странной комнате, ожидая чего-то. Комната и весь дом казались
заброшенными. Стены и пол состояли из голых досок, стекло в окне было
выбито и сквозь проем сияло солнце. Пыль плясала в солнечных лучах. Он
не знал, чего он ждет, но что-то должно было случиться, и он боялся
этого. Он не мог встать с кровати. Комната располагалась на верхнем
этаже; он видел в окно только облака и бледно-голубое небо. Но то, что
должно было прийти, шло не оттуда, а снизу.
Его тело прикрывал только ветхий выцветший плед. Ноги его под пледом
были парализованы. Поглядев вокруг, Рики понял, что видит каждую деталь
с необычайной ясностью: все трещины, все гвозди в полу, все пылинки в
лучах солнца.
Тут он услышал стук - распахнулась тяжелая подвальная дверь. Все
здание словно содрогнулось. Потом из подвала выбралось что-то тяжелое,
какое-то животное. Рики слышал, как оно медленно ступает по полу,
задевая за стены. Оно издало нюхающий звук. Оно искало его.
Рики снова попробовал встать, но парализованные ноги не слушались.
Тварь внизу тяжело топала из комнаты в комнату, слышался треск половиц
под ее грузным телом. Похоже, полы здесь совсем прогнили.
Потом шум стал громче и яснее - ему казалось, что он слышит даже
дыхание.
Тварь начала подниматься по лестнице. Что-то рухнуло, будто
обвалились разом с полдюжины ступенек, и она возобновила подъем, теперь
уж более осторожно.
Лицо Рики стало мокрым от бессильных слез. Больше всего его пугало
то, что он не знал, спит он или нет; если он спал, ему оставалось только
дождаться пока то, что поднимается, войдет в комнату - тогда страх
разбудит его. Но это не было похоже на сон. Его рассудок и восприятие
были ясными, отсутствовала характерная для сна неясность и путаница. Он
никогда еще не плакал во сне. И если это не сон, то тварь ворвется и
растерзает его, а он не сможет даже пошевелиться.
Характер звука изменился, и Рики понял, что он сам на третьем этаже,
потому что тварь теперь была на втором. Она снова протискивалась из
комнаты в комнату, только уже быстрее, словно почуяла его.
Пыль все еще танцевала в лучах солнца, облака так же проносились по
бледному осеннему небу. Теперь он уже отчетливо слышал дыхание твари.
Она подобралась к последнему лестничному пролету. Желудок Рики,
казалось, наполнился льдом; он боялся, что его сейчас вырвет - вырвет
ледяными кубиками. В горле пересохло. Он мог закричать, но подумал, что
тогда тварь доберется до него еще быстрее. Она, пыхтя, поднималась все
выше. Треснули перила.
Когда она с тихим воем заскреблась в дверь его комнаты, он понял, что
это. Гигантский паук. Если пауки могут выть, то они воют именно так. Под
дверью он уже видел множество царапающих пол лап. Рики почувствовал, как
его охватывает чистый, элементарный ужас, какого он еще никогда не
испытывал.
Но дверь не разлетелась в щепки, а тихо отворилась. На пороге стоял
высокий темный силуэт. Что бы это ни было, это был не паук, и ужас Рики
погас. Фигура некоторое время не двигалась, и Рики попытался в очередной
раз пошевелиться, отталкиваясь руками. Грубые доски кровати врезались
ему в спину, и он в очередной раз подумал: Это не сон.
Фигура вошла в дверь.
Рики увидел, что это человек. Потом темный силуэт распался, и перед
ним предстали трое людей. За черными покрывалами он увидел знакомые
черты. Перед ним стояли Джеймс, Джон Джеффри и Льюис, и он знал, что они
мертвы.
Он с криком проснулся. Его глазам предстало самое обычное утро на
Мелроз-авеню, кремовые стены спальни с картинами, которые они со Стеллой
купили в Лондоне, раскрытое во двор окно. Рука Стеллы сжимала его плечо.
Казалось, что в комнате слишком темно. С максимально возможной для своих
лет резвостью Рики вскочил с кровати и подошел к окну. Стелла
устремилась за ним. Он сам не знал, что он хочет увидеть, но зрелище
было неожиданным: весь двор и крыши близлежащих домов покрылись снегом.
Небо тоже было темным. Он не знал, что сказать, но изо рта сами собой
вырвались слова:
- Всю ночь шел снег, Стелла. Никогда еще у Джона Джеффри не было
такой дурацкой вечеринки.
Глава 4
Стелла села на кровать и сказала, будто споря с ним:
- А та вечеринка год назад? Неужели она была лучше?
Он потер руками глаза и щеки, потом подкрутил усы. Услышал свои
слова:
- Нет, конечно, нет. Но тут нет никакой связи.
- Возвращайся-ка в постель, дорогой, и расскажи, что случилось.
- Да-да, - он полез в постель. - Все в порядке. - Нет, не все. Тебе,
должно быть, приснился страшный сон. Расскажи мне.
- Он совершенно бессмысленный.
- Все равно расскажи. - Она погладила его по плечам, и он повернулся
к ней. Как Сирс и говорил, Стелла была красавицей; она была красавицей,
когда он с ней познакомился, и, вероятно, должна была остаться ею до
самой смерти. Но красота ее была не кукольно-пухлой, нет: ее создавали
правильные, немного резкие черты лица и густые черные брови. Волосы ее
поседели вскоре после тридцатилетия, и она упорно не желала их красить,
сознавая привлекательность сочетания своих волос и молодого лица. И
теперь ее лицо не постарело, хотя волосы оставались седыми. Фактически к
пятидесяти годам ее красота подошла к полному расцвету и там
остановилась. Она была на десять лет младше Рики, но все еще выглядела
на сорок.
- Расскажи мне, Рики. Что с тобой?
Он начал рассказывать ей свой сон, и жалость, любовь и страх
последовательно омрачили ее лицо. Она начала гладить его по спине, потом
обняла.
- Дорогой, и ты каждую ночь видишь такие сны?
- Нет, этот самый плохой. - Он улыбнулся, сообразив, к чему она
клонит своими поглаживаниями.
- Ты очень волнуешься, - она поднесла его руку к губам и поцеловала.
- Знаю.
- И вы все видите такие сны?
- Кто все?
- Клуб Чепухи.
- Думаю, да.
- Ну что ж, - она присела и принялась стаскивать через голову ночную
рубашку, - и что же вы думаете делать с этим, старые болваны?
Рубашка была снята, и Стелла подняла руки, стягивая волосы. Двое
детей оттянули ей груди и сделали соски большими и темными, но в целом
тело Стеллы постарело немногим больше, чем ее лицо.
- Мы не знаем, - признался он.
- А я знаю, - сказала она и легла на постель, раскинув руки. Если
Рики и жалел когда-нибудь, что не остался холостяком, как Сирс, то уж
никак не в это утро.
- Старый развратник, - сказала Стелла, когда они закончили. - Надо
было давно сказать мне. Но нет, ты слишком гордый, чтобы обратиться за
помощью к жене.
- Неправда.
- Да? Или лучше волочиться за девочками, как твой Льюис?
- Льюис не волочится за девочками.
- Ну за девочками двадцати лет.
- Я не такой.
- Это точно. Ты бы скорее жил, как твой компаньон Сирс, - она
откинула простыни и встала. - Пойду помоюсь, - она надолго ушла в ванную
и вернулась в белом мохнатом халате, с торжественным видом Кассандры.
- Я скажу тебе, что надо делать. Позвони Сирсу прямо сейчас и
расскажи ему этот сон. Он твой друг, но, насколько я вас знаю, вы можете
видеться неделями и не поговорить ни о чем личном. Это ужасно. О чем вы
с ним говорите?
- О чем? Ну о юриспруденции.
- А, о юриспруденции, - протянула Стелла.
- Газет еще нет, - сообщил Рики. - Я сходил посмотреть.
- Конечно, нет, - Стелла повесила полотенце на кровать и направилась
в гардероб. - Который сейчас час, по-твоему?
- А который? Мои часы на столе.
- Около семи.
- Семи? - Обычно они не вставали раньше восьми, а на работу Рики шел
только в полдесятого. Хотя ни он, ни Сирс не хотели сознаться в этом,
работы становилось все меньше. Старые клиенты один за другим терялись, а
новые приходили со всякой чепухой вроде налоговых вопросов, поэтому они
могли спокойно сидеть дома два дня из семи. А на работе Рики успел
перечитать второй роман Дональда Вандерли, пытаясь представить себе
автора в Милберне.
- Ты разбудил меня своими воплями, - напомнила Стелла из гардероба. -
Тебя хотел съесть какой-то монстр.
- Да. Я еще удивился, что на улице так темно.
- Не увиливай, - через минуту-две Стелла, уже одетая, вышла из
гардероба и присела на кровать. - Когда человек так вопит во сне, нужно
серьезно с этим разобраться. Я знаю, что к доктору тебя не загонишь...
- По крайней мере, к психиатру. Мозги у меня в порядке.
- Я ничего не говорю, но Сирсу ты должен об этом рассказать. Не могу
видеть, как ты мучаешься, - с этими словами она сошла вниз.
Рики остался лежать, размышляя. Как он и сказал Стелле, это был
худший из всех его кошмаров. Не хотелось даже думать о нем - и не
хотелось отпускать Стеллу. Но детали сна вспоминались удивительно ярко.
Он вспомнил мертвые лица своих друзей, в то же время живых; в этом было
что-то порочное, и эта порочность поразила его не меньше ужаса
происходящего. Может, Стелла и права. Нужно позвонить Сирсу. Он снял
трубку, еще не зная, что будет говорить. Сирс подошел к телефону.
- Алло, это Рики.
В это утро все почему-то демонстрировали несвойственные им черты
характера.
- Рики, слава Богу, - сказал Сирс. - Я только что хотел тебе звонить.
Можешь сейчас собраться и заехать за мной?
- Минут через пятнадцать. Но что случилось? - Тут он вспомнил сон. -
Что, кто-нибудь умер?
- А почему ты спрашиваешь? - голос Сирса напрягся.
- Неважно. Потом объясню. Мы едем не в офис?
- Нет. Мне позвонил сейчас наш Вергилий. Он хочет нас немедленно
видеть.
- Элмер хочет нас видеть? А что случилось?
- Наверное, что-нибудь сверхъестественное. Я тебя жду.
Глава 5
Пока Рики умывался, Льюис Бенедикт совершал свою обычную пробежку по
лесной тропинке. Он каждое утро перед завтраком пробегал две мили.
Иногда в это время какая-нибудь юная леди, проведшая с ним ночь,
готовила ему завтрак, но сегодня, как всегда после вечеров в Клубе
Чепухи, никаких леди не было, и Льюис бежал чуть быстрее, чем обычно. В
эту ночь ему приснился самый страшный в его жизни сон, картины которого
все еще стояли у него перед глазами. Другой бы напился или попытался
описать сон в дневнике - Льюис же в своем синем спортивном костюме и
кроссовках "Адидас" бежал по лесу, надеясь изгнать память об этом
кошмару.
Льюис приобрел этот лес и луг вместе с каменным домом, почти не
торгуясь. Дом, больше похожий на крепость, выстроил в начале века
богатый фермер, поклонник романов Вальтера Скотта. Льюис не знал этого,
но годы жизни в отеле заставили его тосковать по большому дому со
множеством комнат. Когда он продал отель, денег после уплаты налогов как
раз хватило, чтобы купить единственный дом в окрестностях Милберна,
который его удовлетворял. Не всем его гостьям нравились дубовые панели,
ружья и шпаги по стенам (Стелла Готорн, проведшая в доме Льюиса три
довольно бурных дня, сказала, что никогда еще не занималась любовью в
арсенале). Луг он почти сразу продал, но лес оставил.
Во время пробежек он каждый раз замечал что-нибудь новое и
интересное: то подснежники в ложбинке за ручьем, то незнакомую
красногрудую птицу размером с кошку. Но сейчас он ни на что не смотрел,
просто бежал, изо всех сил желая, чтобы не случилось того, что должно
случиться. Может, этот молодой Вандерли расставит все по местам: судя по
его книге, у него немало опыта в таких делах. Может, Джон прав, и
племянник Эдварда сможет хотя бы объяснить, что с ними происходит. Это
не могло быть чувство вины. Происшествие с Евой Галли случилось так
давно, с другими людьми и в другой стране. Даже лес с тех пор вырос
новый.
Льюис любил думать о том, как далеко тянется этот лес: чуть не на всю
