- Вы мелкая полицейская сошка, - сказал Симонэ. - В кои-то веки
судьба вам бросила кусок. В первый и последний раз в жизни. Звездный час
инспектора Глебски! В ваших руках оказалось действительно важное решение,
а вы ведете себя, как распоследний тупоголовый...
- Заткнитесь, - сказал я устало. - Перестаньте болтать и хоть на
минуту просто подумайте. Оставим в стороне то, что Мозес - обыкновенный
преступник. Вы, я вижу, ни черта не смыслите в законе. Вы, кажется,
воображаете, будто существует один закон для людей и другой закон для
вурдалаков. Но оставим в стороне все это. Пусть они пришельцы. Пусть они
жертвы шантажа. Великий контакт... - Я вяло помахал рукой с люгером. -
Дружба миров и так далее... Вопрос: что они делают у нас на Земле? Мозес
сам признался, что он наблюдатель. За чем он, собственно, наблюдает? Что
им здесь понадобилось?.. Не скальтесь, не скальтесь... Мы здесь с вами
занимаемся фантастикой, а в фантастических романах, насколько я помню,
пришельцы на Земле занимаются шпионажем и готовят вторжение. Как, по
вашему мнению, в такой ситуации должен поступать я, чиновник с золотыми
пуговицами? Должен я исполнить свой долг или нет? А вы сами, Симонэ, как
землянин, что вы думаете о своем долге?
Симонэ молча щерился, уставясь на меня. Хозяин прошел к окну и поднял
штору. Я оглянулся на него.
- Зачем вы это сделали?
Хозяин ответил не сразу. Прижимаясь лицом к стеклу, он оглядывал
небо.
- Да вот все посматриваю, Петер, - медленно сказал он, не
оборачиваясь. - Жду, Петер, жду... Вы бы приказали девочке вернуться в
дом. Там на снегу, она прямо готовая мишень... Меня она не слушает...
Я положил люгер на стол, взял чашку обеими руками и, закрыв глаза,
сделал несколько глотков. Готовая мишень... Все мы здесь - готовые
мишени... И вдруг я ощутил, как сильные руки взяли меня сзади за локти. Я
открыл глаза и дернулся. Боль в ключице была такой острой, что я едва не
потерял сознание.
- Ничего, Петер, ничего, - ласково сказал хозяин. - Потерпите.
Симонэ с озабоченным и виноватым видом уже засовывал люгер к себе в
карман.
- Предатели!.. - сказал я с удивлением.
- Нет-нет, Петер, - сказал хозяин. - Надо быть разумным. Не одним
законом жива совесть человеческая.
Симонэ, осторожно зайдя с боку, похлопал меня по карману. Ключи
звякнули. Заранее покрывшись потом в ожидании жуткой боли, я рванулся изо
всех сил. Это ничем не кончилось, и, когда я опомнился, Симонэ уже выходил
из комнаты с чемоданом в руке. Хозяин, все еще придерживая меня за локти,
тревожно говорил ему вслед:
- Поторапливайтесь, Симонэ, поторапливайтесь, ему плохо...
Я хотел заговорить, но у меня перехватило горло, и я только захрипел.
Хозяин озабоченно наклонился надо мной.
- Господи, Петер, - проговорил он, - на вас лица нет...
- Бандиты... - прохрипел я. - Арестанты...
- Да, да, конечно, - покорно согласился хозяин. - Вы всех нас
арестуете и правильно сделаете, только потерпите немного, не рвитесь...
ведь вам же очень больно, а я вас пока все равно не выпущу...
Да, не выпустит. Я и раньше видел, что он здоровый медведь, но такой
хватки все-таки не ожидал. Я откинулся на спинку стула и перестал
сопротивляться. Меня мутило, тупое безразличие овладело мною. И где-то на
самом донышке души слабо тлело чувство облегчения - ситуация больше не
зависела от меня, ответственность взяли на себя другие. По-видимому, я
снова потерял сознание, потому что оказался вдруг на полу, а хозяин стоял
рядом со мной на коленях и смачивал мне лоб мокрой ледяной тряпкой. Едва я
открыл глаза, он поднес к моим губам горлышко бутылки. Он был очень
бледен.
- Помогите мне сесть, - сказал я.
Он беспрекословно повиновался. Дверь была распахнута настежь, по полу
тянуло холодом, слышались возбужденные голоса, потом что-то грохнуло,
затрещало. Хозяин болезненно сморщился.
- Проклятый сундук, - произнес он сдавленным голосом. - Опять они мне
косяк разворотили...
Под окном голос Мозеса гаркнул с нечеловеческой силой:
- Готовы? Вперед!.. Прощайте, люди! До встречи! До настоящей
встречи!..
Голос Симонэ прокричал в ответ что-то неразборчивое, а затем стекла
дрогнули от какого-то жуткого клекота и свиста. И стало тихо. Я поднялся
на ноги и пошел к двери. Хозяин суетился рядом, широкое лицо его было
белое и рыхлое, как вата, по лбу стекал пот. Он беззвучно шевелил губами -
наверное, молился.
Мы вышли в пустой холл, по которому гулял ледяной ветер, и хозяин
бормотал: "Давайте выйдем, Петер, вам надо подышать свежим воздухом..." Я
оттолкнул его и двинулся к лестнице. Мимоходом я с глубоким злорадством
отметил, что входная дверь снесена начисто. На лестнице, на первых же
ступеньках, мне стало дурно, и я вцепился в перила. Хозяин попытался
поддержать меня, но я снова отпихнул его здоровым плечом и сказал:
"Убирайтесь к черту, слышите?.." Он исчез. Я медленно пополз по
ступенькам, цепляясь за перила, миновал Брюн, испуганно прижавшуюся к
стене, поднялся на второй этаж и побрел в свой номер. Дверь номера Олафа
была распахнута настежь, там было пусто, резкий аптечный запах расползался
по коридору. Добраться бы до дивана, думал я. Только бы добраться до
дивана и лечь... И тут я услышал крик.
- Вот они!.. - завопил кто-то. - Поздно! Будь оно все проклято,
поздно!..
Голос сорвался. Внизу в холле затопали, что-то упало, покатилось, и
вдруг я услышал ровное далекое гудение. Тогда я повернулся и, спотыкаясь,
побежал к чердачной лестнице.
Вся широкая снежная долина распахнулась передо мной. Я зажмурился от
солнечного блеска, а потом различил две голубоватые, совершенно прямые
лыжни. Они уходили на север, наискосок от отеля, и там, где они кончались,
я увидел четкие, словно нарисованные на белом, фигурки беглецов. У меня
отличное зрение, я хорошо видел их, и это было самое дикое и нелепое
зрелище, какое я помню.
Впереди мчалась госпожа Мозес с гигантским черным сундуком под
мышкой, а на плечах ее грузно восседал сам старый Мозес. Правее и чуть
отставая, ровным финским шагом несся Олаф с Луарвиком на спине. Билась по
ветру широкая юбка госпожи Мозес, вился пустой рукав Луарвика, и старый
Мозес, не останавливаясь ни на секунду, страшно и яростно работал
многохвостой плетью. Они мчались быстро, сверхъестественно быстро, а
сбоку, им наперерез, сверкая на солнце лопастями и стеклами кабины,
заходил вертолет.
Вся долина была наполнена мощным ровным гулом, вертолет медленно,
словно бы неторопливо, снижался, прошел над беглецами, обогнал их,
вернулся, спускаясь все ниже, а они продолжали стремительно мчаться по
долине, будто ничего не видя и не слыша, и тогда в это могучее монотонное
гудение ворвался новый звук, злобный отрывистый треск, и беглецы
заметались, а потом Олаф упал и остался лежать неподвижно, а потом кубарем
покатился по снегу Мозес, а Симонэ рвал на мне воротник и рыдал мне в ухо:
"Видишь? Видишь? Видишь?.." А потом вертолет повис над неподвижными телами
и медленно опустился, скрыв от нас и тех, кто лежал неподвижно, и тех, кто
еще пытался ползти... Снег закрутился вихрем от его винтов, сверкающая
белая туча горбом встала на фоне сизых отвесных скал. Снова послышался
злобный треск пулемета, и Алек сел на корточки, закрыв глаза ладонями, а
Симонэ все рыдал, все кричал мне: "Добился! Добился своего, дубина,
убийца!.."
Вертолет так же медленно поднялся из снежной тучи и, косо уйдя в
пронзительную синеву неба, исчез за хребтом. И тогда внизу тоскливо и
жалобно завыл Лель.
ЭПИЛОГ
С тех пор прошло более двадцати лет. Вот уже год, как я в отставке. У
меня внуки, и я иногда рассказываю младшенькой эту историю. Правда, в моих
рассказах она всегда кончается благополучно: пришельцы благополучно
отбывают домой в своей прекрасной сверкающей ракете, а банду Чемпиона
благополучно захватывает подоспевшая полиция. Сначала пришельцы отбывали у
меня на Венеру, а потом, когда на Венере высадились первые экспедиции, мне
пришлось перенести господина Мозеса в созвездие Волопаса. Впрочем, не об
этом речь.
Сначала факты. Бутылочное Горлышко расчистили через два дня. Я вызвал
полицию и передал ей Хинкуса, миллион сто пятнадцать тысяч крон и свой
подробный отчет. Но следствие, надо сказать, кончилось ничем. Правда, в
разрытом снегу было найдено более пятисот серебряных пуль, однако вертолет
Чемпиона, забравший все трупы, исчез бесследно. Через несколько недель
супружеская чета туристов-лыжников, путешествовавших неподалеку от нашей
долины, сообщила, что они видели, как какой-то вертолет прямо у них на
глазах упал в озеро Трех Тысяч Дев. Были организованы розыски, однако
ничего интересного обнаружить не удалось. Глубина этого озера, как
известно, достигает местами четырехсот метров, дно его ледяное, и рельеф
дна постоянно меняется. Чемпион, по-видимому, погиб - во всяком случае на
уголовной сцене он больше не появлялся. Банда его, благодаря Хинкусу,
который торопился спасти свою шкуру, была частично отловлена, а частично
рассеялась по всей Европе. Гангстеры, попавшие под следствие, ничего
существенного к показаниям Хинкуса не добавили - все они были убеждены,
что Вельзевул был колдуном или даже самим дьяволом. Симонэ считал, что
один из роботов, уже в вертолете, очнулся и в последней вспышке активности
сокрушил все, до чего мог дотянуться. Очень может быть, и если это так, то
не завидую я Чемпиону в его последние минуты...
Симонэ сделался тогда главным специалистом по этому вопросу. Он
создавал какие-то комиссии, писал в газеты и журналы, выступал по
телевидению. Оказалось, что он и в самом деле был крупным физиком, но это
нисколько ему не помогло. Ни огромный его авторитет не помог, ни прошлые
заслуги. Не знаю, что о нем говорили в научных кругах, но никакой
поддержки там он, по-моему, не получил. Комиссии, правда, функционировали,
всех нас, даже Кайсу, вызывали в качестве свидетелей, однако ни один
научный журнал, насколько мне известно, не опубликовал по этому поводу ни
строчки. Комиссии распадались, снова возникали, то объединялись с
Обществом исследования летающих тарелок, то отмежевывались от него,
материалы комиссий то засекречивались властями, то вдруг начинали широко
публиковаться, десятки и сотни халтурщиков вились вокруг этого дела, вышло
несколько брошюр, написанных фальшивыми свидетелями и подозрительными
очевидцами, и кончилось все это тем, что Симонэ остался один с кучкой
энтузиастов - молодых ученых и студентов. Они совершили несколько
восхождений на скалы в районе Бутылочного Горлышка, пытаясь обнаружить
остатки разрушенной станции. Во время одного из этих восхождений Симонэ
погиб. Найти так ничего и не удалось.
Все остальные участники описанных выше событий живы до сих пор.
Недавно я прочитал о чествовании дю Барнстокра в Международном обществе
иллюзионистов - старику исполнилось девяносто лет. На чествовании
"присутствовала очаровательная племянница юбиляра Брюнхилд Канн с
супругом, известным космонавтом Перри Канном". Хинкус отсиживает свою
бессрочную и ежегодно пишет прошение об амнистии. В начале срока на него
было сделано два покушения, он был ранен в голову, но как-то вывернулся.
Говорят, он пристрастился вырезать по дереву и неплохо прирабатывает.
Тюремная администрация им довольна. Кайса вышла замуж, у нее четверо
детей. В прошлом году я ездил к Алеку и видел ее. Она живет в пригороде
