- Это прирожденный инженер. Прекрасно разбирается в технических вопросах,
внес много ценных предложений по упрощению и облегчению земляных и бетонных
работ. Его отметил сам Роман Исидорович и приказал сделать десятником. Мы
опасались, что русские не станут слушаться китайца, но он сумел завоевать
авторитет у солдат и матросов.
- Едва ли Стессель согласится, если узнает об этом, как бы он не счел
Цзин Яна шпионом, - произнес Звонарев.
- Пока никто из начальства не обратил на это внимания. К тому же
Кондратенко лично назначил Цзин Яна десятником по производству скальных
работ с окладом в тридцать рублей в месяц.
- Почему в других местах китайцы работают очень неохотно, лениво, а у вас
они трудятся с увлечением? - обратил внимание Звонарев.
- Прежде всего я китайцев не обижаю и не, позволяю обижать их. Затем я
аккуратно каждую субботу выплачиваю им заработанные деньги, а не даю
расписки с правом получения денег с русского правительства по окончании
войны с Японией, как это практикуют другие инженеры. И, наконец, китайцы у
меня фактически стоят на довольствии наравне с солдатами и матросами.
- Как же это можно! В крепости запасы продовольствия и так весьма
ограничены, - удивился прапорщик.
- Русские солдаты и матросы не любят риса, который им полагается на
довольствии, и охотно делятся с китайцами. Это их национальная еда. Горсть
риса - китаец сыт на полдня. Так и помогают друг другу в работе и в жизни
наши русские мужички и рабочие местному населению. Надо прямо сказать -
живем с ними в ладу и дружбе.
Вскоре Звонарев вернулся в штаб Кондратенко. Выслушав его доклад о ходе
работ на западном участке, генерал задумчиво пощипал бородку и сказал:
- За мое пребывание на передовых позициях работы в Артуре сильно
замедлились. Инженеры занялись постройкой блиндажей в городе для себя и для
своих друзей. С завтрашнего дня я сам возьмусь за инженеров и заставлю их
делать то, что надо, - твердо проговорил генерал, слегка постукивая кулаком
по столу.
- Почему за время вашего отсутствия так усердно работали над укреплением
центральной ограды, на которой все равно долго не удержишься, а передовые
позиции были оставлены без внимания? - спросил Звонарев.
- Фантазия Стесселя, вернее, Фока, ибо Стессель не додумался бы до
переброски рабочих, материалов и средств на укрепление центральной ограды.
Фок же действует по подсказке Сахарова, у которого всегда и везде на первом
плане коммерческие расчеты, - пояснил Кондратенко.
- Какая же тут может быть коммерция?
- Очевидно, кому-то выгодно, чтобы мы занимались не тем, чем нужно.
Прапорщик слушал шагающего по кабинету генерала и не понимал его
пассивного отношения к творящимся в Артуре безобразиям. Когда он высказал
эту мысль вслух, Кондратенко сразу остановился.
- Такова вся наша государственная система. Артур не составляет
исключения, - резко проговорил генерал.
Приход инженер-капитана Зедгенидзе прервал их разговор. Он был одним из
ближайших помощников Кондратенко. Писаный красавец по наружности, он
отличался необычайной скромностью в отношении женщин. Все свободное время
отдавал музыке, которую в шутку называл своей единственной возлюбленной. С
прибытием в Артур Кондратенко, еще до начала военных действий, Зедгенидзе
сразу стал его верным сподвижником в деле укрепления Артура.
- Какие будут распоряжения вашего превосходительства? - справился,
здороваясь, Зедгенидзе.
- Срочно выловить всех воров и взяточников в Артуре! - ответил с усмешкой
генерал.
- Это совершенно невозможно, - улыбнулся капитан.
- Я решил немедленно прекратить все работы по укреплению центральной
ограды крепости, как бессмысленные, и бросить все силы на западный участок,
- проговорил Кондратенко.
- А Стессель?
- Попробую его уговорить. Смирнов со мной согласен.
- Значит, Стессель будет против.
- Злы вы на язык, Михаил Андреевич, - улыбнулся генерал.
Распределив работу между своими помощниками, Кондратенко уехал. Звонарев
решил после работы заглянуть к Белым, где он давно не бывал. Дома оказалась
только Мария Фоминична. Она попросила прапорщика съездить в госпиталь за
Варей.
- Она уже две ночи не была дома. Берите верховых лошадей с ординарцем и
обязательно вытащите ее из госпиталя. Беда моя, ни в чем она меры не знает.
Прапорщик охотно согласился. По вечерней прохладе он не торопясь добрался
до госпиталя и нашел Варю в хирургическом отделении.
- Какими судьбами вы здесь, мой рыцарь без страха и упрека, -
приветствовала его девушка.
- Приехал за вами. Кубань вас ожидает.
- Сейчас сдам дежурство, и поедем. - И девушка скрылась,
Через десять минут они уже ехали по направлению к Пушкинской школе.
- Заедем к учительницам, а заодно и справимся о здоровье Стаха, -
предложила Варя.
Так и сделали.
В школе они застали Борейко, который принес "болящему" большую рыбину и
свежий лук.
- У нас сегодня пир горой: достали на базаре ослятины, а тут еще рыба, -
смеясь, сообщила Оля Селенина.
Звонарев справился о Стахе.
- Поправляется, можно надеяться на скорое выздоровление, - ответила Оля.
В это время из соседней комнаты вышла Леля и пригласила зайти к Стаху,
который лежал весь перебинтованный на горе подушек.
- Меня, кажется, окончательно перевели в дивизию Кондратенко. Это явится
лучшим лекарством для меня, - сообщил он.
Борейко хотел было сбегать за бутылкой вина, но Варя энергично
запротестовала.
- При наличии подозрения на столбняк спиртные напитки строго
воспрещаются, - докторским тоном заявила она.
- Не каркайте, господин профессор, никакого столбняка у меня не будет, -
возразил Стах.
Звонарев справился, как идет жизнь на Утесе.
- Живем, как все в Артуре, слухами! То Куропаткин берет Цзинджоу и
движется к Артуру. То японцы гонят его к Мукдену. Балтийская эскадра то
появляется около Шанхая, то оказывается еще в Кронштадте и Либаве. Слухи и
ничего достоверного, - ответил Борейко.
- Я слыхала, что нас скоро освободит Маньчжурская армия, - заметила Мария
Петровна.
- Не верьте этому! - серьезно проговорил Борейко. - В скором будущем нам
предстоит выдержать осаду не только с моря, но и с суши. Я слышал, что наши
части уже отходят с Зеленых гор и собираются задержать противника на Волчьих
горах, а от них совсем рукой подать до Артура. Если бы Куропаткин двигался к
нам на выручку, то японцы тотчас потянулись бы к северу, а нас оставили в
покое.
- В случае осады с суши госпитали, должно быть, перебросят на Ляотешань?
- спросила Леля.
- Там их негде разместить! Кроме того, там нет воды. Да и доставка
раненых в такую даль очень трудна. Половина из них умрет по дороге, -
возразила Варя.
- Существующие госпитали останутся на месте, а новые будут открывать в
казармах на Тигровке, на Белом волке. У нас на Утесе уже открывают лазарет,
- пояснил Борейко.
- Но ведь его там всегда могут обстрелять с моря! - удивилась Варя.
- С тех пор как вы в апреле напугали японцев своим присутствием на Утесе
во время бомбардировки, они не подходят к нам на пушечный выстрел. Разве что
ночью иногда миноносцы рискуют подойти к берегу. Сейчас у нас совершенно
спокойно. Рядом морское купанье, чистый воздух, одним словом, - форменная
дача. Раненым и больным на Утесе будет гораздо спокойнее, чем здесь в
городе, - объяснил поручик.
Посудачив еще об артурских делах, Звонарев и Варя стали прощаться. Было
около полуночи, когда прапорщик сдал с рук на руки Варю ее матери.
- Надеюсь, ваши дела поправились и вы принесли свой должок? - без
церемоний спросил Сахаров явившегося к нему Гантимурова.
- К сожалению, нет! Я пришел попросить у вас отсрочки.
- Больше не могу! Карточные долги порядочные люди выплачивают в суточный
срок, а вы тянете уже две недели и не можете расплатиться.
- Где же я в осажденном городе возьму денег?
- Это не мое дело! Долг сделан, значит, его необходимо погасить.
Гантимуров взволнованно прошелся несколько раз по комнате.
- Вы на меня накидываете петлю, Василий Васильевич.
- Сами в нее лезете, дорогой мой!
- Возьмите мой портсигар, - предложил Гантимуров. - Это последняя моя
наследственная драгоценность. Все, что осталось от миллионов моего отца, -
усмехнулся он.
- Если не считать еще наследственного сифилиса!
Князь густо покраснел.
- Я поражаюсь зашей осведомленности...
- Это, как говорится, к слову пришлось. Я слышал, что вы думаете
свататься к дочери Белого.
Взбешенный Гантимуров подлетел к сидевшему в качалке Сахарову.
- Не собираетесь ли вы довести до сведения папаши о моем недуге? Если
так, то поберегитесь! Я ни перед чем не остановлюсь!
- Не волнуйтесь, я пошутил. Дело гораздо проще и лучше, чем вы думаете.
Вы хорошо приняты у Стесселя. Станете почаще бывать там и сообщать мне
всякие новости - политические, военные и просто сплетни. У нас в коммерции
все может пригодиться.
- Только-то! Сколько вы мне за это дадите?
- Пятьдесят в месяц.
- За кого вы меня принимаете?
- Через день дам тридцать, а через два - ни копейки, ибо найду другого
человека.
- Черт с вами, согласен.
- Конечно, ваши заработки очень могут повыситься, если вы сумеете достать
что-либо секретное или не подлежащее оглашению.
- Но ведь у Стесселя, кроме военных секретов, никаких быть не может!
Какая же тут коммерция?
- Юноша вы невинный! Разве война не коммерческое предприятие?
- Первый раз слышу о возможности та, кой постановки вопроса. Война - это
проявление рыцарского духа народа.
- За рыцарями-то, мой друг, всегда стоят купцы, - поучительно проговорил
Сахаров. - Поэтому, например, вопрос об обороне Артура имеет чисто
коммерческий характер. Будет держаться Артур, будут высоко стоить русские
ценные бумаги. Падет Артур, сразу упадут и курсы. Биржа - точнейший барометр
человеческой жизни.
- Но ее ведь в Артуре нет!
- Зато есть в Шанхае, куда можно сообщать нужные сведения.
- Примите меня в долю! - попросил Гантимуров.
- Это надо заслужить, родной мой! Сперва посмотрим, на что вы годны.
- Я готов и, думаю, годен на все!
- Приятно слушать вас, молодой человек! Вы можете далеко пойти, но можете
и навсегда остаться в Артуре, - с расстановкой проговорил Сахаров.
- Что-то мне последнее не улыбается! - поеживаясь, ответил Гантимуров. -
Одолжите-ка мне еще сотню, Василий Васильевич.
Распрощавшись с Гантимуровым, Сахаров приказал подать экипаж и, тщательно
одевшись, отправился на квартиру начальника штаба Стесселя - полковника
Рейса. Денщик выскочил навстречу капитану и доложил, что полковник спит
после обеда.
Сахаров хотел было уже уезжать, когда штора на одном из окон поднялась и
показалась рослая фигура Рейса. Увидев гостя, он приветливо махнул рукой и
пригласил зайти.
- Всегда рад вас видеть у себя, Василий Васильевич, - крепко пожал он
руку капитана, - по делу и без всякого дела.
Сахаров поспешил заверить полковника в своей взаимной симпатии, пропел
дифирамбы мудрому руководству Стесселя, намекнув при этом, что, конечно,
последний этим всецело обязан своему начальнику штаба. Рейс слушал с
любезной улыбкой и старался догадаться, что именно привело к нему удачливого
градоначальника города Дальнего.
- Как ваше драгоценное здоровье, Виктор Александрович? - справился
Сахаров.
- Все никак - не могу привыкнуть к теперешней нашей пище. От конины душу
воротит, а говядины или курятины нигде не достанешь. Боюсь, как бы совсем не
разболеться от плохого питания.
- Но у Веры Алексеевны, насколько я знаю, еще вдоволь всякой птицы и
