засвистел и пополз к стажеру, волоча перебитую ногу.
-- Мармота сапиенс. Младший брат! -- растерянно сказал стажер. Выглянул
из-за хижины. По улице мели пыльные фонтанчики. Сурок свистел, упорно полз
ближе.
-- Людям лечь!
Стажер глубоко вздохнул и шагнул вперед, на улицу, прямо в эти низкие,
пляшущие фонтанчики -- поднял руки над головой.
-- Не стреля-ать! -- закричал он, срывая голос.
Пули чмокались около ног. Сурок за хижиной свистел все громче.
-- Не стреля-ать!
Наступила тишина.
Андрей Столяров.
Странный человек
Изд: "Знание-сила" #8-1984
Я расплатился с шофером. Он сунул деньги в карман, весело оскалился:
-- Получайте ваш Неустрой. Если захотите выбраться, так вечером пойдет
автобус. А то -- до завтрашнего дня.
Сел поплотнее. Облепленный грязью грузовик прокрутил на месте колесами,
бросил назад ошметья глины и тронулся, разделяя неимоверную лужу.
Я пересек площадь, пошел по широкой пыльной улице. Аккуратные
одноэтажные дома серого кирпича с белыми занавесками на окнах были окружены
садами. Под глянцевыми листьями, сгибая ветви, наливались яблоки. Малина
перемахивала через забор.
Спрашивать дорогу не стоило. Деревню со странным именем Неустрой я знал
наизусть. Позавчера оперативная группа под видом геодезистов
сфотографировала ее вдоль и поперек. Окрестные леса в радиусе пятидесяти
километров уже вторые сутки фиксировались авиаразведкой. Я ночь просидел над
снимками и теперь мог идти с закрытыми глазами.
Улица спускалась к деревянному мостику. На обкатанных камешках пенилась
вода. Я как бы невзначай обернулся. Из кустов вылезла сонная собака, через
силу тявкнула на меня, легла мордой в толстую пыль. Слежки не было. Во
всяком случае явной. Да и глупо было бы ожидать, что станут следить за
каждым приехавшим. Оперативники, работавшие два дня, говорили, что на них
никто не обращал внимания. Они вообще не заметили ничего подозрительного.
Деревня как деревня. Полторы сотни домов, четыреста жителей, клуб, школа.
Школа находилась на пригорке. Белое здание с большими окнами. Я
поднялся на второй этаж. Директор -- полный, сурового вида мужчина с
глубокими залысинами -- скульптурным лицом кивнул на диван. Он сидел за
столом без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами.
Перед ним, понурив стриженые головы, стояли два школьника
пятого-шестого классов.
-- Я слушаю, Вохминцев, -- сказал директор.
Тот школьник, что пониже, еле слышно сказал:
- Мы пошли посмотреть...
- В час ночи, -- уточнил директор. -- Дальше.
-- А он засветился.
-- Кто он?
-- Привидение.
-- Ага, привидение, -- директор выразительно посмотрел на меня.
-- И Петька побежал, и я побежал...
-- Врешь, это ты побежал, -- сказал школьник повыше.
-- До тебя еще дойдем, Иванов, -- пообещал директор. -- Потерпи
немного. -- Указал мне на них. -- Вот полюбуйтесь: чудо двадцатого века. У
обоих пятерки по физике -- верят в привидения. Три дня назад пошли
выслеживать. Ночью. В лесу. Разумеется, заблудились. Искали их всем селом.
Сколько людей пришлось отрывать от работы. К летчикам обращались за помощью.
-- Это Петька, -- сказал школьник пониже. -- Если бы он не побежал...
Что я -- Харлама боюсь?
-- Врешь все, -- не очень убедительно возразил второй.
-- Каково? Привидения! -- сказал директор. -- Ты, Вохминцев, может
быть, и в бога веришь?
-- Бога нет, -- - сказал школьник и шмыгнул носом.
-- А что есть?
-- Материя...
-- Привидения -- это очень интересно, -- сказал я.
Директор изумленно уставился на меня. Он, видимо, обращался ко мне в
чисто педагогических целях, как к взрослому, не ожидая никакого ответа.
-- Простите... я что-то не припомню? -- сказал он.
Я назвался. Директора это не обрадовало. Он смотрел недоверчиво.
-- Вот мои документы, -- я протянул удостоверение, где честь честью
было сказано, что Соломин Игорь Игнатьевич является инспектором областного
отдела народного образования.
-- Что вы, зачем вы, я вам верю, -- сказал директор, но удостоверение
взял. Распорядился: -- Иванов, Вохминцев, быстро на урок. Завтра -- с
родителями.
-- Минутку, -- остановил я извиняющимся тоном. -- Это же так интересно
-- привидения. Я вот сколько живу, ни разу их не видел. Позвольте
расспросить?
-- Пожалуйста, -- неохотно сказал директор.
Ему явно не хотелось разбирать эту историю в присутствии инспектора
облоно.
-- Ребята, -- сказал я. -- Значит, вы видели привидение? Удивительно. И
какое же оно?
Школьники переглянулись, тот, что пониже, сказал:
-- Известно, какое... Синенькое. -- Он вообще был посмелее.
-- Синенькое. Светилось, значит?
-- Да.
-- И сильно светилось?
-- Нет. Так, чуть-чуть, между деревьями. А когда по улице шло, то почти
и не видно, -- сказал высокий, впервые подняв лицо.
-- Это что же, был скелет? -- шепотом сказал я.
-- Зачем скелет? -- недоверчиво спросил школьник.
-- Так уж положено привидению. Оно должно появляться в виде скелета,
закованного в цепи, -- греметь ими и дико завывать.
Я подмигнул директору, но он моей шутки не принял -- страдая, вытирал
лоб платком.
-- Ничего там не завывало, -- решительно заявил низкий школьник. --
Правда, Петька? -- Петька слегка кивнул. -- Он тихо шел. А в лесу два раза
застонал, жалобно так. Нормальный Харлам, только синенький.
-- Кто? -- не понял я.
-- Харлам.
Директор неловко пояснил:
-- Тут недалеко от поселка, километра четыре, стоит избушка. Харламов
скит. Говорят, что лет двести назад там жил монах, отшельник -- Харлам.
Будто бы был страшный разбойник: купцов проверял на большой дороге, ну а
потом, к старости, раскаялся, построил скит и ушел замаливать грехи. Оттого
и зовется -- Харламов скит. Говорят еще, что этот Харлам перед тем, как
раскаяться, зарыл награбленное в землю, а где -- не помнил. Вот теперь,
после смерти, ходит, ищет зарытое. Чепуха, конечно, но избушка в самом деле
древняя -- наполовину в землю ушла. Я так думаю, что ее промысловики
когда-то поставили. А Харлама уже потом приплели.
-- А ты как думаешь? -- спросил я низкого школьника.
Он упрямо дернул головой:
-- Чего думать? Харлам и есть. Ищет свое золото. А мы с Петькой,
значит, решили подсмотреть, где он золото спрятал, и, значит, выкопать.
Мне, вероятно, следовало немедленно разоблачить религиозный дурман, но
я не был педагогом и поэтому спросил только:
-- Страшно было ночью?
-- Подумаешь, -- сказал школьник, -- Что я, Харлама боюсь, что ли. Это
вот Петька.
-- Ладно, идите, ребята...
Школьники обрадованно затопали к выходу, в дверях низкий обернулся:
-- Пойдете Харлама выслеживать?
-- Да вряд ли, зачем он мне, -- сказал я.
-- Не спугните его, -- серьезно предупредил школьник. -- Он всего
боится. От нас с Петькой так и зачесал в другую сторону...
-- Не спугну, -- пообещал я. -- Он когда выходит на промысел?
-- Да в двенадцать...
-- Каждый день?
-- Когда неделю его нет. А когда да к каждый...
Дверь за школьниками закрылась, и директор развел руками:
-- Откуда это? И ведь учатся оба неплохо. Занимаются в авиамодельном
кружке...
-- А вы в детстве никогда не искали кладов? -- спросил я. -- Вы не
лазали по подвалам, по чердакам, не хотели обнаружить потайной ход к
спрятанным сокровищам?
-- Я в их возрасте уже работал, -- сухо сказал директор. -- Тогда была
война. Я пошел на завод учеником слесаря. -- Он спохватился. -- Вы только не
подумайте, что у нас запущена атеистическая работа. Напротив. И мы этот
случай не оставим без внимания: проведем лекцию о суевериях... и...
что-нибудь о космосе...
-- Удостоверение, -- напомнил я.
-- Что? Ах, да! -- директор вернул удостоверение, которое до сих пор
вертел в руках. -- Простите. Так что вас, собственно, интересует?
-- Так сказать, вообще, -- ответил я.
-- Учебные планы?
- Да.
-- Идеологическая, культмассовая работа?
-- Разумеется.
-- Факультативы?
-- Конечно.
-- Побываете на уроках?
-- Хотелось бы.
-- Только месяц назад у нас была областная инспекция, -- задумчиво
сказал директор. -- Вадим Борисович остался доволен.
-- Он болеет, -- твердо сказал я, отсекая все вопросы о неведомом мне
Вадиме Борисовиче.
-- Опять печень, -- посочувствовал директор.
-- Да, печень.
-- Или, кажется, сердце?
-- Кажется, сердце, -- уже несколько раздраженно сказал я.
Директор всплеснул руками:
-- Впрочем, что я? Ведь у него обширнейшая язва желудка!
Не люблю, когда из меня делают идиота. Я демонстративно постучал
удостоверением по столу.
-- Чем же мы займемся в первую очередь? -- спросил директор.
-- Уроки.
Я чувствовал, что мало похожу на инспектора. Это и неудивительно: на
подготовку легенды у меня было всего полдня. Я едва успел зазубрить
структуру облоно и некоторые общие принципы педагогики.
-- Я могу говорить с вами откровенно? -- вдруг спросил директор.
-- Разумеется.
Он включил вентилятор, внимательно посмотрел на белый, полупрозрачный
круг и повернулся ко мне всем телом.
-- Вас интересует учитель Зырянов?
Надеюсь, что на моем лице ничего ни отразилось. Да, меня интересовал
учитель Зырянов. Но директору не следовало знать об этом. Никому в поселке
не следовало об этом знать.
-- Я так и думал, -- сказал директор. -- В конце концов я буду
жаловаться. Если сам Зырянов не будет, то буду я. Дайте же человеку спокойно
работать. Ну да, он дает материал сверх программы. Много материала. Но вы
посмотрите -- его ученики берут грамоты на всех областных олимпиадах. А двое
даже на всесоюзной... Я понимаю, были времена, когда любое отклонение от
программы... Я и сам... Но ведь все уже позади. В позапрошлом году Зырянов
получил звание заслуженного учителя.
-- Очень рад за него.
-- А вы знаете, что его приглашали в Москву, на кафедру? Говорят, его
метод -- это готовая докторская.
-- Неужели?
-- Отказался, -- торжествующе сказал директор. -- Не поехал ни в какую
Москву. Потому что Учитель. -- Директор так и произнес это слово -- с
большой буквы. -- Мы, конечно, все учителя, что там говорить, -- он махнул
рукой, -- я, например, вот вы. Но Зырянов от бога Учитель. Вы слышали о
Крапивине?
-- Ну как же...
-- Его ученик. А Дементьев, а Логачев, а Болдин...
Совсем недавно я тщательно изучил длинный список этих имен. Причем
против каждого из них стояло очень высокое звание.
-- Его ученики любят, -- почему-то шепотом сказал директор. -- Вы
преподавали?
-- Немного.
-- Ну все равно. Это очень трудно, чтобы ученики любили. Меня,
например, не любят. Честное слово. Меня только уважают, боятся, а его --
любят.
-- Несколько дней назад я даже не слышал о Зырянове, -- вполне искренне
сказал я.
-- Я хочу, чтобы его оставили в покое, -- сказал директор. -- Есть же
обычная деликатность. Вы не поверите: после каждой комиссии, после каждой
проверки он день-два болеет. Да. Мне приходится переносить уроки. Он и так
часто болеет.
Директор посмотрел на меня, словно ожидая, что после этих слов я
извинюсь и уйду. Но я сидел.
-- Хотите побывать на уроке у Зырянова? -- безнадежно спросил он.
-- Да.
Он вздохнул.
-- Хорошо, я провожу вас. Но одна просьба: понимаете, в детстве Зырянов
попал в аварию... Едва выжил... У него сейчас несколько... необычный вид.
