голоском.
- Ничего не знаю про записку, - сказал наконец Хинкус.
- Хватит врать, Филин! - гаркнул я. - Мне все о тебе известно! Ты
влип, Филин. И если ты хочешь отделаться семьдесят второй, тяни на пункт
"д"! Чистосердечное признание до начала официального следствия... Ну?
Он выплюнул изжеванную спичку, покопался в карманах и вытащил мятую
пачку сигарет. Затем он поднес пачку ко рту, губами вытянул сигарету и
задумался.
- Ну? - повторил я.
- Путаете вы что-то, - ответил Хинкус. - Филин какой-то. Я не Филин,
я - Хинкус.
Я соскочил с бильярда и сунул ему под нос пистолет.
- А это узнаешь? А? Твоя машинка? Говори!
- Ничего не знаю, - угрюмо сказал он. - Чего вы ко мне привязались?
Я вернулся на стол, положил пистолет рядом с собой на сукно и
закурил.
- Думай, думай, - сказал я. - Быстрей думай, а то поздно будет. Ты
подсунул Барнстокру записку, а он отдал ее мне - этого ты конечно, никак
не ожидал. Пистолет у тебя отобрали, а я его нашел. Ребятам своим ты дал
телеграмму, а они не поспели, потому что случился обвал. А полиция будет
часа через два, самое большее. Понял, какая картина?
В дверь просунулась Кайса и пропищала:
- Подать чего-нибудь? Угодно?
- Идите, идите, Кайса, - сказал я. - Ступайте.
Хинкус молчал, сосредоточенно шаря в кармане, потом извлек коробок
спичек и закурил. Солнце пекло. На его лице выступил пот.
- Маху ты дал, Филин, - сказал я. - Перепутал божий дар с яичницей.
Чего ты привязался к Барнстокру? Напугал бедного старика до полусмерти...
Разве его приказали тебе держать на мушке? Мозеса! Мозеса надо было
держать! Олух ты царя небесного, я бы тебя в дворники не взял, не то что
такое поручение давать... И твоя шпана тебе это еще припомнит! Так что
теперь, Филин, тебе только одно и остается...
Он не дал мне закончить поучение. Я сидел на краю бильярда, свесив
одну ногу, а другой упираясь в пол, покуривал себе и при этом, дурак
этакий, самодовольно разглядывал струйки дыма в солнечном луче. А Хинкус
сидел на стуле в двух шагах от меня, и он вдруг наклонился вперед, поймал
меня за свисающую ногу, изо всех сил дернул на себя и круто повернул.
Недооценил я Хинкуса, прямо скажем, недооценил. Меня снесло с бильярда, и
я всеми своими девяноста килограммами, плашмя, мордой, животом, коленями
грохнулся об пол.
О том, что случилось дальше, я могу только догадываться. Коротко
говоря, примерно через минуту я пришел в себя окончательно и обнаружил,
что сижу на полу, прислонясь к бильярду, подбородок у меня разбит, два
зуба шатаются, со лба на глаза течет кровь, а правое плечо ломит
совершенно невыносимо. Хинкус валялся тут же неподалеку, скорчившись и
обхватив руками голову, а над ним, как Георгий Победоносец над поверженным
Змием, возвышался осклабившийся героический Симонэ, держа в руке обломок
самого длинного и самого тяжелого кия. Я утер кровь со лба и поднялся.
Меня пошатывало. Хотелось лечь в тень и забыться. Симонэ нагнулся, поднял
с пола пистолет и подал его мне.
- Вам повезло, инспектор, - сказал он, сияя. - Еще секунду, и он
проломил бы вам голову. Куда вам попало? По плечу?
Я кивнул. У меня перехватило дыхание, и говорить я не мог.
- Подождите-ка, - сказал Симонэ и выскочил в столовую, бросив обломок
кия на бильярд.
Я обошел стол и присел в тени так, чтобы видеть Хинкуса. Хинкус все
еще лежал неподвижно. Экий дьявол, а ведь посмотришь на него - соплей
перешибить можно... Да, джентльмены, это настоящий ганмен в лучших
чикагских традициях. И откуда, не понятно, они берутся в нашей
добропорядочной стране? И подумать только - ведь у Згута такой же оклад,
как у меня. Да его же озолотить надо!.. Я достал из кармана платок и
осторожно промокнул ссадину на лбу.
Хинкус застонал, заворочался и попытался встать. Он все еще держался
за голову. Симонэ вернулся с графином воды. Я взял у него графин, кое-как
добрался до Хинкуса и полил ему на лицо. Хинкус зарычал и оторвал одну
руку от макушки. Физиономия у него опять была зеленоватая, но теперь это
объяснялось вполне понятными причинами. Симонэ присел на корточки рядом с
ним.
- Надеюсь, я не перестарался? - озабоченно сказал он. - Времени
разбираться у меня, сами понимаете, не было.
- Ничего, старина, все будут в порядке... - Я поднял руку, чтобы
похлопать его по плечу, и застонал от боли. - Сейчас я его возьму в
оборот.
- Мне уйти? - спросил Симонэ.
- Нет уж, вы лучше останьтесь. А то как бы он не взял в оборот меня.
Принесите еще воды... на случай обмороков...
- И бренди! - с энтузиазмом сказал Симонэ.
- Правильно, - сказал я. - Мы его живо приведем в порядок. Только
никому не говорите, что случилось.
Симонэ принес еще воды и початую бутылку коньяку. Я разжал Хинкусу
рот и влил в него полстакана чистого. Еще полстакана чистого выпил я сам.
Симонэ, предусмотрительно запасшийся вторым стаканом, выпил с нами за
компанию. Потом мы оттащили Хинкуса к стенке, прислонили его спиной, я
снова облил его из графина и два раза ударил по щекам. Он открыл глаза и
громко задышал.
- Еще коньяку? - спросил я.
- Да... - сипло выдохнул он.
Я дал ему еще коньяку. Он облизнулся и решительно произнес:
- Что вы там говорили насчет семьдесят второй "д"?
- Там видно будет, - сказал я.
Он помотал головой и сморщился.
- Нет, так не пойдет. Мне бессрочная и так обеспечена.
- Wanted and listed? - сказал я.
- В точности так. У меня теперь только один интерес: уклониться от
галстука. И между прочим, все шансы у меня есть - к Олафу я отношения не
имею, сами знаете, а тогда что остается? Незаконное ношение оружия?
Ерунда, это еще доказать надо, что я его носил...
- А нападение на инспектора полиции?
- Так об этом и речь!.. - сказал Хинкус, осторожно ощупывая макушку.
- По-моему, там никакого нападения и не было, а было одно только сплошное
чистосердечное признание до начала официального следствия. Как ваше
мнение, шеф?
- Признания пока не было, - напомнил я.
- Сейчас будет, - сказал Хинкус. - Но вот в присутствии этого
физика-химика обещаете, шеф? Семьдесят вторую "д" - обещаете?
- Ладно, - сказал я. - Для начала будем считать, что имела место
драка на личной почве в состоянии опьянения. То есть это ты был в
состоянии опьянения, а я тебя урезонивал.
Симонэ заржал.
- А я что? - спросил он.
- А вы помогли мне справится... Ладно, хватит болтать. Рассказывай
Филин. И смотри, если ты хоть слово соврешь. Ты мне два зуба расшатал,
сволочь!..
Он только глянул на меня своими желтенькими и заговорил:
- Значит, так, - начал он. - Меня намылил сюда Чемпион. Слыхали про
Чемпиона? Еще бы не слыхали... Так вот в позапрошлый месяц откопал Чемпион
где-то одного типа. Где он его откопал, чем его на крючок взял, я не знаю,
и настоящего его имени я тоже не знаю. У нас его звали Вельзевулом.
Правильно звали, жуткий тип... Сработал он нам всего два дела, но зато
дела были для простого человека ну никак не подъемные, и сработал он их
чисто, красиво... да вы и сами знаете. Второй Национальный банк - раз,
броневик с золотыми слитками - два. Знакомые дела, шеф, а? То-то! Дела эти
вы не раскрыли, а кого вы посажали, те в полной мере ни при чем, это вам
самим хорошо известно. В общем, сработал он нам эти два дела и вдруг решил
завязать. Почему - это вопрос особый, но Вельзевул наш рванул когти, и нас
намылили кого куда ему наперехват. Засечь его, взять на мушку и свистнуть
Чемпиону... Ну, а в крайнем случае было велено кончать Вельзевула на
месте. Вот я его и засек, и тут все мое чистосердечное признание.
- Так, - сказал я. - Ну, а кто у нас здесь в отеле Вельзевул?
- Тут я, как вы правильно сказали, дал маху, шеф. Это вы мне глаза
открыли, а я-то грешил на этого фокусника, на Барнстокра. Во-первых, вижу
- магические штучки, разные фокусы. А во-вторых, подумал: если Вельзевул
захочет под кого-нибудь замаскироваться, то под кого? Чтобы без лишнего
шума... Ясно - под фокусника!
- Что-то ты тут путаешь, - сказал я. - Фокусы - ладно. Но ведь
Барнстокр и Мозес - это небо и земля. Один - тощий, длинный, другой -
толстый, приземистый...
Хинкус махнул рукой.
- Я его в разных видах видал, и толстым, и тонким. Никто не знает,
какой вид у него натуральный... Это вам надо понять, шеф. Вельзевул - он
ведь не простой человек. Он - колдун, оборотень! У него власть над
нечистой силой...
- Понес, понес, - сказал я предостерегающе.
- Правильно, - согласился Хинкус. - Конечно, никто не поверит, кто
сам не видел... А вот, например, баба эта, с которой он разъезжает, кто
это, по-вашему, шеф? Я ведь своими глазами видел, как она сейф в две тонны
весом выворотила и несла по карнизу. Под мышкой несла. Была она тогда
маленькая, щупленькая, ни дать ни взять - ребенок, подросточек, вроде
Барнстокровой этой девчонки... а ручищи - во, метра два... да что там -
метра три длиной...
- Филин, - сказал я строго. - Хватит врать.
Хинкус снова махнул рукой и приуныл было, но, впрочем, тут же
оживился.
- Ну, хорошо, - сказал он. - Пускай я вру. Но вот я, извиняюсь, вас
голыми руками положил, шеф, а ведь вы мужчина рослый, умелый... Так сами
подумайте, кто мог меня таким манером скрутить, как младенца, и засунуть
под стол?
- Кто? - спросил я.
- Она! Теперь-то я усек, как все это случилось. Он меня, гад, узнал,
запомнил. И когда он увидел, что я сижу на крыше и живьем его из дома не
выпущу, он и наслал на меня свою бабу. Под моим же видом наслал... - В
глазах у Хинкуса всплеснулся пережитый ужас. - Матерь пресвятая, сижу я
там, а оно стоит передо мной, то есть я сам и стою - голый, покойник, и
глаза вытекли... Как я там со страха не подох, как с ума не сошел - не
понимаю. Три раза в отключку уходил, ей-богу... И, главное, пью и ведь не
пьянею, как на землю лью... Это надо же, - проник, значит, он, что у меня
в черепушке не того, не все в порядке, наследственное это у меня, от
папаши досталось. Тому, бывало, тоже всякое чудилось - как схватит ружье,
как начнет палить... Вот Вельзевул и решил: либо с ума меня свести, либо
запугать до потери сознания, чтобы я слинял у него с глаз долой. А когда
увидел, что не получается, ну, делать нечего, тут он силу и применил...
- А почему он тебя попросту не прихлопнул? - спросил я.
Хинкус затряс головой.
- Нет, этого он не может. Ведь, если правду вам сказать, почему он
завязал? Когда броневик драли, сами знаете, охрану нам пришлось убрать.
Ребята погорячились, а получается вроде бы, что кровь-то на нем, на
Вельзевуле... А у него вся чародейская сила пропасть может, если он
человеческую жизнь погубит. Чемпион нам так и сказал. А то разве
кто-нибудь посмел бы его выслеживать? Да упаси бог!
- Ну, допустим, - проговорил я неуверенно.
Я опять ничего не понимал. Хинкус, как он и сам признался, был,
несомненно психом. Но в его сумасшествии была своя логика. В рамках этого
сумасшествия все концы сходились с концами, и даже серебряные пули
находили свое место в общей картине. И все это каким-то странным образом
переплеталось с реальной действительностью. Сейф из Второго Национального
и в самом деле исчез удивительно, загадочно и необъяснимо - "растворился в
воздухе", разводили руками эксперты, и единственные следы, которые вели из
помещения, вели как раз на карниз. А свидетели ограбления броневика,
словно сговорившись, упорно твердили под присягой, будто все началось с
