тефтель.
- Присоединяйтесь, ребятишки!
Очень хочется присоединиться, но невозможно. Бежим по болоту, ноги
вязнут. Впереди вспучилось, завоняло-всплыла огромная Химия, разевает
беззубый рот, хлопает рыжими глазами, приглашает вислыми ушами,
Оседлал Андрюшу - проскочили.
Бежим по рельсам. Позади стук, свист, жаркое дыхание-Физика догоняет.
Андрюша седлает меняуходим.
Устали - аж кровь из носа. Ложимся - берите нас, тепленьких,
сопротивление окончено.
Вокруг травка, кузнецы стригут, пахнет ромашкой. Андрюша поднял
шнобель-эге, говорит, посмотри, Володька!
Гляжу - идет по росе Хороший Человек, шеф-повар с двумя тарелками ухи
из частика.
Третий сон Вадима Афанасьевича
На нейтральной почве сошлись для решения кардинальных вопросов три
рыцаря-скотопромышленник Сиракузерс из Аргентины, ученый викарий из
кантона Гельвеции и Вадим Афанасьевич Дрожжинин с Арбата.
На нейтральной почве росли синие и золотые надежды и чаяния. В
середине стоял треугольный стол. На столе бутылка "Горного дубняка", бычки
в томате. Вместо скатерти карта Халигалии.
- Что касается меня, - говорит Сиракузерс, - то я от своих привычек
не отступлюсь - всегда я наводнял слаборазвитые страны и сейчас наводню.
- Вы опираетесь на Хунту, сеньор Сиракузерс, - дрожащим от возмущения
голосом говорю я.
Сиракузерс захрюкал, захихикал, закрутил бычьей шеей в притворном
смущении.
- Есть грех, иной раз опираюсь.
Аббат, падла такая позорная, тоже скабрезно улыбнулся.
- Ну, а вы-то, вы, ученый человек, - обращаюсь я к нему, - что вы
готовите моей стране? Знаете ли вы, сколько там вчера родилось детей и как
окрестили младенцев?
Проклятый расстрига тут же читает по бумажке.
- Девять особ мужского рода, семь женского. Девочки все без
исключения наречены Азалиями, пять мальчиков Диего, четверо Вадимами в
вашу честь. Как видите, Диего вырвался вперед, Задыхаюсь!
Задыхаюсь от ярости, клокочу от тоски.
- Но вам-то какое до этого дело? Ведь вам же на это плевать!
Он улыбается.
- Совершенно верно. Друг мой, вы опоздали. Скоро Халигалия проснется
от спячки, она станет эпицентром новой интеллектуальной бури. Рождается на
свет новый философский феномен - халигалитет.
- В собственном соку или со специями? - деловито поинтересовался
Сиракузерс.
- Со специями, коллега, со специями, - хихикнул викарий.
Я встаю.
- Шкуры! Позорники! Да я вас сейчас понесу одной левой!
Оба вскочили - в руках финки.
- Ко мне! На помощь! Володя! Глеб Иванович! Дедушка Моченкин!
Была тишина. Нейтральная почва, покачиваясь, неслась в океане
народных слез.
- Каждому своя Халигалия, а мне моя! - завизжал викарий и рубанул
финкой по карте.
- А мне моя! - взревел Сиракузерс и тоже махнул ножом.
- А где же моя?! - закричал Вадим Афанасьевич.
- А ваша, вон она, извольте полюбоваться.
Я посмотрел и увидел свою дорогую, плывущую по тихой лазурной воде.
Мягко отсвечивали на солнце ее коричневые щечки. Она плыла, тихонько
поскрипывая, напевая что-то неясное и нежное, накрытая моим шотландским
пледом, ватником Володи, носовым платком старика Моченкина.
- Это действительно моя Халигалия! - прошептал я, - Другой мне и не
надо!
Бросаюсь, плыву. Не оглядываясь, вижу: Сиракузерс с викарием хлещут
"Горный дубняк". Подплываю к своей любимой, целую в щеки, беру на буксир.
Плывем долго, тихо поем.
Наконец, видим: идет навстречу Хороший Человек, квалифицированный
бондарь с новыми обручами.
Третий сон старика Моченкина
И вот увидел он свою Характеристику. Шла она посередь поля, вопила
низким голосом:
- ...в-труде-прилежен-в-быту-морален...
А мы с Фефеловым Андроном Лукичом приятельски гуляем, щупаем колосья,
- Ты мне, брат Иван Александрович, представь свою Характеристику, -
мигает правым глазом Андрон Лукич, - а я тебе за это узюму выпишу
шашнадцать кило.
- А вот она, моя Характеристика, Андрон Лукич, извольте
познакомиться,
Фефйлов строгим глазом смотрит на подходящую, а я весь дрожу - ой, не
пондравится!
- Это вот и есть твоя Характеристика?
- Она и есть, Андрон Лукич. Не обессудьте.
- Нда-а...
Хоть бы губы подмазала, проклятущая, уж не говорю про перманенту.
Идет, подолом метет, душу раздирает:
- ...политически-грамотен-с-казенным - имуществом-щщапетилен...
- Нда, Иван Александрович, признаться, я разочарован. Я думал, твоя
Характеристика - девка молодая, ядреная, а эта - как буряк прошлогод.
- Ой, привередничаете, Андрон Лукич! Ой, недооцениваете...
Говорю это я басом, а сам дрожу ажник, как фитюля одинокая. Узюму
хочется.
- Ну, да ладно, - смирился Андрон Лукич - какая-никакая, а все ж таки
баба.
Присел, набычился, рявкнул, да как побежит всем телом на мою
Характеристику.
- Ай-я-яй! - закричала Характеристика и наутек, дурь лупоглазая.
Бежит к реке, а за ей Андрон Лукич частит ногами, гудит
паровозом-люблю-ю-у-у! Ну и я побегперехвачу глупую бабу!
- Нет! - кричит Характеристика, - Никогда этого не будет! Уж лучше в
воду!
И бух с обрыва в речку! Вынырнула, выпучила зенки, взвыла:
- ...с-товарищами-по-работе-принципиален!!! И камнем ко дну.
Стоит Фефелов Андрон Лукич отвлеченный, перетирает в руке колосик.
- Пшеница ноне удалась, Иван Александрович, а вот с узюмом перебой.
И пошел он ог мене гордый и грустный, и, конечно, по-человечески его
можно понять, но мне от этого не легче,
И первый раз в жизни горючими слезами заплакал бывший инспектор
Моченкин, и кого-то мне стало жалко-то ли себя, то ли узюм, то ли
Характеристику.
Куды ж теперь мне деваться, на что надеяться? Сколько сидел, не
знаю,,. Протер глаза-на той стороне стоит в росной траве Хороший Человек,
молодая, ядреная Характеристика.
Сон внештатного лаборанта
Степаниды Ефимовны
Вы ли, тетеньки, гусели фильдиперсовые! Ой ли, батеньки, лук
репчатый, морква сахарная,,, Ути, люти, цып-цып-цып...
Ой, схватил мене за подол игрец молоденькай, пузатенькай. Ой, за косу
ухватил, косу девичью,
- Пусти мине, игрец, на Муравьиную гору!
- Не пущщу!
- Пусти мине, игрец, во Стрекозий лес!
- Не пущщу!
- Да куды ж ты мине тянешь, в какое игралище окаянное?
- Ох, бабушка-красавочка, лаборант внештатный, совсем вы без понятия!
Закручу тебя, бабулька, булька, яйки, млеко, бутербротер, танцем-шманцем
огневым, заграмоничным! Будешь пышке молодой, дорогой гроссмуттер! Вуаля!
Заиграл игрец, взбил копытами модельными, телесами задрожал сочными,
тычет пальцем костяным мне по темечку, щакотит-жизни хочет лишитьай-тю-тю!
- Окстись, окстись, проклятущий!
Не окщается. Кружит мине по ботве картофельной танцами ненашенскими.
Ой, в лесу мурава пахучая, ох, дурманная... Да куды ж ты мине, куды ж
ты мине, куды ж ты мине... бубулички...
Гляжу, у костра засел мой игрец брюнетистый, глаз охальный, пузик
красненькай.
- А ну-ка, бабка-красавка-плутовка, вари мне суп! Мой хотель покушать
зюпне дритте нахтигаль. Вари мне суп, да наваристый!
- Суп?
- Суп!
- Суп?
- Суп!
- Суп?
- Суп!
- А, батеньки! Нахтигаль, мои тятеньки, по-нашему соловушка, а
по-ихому, так и будет нахтигаль, да только очарованный. Ой, бреду я, баба
грешная, по муравушке, выковыриваю яйца печеные, щавель щиплю, укроп
дергаю, горькими слезами заливаюся, прощеваюсь с бочкотарою любезною, с
вами, с вами, мои голуби полуночные.
Гутень, фисонь, мотьва купоросная!
А темень-то тьмущая, тятеньки, будто в мире нет электричества! А
сзади-то кочет кычет, сыч хрючет, игрец регочет.
И надоть: тут тишина пришла благодатная, гульгульная, и лампада над
жнивьем повисла масляная. И надоть-вижу: по траве росистой, тятеньки,
Блаженный Лыцарь выступает, научный, вдумчивый, а за ручку он ведет, мои
матушки, как дитятю он .ведет жука рогатого, возжеланного жука
фотоплексирусабатюшку.
Второе письмо
Володи Телескопова другу Симе
Многоуважаемая Серафима Игнатьсана, здравствуйте!
Дело прежде всего. Сообщаю Вам, что ваша бочкотара в целости и
сохранности, чего и Вам желает.
Сима, помнишь Сочи те дни и ночи священной клятвы вдохновенные слова
взаолнованно ходили ел пп комнате и что-то резкое в лицо бросали мне а я с
тобой сильно заскучал хотя рейсом очень доволен вы говорили нам пора
расстаться я страшен в гневе.
Перерасхода бензина нету, потому что едем на нуле уж который день, и
это конечно новаторский почин, сам удивляюсь.
Возможно Вы думаете, Серафима Игнатьевна, что я Вас неправильно
информирую, а сам на пятнадцать суток загремел, так это с Вашей стороны
большая ошибка.
Бате моему притарань колбасы спиной домашней 1 (один) кг за наличный
расчет.
Симка, хочешь честно? Не знаю когда свидимся, потому что едем не куда
хотим, а куда бочкотара наша милая хочет. Поняла?
Спасибо тебе за любовь и питание.
Возможно еще не забытый
Телескопов Владимир.
Письмо Владимира Телеекопова
Сильвии Честертон
Здравстпуйте многоуважаемая Сильвия, фамилии не помню.
Слыхал от общих знакомых о Вашем вступлении в организацию "Девичья
честь". Горячо Вас поздравляю, а Гутику Роземблюму передайте, что ряшку я
ему все ж таки начищу.
Сильвия, помнишь ту полшебную южную ночь, когда мы... Замнем для
ясности. Помнишь или нет?
Теперь расскажу тебе о своих успехах. Работаю начальником
автоколонны. Заработная плата скромная - полторы тыщи, но хватает. Много
читаю. Прочел: "Дети капитана Гранта" Жюль Верна, журнал "3нание-сила" N7
за этот год, "Сборник. гималайских сказок", очень интересно,
Сейчас выполняю общественное поручение. Хочешь знать какое? Много
будешь знать, скоро состаришься! Впрочем, могу тебе довериться -
сопровождаю бочкотару, не знаю как по-вашему, по-халигалийски. Она у меня
очень нервная и если бы ты ее знала, Сильвочка, то конечно бы полюбила.
Да здравствует Дружба молодежи всех стран и оттенков кожи. Регулярно
сообщай о своих успехах в учебе и спорте. Что читаешь?
Твой, может быть, помнишь, Володя Телескопов (Спутник).
Оба эти письма Володя отслюнявил карандашом на разорванной пачке
"Беломора", Симе на карте, Сильвии - на изнанке. В пыльном луче солнца
сидел он, грустно хлюпая носом, на деревянной скамейке, изрезанной
неприличными выражениями, в камере предварительного заключения
Гусятинекого отделения милиции. А дело было так...
Однажды они прибыли в городок Гусятин, где на бугре перед старинным
гостиным двором стоял величественный аттракцион "Полет в неведомое".
Володя остановил грузовик возле аттракциона и предложил пассажирам
провести остаток дня и ночь в любопытном городе Гусятине,
Все охотно согласились и вылезли из ячеек. Каждый занялся своим
делом. Старик Моченкин пошел в местную поликлинику сдавать желудочный сок,
поскольку справочка во ВТЭК об его ужасном желудочном соке куда-то
затерялась, Шустиков Глеб с Ириной Валентиновной отправились на поиски
библиотеки-читальни, Надо было немного поштудировать литературку, слегка
повысить уровень, вырасти над собой. Что касается Степаниды Ефимовны, то
она, увидев не заборе возле клуба афишу кинокартины "Бэла" и на этой афише
Печорина, ахнула от нестерпимого любопытства и немедленно купила себе
билет. Что-то неуловимо знакомое, близкое почудилось ей в облике
