивать, а по окончании передать в штаб
парольное слово "Тумба". Когда командиры секций вышли, он закурил новую
сигарету и некоторое время молчал, глядя, как гвардейцы снимают со
стеллажей книги, перелистывают их и бросают на кровать.
- Панди, - сказал он негромко, - займись картинами. Только вот с этой
осторожнее, не попорти, я возьму ее себе... - Затем он снова повернулся к
Максиму. - Как ты ее находишь? - спросил он.
Максим посмотрел. На картине был морской берег, высокая водная даль
без горизонта, сумерки и женщина, выходящая из моря. Ветер. Свежо. Женщине
холодно.
- Хорошая картина, господин ротмистр, - сказал Максим.
- Узнаешь места?
- Никак нет. Этого моря я никогда не видел.
- А какое видел?
- Совсем другое, господин ротмистр. Но это ложная память.
- Вздор. Это же самое. Только ты смотрел не с берега, а с мостика, и
под тобой была белая палуба, а позади, на корме, был еще один мостик,
только пониже. А на берегу была не эта баба, а танк, и ты наводил под
башню... Знаешь ты, щенок, что это такое, когда болванка попадает под
башню? Массаракш... - прошипел он и раздавил окурок об стол.
- Не понимаю, - сказал Максим холодно. - Никогда в жизни ничего
никуда не наводил.
- Как же ты можешь это знать? Ты же ничего не помнишь, кандидат Сим!
- Я помню, что не наводил.
- Господин ротмистр!
- Помню, что не наводил, господин ротмистр. И я не понимаю, о чем вы
говорите.
Вошел Гай в сопровождении двух кандидатов. Они принялись надевать на
задержанных тяжелые наручники.
- Тоже ведь люди, - сказал ротмистр. - У них жены, у них дети. Они
кого-то любили, их кто-то любил...
Он говорил, явно издеваясь, но Максим сказал то, что думал:
- Да, господин ротмистр. Они, оказывается, тоже люди.
- Не ожидал?
- Да, господин ротмистр. Я ожидал чего-то другого.
Краем глаза он видел, что Гай испуганно смотрит на него. Но ему уже
до тошноты надоело врать, и он добавил:
- Я думал, что это действительно выродки. Вроде голых, пятнистых...
животных.
- Голый пятнистый дурак, - веско сказал ротмистр. - Деревня. Ты не на
Юге... Здесь они как люди. Добрые милые люди, у которых при сильном
волнении отчаянно болит головка. Бог шельму метит. А у тебя не болит
головка при волнении? - спросил он неожиданно.
- У меня никогда ничего не болит, господин ротмистр, - ответил
Максим. - А у вас?
- Что-о?
- У вас такой раздраженный тон, - сказал Максим, - что я подумал...
- Господин ротмистр! - каким-то дребезжащим голосом крикнул Гай. -
Разрешите доложить... Арестованные пришли в себя.
Ротмистр поглядел на него и усмехнулся.
- Не волнуйся, капрал. Твой дружок показал себя сегодня настоящим
гвардейцем. Если бы не он, ротмистр Чачу валялся бы сейчас с пулей в
башке... - Он закурил третью сигарету, поднял глаза к потолку и выпустил
толстую струю дыма. - У тебя верный нюх, капрал. Я бы хоть сейчас произвел
этого молодчика в действительные рядовые... Массаракш, я бы произвел его в
офицеры! У него бригадирские замашки, он обожает задавать вопросы
офицерам... Но я теперь очень хорошо понимаю тебя, капрал. Твой рапорт
имел все основания. Так что... погодим пока производить его в офицеры.. -
Ротмистр поднялся, тяжело ступая обошел стол и остановился перед Максимом.
- Не будем даже производить его пока в действительные рядовые. Он хороший
боец, но он еще молокосос, деревня... Мы займемся его воспитанием...
Внимание! - заорал он вдруг. - Капрал Гаал, вывести арестованных! Рядовой
Панди и кандидат Сим, забрать мою картину и все, что здесь есть бумажного!
Отнести ко мне в машину!
Он повернулся и вышел из комнаты. Гай укоризненно посмотрел на
Максима, но ничего не сказал. Гвардейцы поднимали задержанных, пинками и
тычками ставили их на ноги и вели к двери. Задержанные не сопротивлялись.
Они были как ватные, они шатались, у них подгибались ноги. Грузный
человек, стрелявший в коридоре, громко постанывал и ругался шепотом.
Женщина беззвучно шевелила губами. У нее странно светились глаза.
- Эй, Мак, - сказал Панди, - возьми вон одеяло с кровати, заверни в
него книжки, а если не хватит - возьми еще и простыню. Как сложишь - тащи
все вниз, а я картину понесу... Да не забудь автомат, дурья голова! Ты
думаешь, чего на тебя господин ротмистр взъелся? Автомат ты бросил. Разве
можно оружие бросать? Да еще в бою... Эх, деревня...
- Прекрати разговоры, Панди, - сердито сказал Гай, - бери картину и
иди.
В дверях он обернулся к Максиму, постучал себя пальцем по лбу и
скрылся. Было слышно, как Панди, спускаясь по ступенькам, во все горло
распевает "Уймись, мамаша". Максим вздохнул, положил автомат на стол и
подошел к груде книг, сваленных на кровать и на пол. Его вдруг осенило,
что он здесь нигде еще не видел такого количества книг, разве что в
библиотеке. В книжных лавках книг было, конечно, тоже больше, но только по
количеству, а не по названиям.
Книги были старые, с пожелтевшими страницами. Некоторые немного
обгорели, а некоторые, к удивлению Максима, оказались ощутимо
радиоактивными. Не было времени как следует рассмотреть их. Максим
торопливо складывал аккуратные пачки на расстеленное одеяло и читал только
заголовки. Да, здесь не было "Колицу Фельша, или Безумно храбрый бригадир,
совершающий подвиги в тылу врага", не было романа "Любовь и преданность
чародея", не было пухлой поэмы "Пылающее сердце женщины" и популярной
брошюры "Задачи социальной гигиены". Здесь Максим увидел толстые тома
серьезных сочинений: "Теория эволюции", "Проблемы рабочего движения",
"Финансовая политика и экономически здоровое государство", "Голод: стимул
или препятствие?"... какие-то "Критики", "Курсы", "Основания" в
