Рекс СТАУТ
СМЕРТЬ СОДЕРЖАНКИ
1
Я стоял и шарил глазами по сторонам. Обычно я делаю так в силу
привычки, чтобы проверить, не оставил ли я лишних отпечатков там, где им
быть не положено, но на сей раз я руководствовался не только привычкой. Я
должен был убедиться, что и впрямь нигде не наследил. А предметов в
комнате было предостаточно - модные кресла, искусственный мраморный камин
без огня, роскошный встроенный в шкаф телевизор, кофейный столик,
заваленный журналами, широченный диван и так далее. Решив, что здесь я ни
к чему не прикасался, я вернулся в спальню. Там все было слишком мягким,
чтобы где-нибудь остались отпечатки пальцев - огромный, во всю стену
ковер, розовое покрывало на трехспальной кровати, кресла, зачехленные
розовым же сатином. Я шагнул вперед, чтобы еще раз взглянуть на
распростертое у кровати тело женщины с раскинутыми ногами и неестественно
вывернутой рукой. Ясное дело, я не притрагивался к телу, чтобы убедиться,
в самом ли деле женщина мертва, или чтобы рассмотреть поближе глубокую
вмятину на голове; но не мог ли я случайно прикоснуться к тяжелой
мраморной пепельнице, что лежала возле трупа? Окурки и пепел были
рассыпаны тут же рядом, и я готов был побиться об заклад, что пепельница и
послужила орудием убийства. Я тряхнул головой - нет, не мог я быть таким
ослом.
Я вышел. Дверную ручку, естественно, я вытер и изнутри, и снаружи, а
на кнопку вызова лифта, а затем и на кнопку первого этажа надавил
костяшкой пальца. Кнопку четвертого этажа, на которую я нажимал внизу, я
протер носовым платком. В тесном вестибюльчике никого не оказалось, а
входная дверь меня не волновала, поскольку открывал я ее, еще будучи в
перчатках. Двинувшись в западном направлении к Лексингтон-авеню, я поднял
воротник пальто и натянул перчатки. Денечек выдался, пожалуй, самый
промозглый за всю зиму, а пронизывающий ветер тоже не прибавлял комфорта.
Обычно во время ходьбы я предпочитаю не предаваться размышлениям,
чтобы не натыкаться на прохожих, но в данном случае ни гадать, ни ломать
голову было ни к чему; требовалось лишь одно - задать кое-какие вопросы
человеку, проживающему на третьем этаже дома без лифта на Пятьдесят второй
улице между Восьмой и Девятой авеню. То есть, учитывая, что я находился на
Тридцать девятой улице - в тринадцати коротких кварталах впереди и четырех
длинных кварталах в сторону от меня. Стрелки моих часов показывали без
двадцати пяти пять. Поймать такси в такое время - все равно, что узреть
восьмое чудо света, а торопиться мне было некуда. Он все равно на задании.
И я потопал дальше пешком.
Без одной минуты пять я вошел в телефонную будку бистро на Восьмой
авеню и набрал номер. Трубку снял Фриц, и я попросил его соединить меня с
оранжереей. Минуту спустя в мое ухо ворвался рык Вульфа:
- Да?
- Это я, - доложил я. - Случилась маленькая закавыка, так что я не
знаю, когда вернусь. Возможно, к ужину не успею.
- У тебя серьезные неприятности?
- Нет.
- Смогу я с тобой связаться, если понадобится?
- Нет.
- Ладно.
Вульф повесил трубку.
Такую терпимость он проявил исключительно потому, что я был занят
личным делом, а не выполнял его задание. Вульф совершенно не выносит,
когда его отрывают от его драгоценных орхидей, поэтому, случись так, что я
все же выполнял бы его задание, он бы напомнил, что мне следовало
доложиться Фрицу, а не ему.
Выйдя на улицу, я прошагал еще полквартала, пряча нос от леденящего
ветра, добрался до нужного дома, зашел в вестибюль и нажал на кнопку с
надписью "Кэтер". Подождал, потом позвонил еще и еще - дверь не открылась,
как я, впрочем, и ожидал. Поскольку околачиваться рядом в такой холод не
хотелось, я повернул свои стопы назад к Восьмой авеню, мечтая пропустить
рюмку - другую. Мечты мечтами, а виски я обычно позволяю себе лишь тогда,
когда выкладываю факты, а не добываю их; поэтому вместо бистро я завернул
в аптеку и заказал кофе.
Выпив чашечку, я вошел в будку, набрал номер, повесил трубку после
десяти длинных гудков, вернулся к стойке и попросил стакан молока. Потом
снова навестил будку - с тем же успехом, и заказал бутерброд с солониной
на ржаном хлебе. В кухне нашего старого особнячка на Западной Тридцать
пятой улице ржаного хлеба не держат. Лишь в двадцать минут седьмого, когда
я расправился со вторым куском тыквенного пирога и с четвертой чашечкой
кофе, на другом конце провода наконец ответили.
- Орри? Это Арчи. Ты один?
- Конечно, я всегда один. Ты там был?
- Да. Я...
- Что ты нашел?
- Я лучше покажу тебе. Через две минуты буду у тебя.
- Зачем, я сам...
- Я уже рядом. Ровно две минуты.
Я повесил трубку.
Я не стал тратить время на пальто и перчатки. Две минуты пребывания
на таком холоде - неплохая проверка жизнеспособности. На сей раз дверь
внизу распахнулась, едва я успел нажать на кнопку в вестибюле. Я вошел и
начал было подниматься по лестнице, когда сверху послышался голос Орри:
- Какого черта? Я сам мог придти.
Как-то раз Ниро Вульф, желая как всегда передо мной выпендриться,
изрек: "Vultus est index animi". "Это не по-гречески", - сказал я. На что
Вульф отозвался: "Да, это латинская поговорка. Глаза - зеркало души". Если
так, то все зависит от того, чьи глаза и чья душа. Если напротив вас за
покерным столом сидит Саул Пензер, то глаза - вообще никакое не зеркало; в
них отражается только пустота. Но не могли же древние латиняне ошибаться?
Желая их проверить, я дождался, пока Орри взял мою шляпу, провел меня в
комнату и усадил, и лишь потом вперился в его глаза о мрачной решимостью.
Наконец Орри не выдержал.
- Ты что, не узнаешь меня? - спросил он.
- Vultus est index animi, - произнес я.
- Чудесно, - сказал Орри. - Всегда мечтал узнать, какая муха тебя
укусила, черт возьми?
- Просто любопытно стало. Ты считаешь меня простаком?
- Ты что, рехнулся? С какой стати?
- Сам не знаю. - Я положил нога на ногу. - Ладно, слушай. Я сделал
все так, как мы условились. Пришел ровно в четверть пятого, несколько раз
позвонил, не дождался ответа, как оговаривалось, отомкнул дверь твоим
ключом, поднялся на лифте на четвертый этаж, открыл дверь квартиры вторым
ключом и вошел. В гостиной никого не было, и я прошел дальше, в спальню.
Не могу сказать, что там был кто-то, поскольку называть словом "кто-то"
труп - не вполне уместно. Труп был на полу возле кровати. Ни саму Изабель
Керр, ни ее фотографию мне видеть не доводилось, но, думаю, это она.
Розовая кружевная рубашка, розовые туфельки. Чулок нет...
- Так она мертва?
- Не перебивай. Примерно пять футов и два дюйма, около ста десяти
фунтов, лицо правильное, глаза голубые, белокурые волосы, маленькие уши...
- О Господи. О Господи!
- Она?
- Да.
- Больше не перебивай. Мистер Вульф никогда не перебивает. Я даже не
стал к ней прикасаться - проверять было нечего. Кровоподтек на лбу и
глубокая вмятина на голове, в двух дюймах над левым ухом и чуть сзади. На
полу, в трех футах от правого плеча, валяется мраморная пепельница - с
виду достаточно тяжелая, чтобы пробить череп куда потолще, чем у нее. На
руках и ногах трупные пятна. Лоб холодный...
- Ты же сказал, что не трогал ее...
- Трогаю я пальцами. Приложить запястье ко лбу или к ноге - не
называется трогать. Кстати, нога тоже была холодной. Труп пролежал уже
часов пять или больше. Пепельницу вытерли. На полу окурки и пепел, а в
пепельнице пусто. Я провел там шесть минут, задерживаться почему-то не
хотелось.
Я запустил пятерню в карман и нащупал то, что искал.
- Вот твои ключи.
Орри меня не слышал.
- Это тебя-то считать простаком! - выдавил он. - Тебя! Как ты мог
подумать?
- Любопытство взыграло.
Орри встал и вышел из комнаты. Я бросил связку ключей на столик у
окна и огляделся по сторонам. Довольно просторно, три окна и мебель,
вполне приличная для не слишком взыскательного холостяка.
Орри вернулся, держа в руках бутылку и пару стаканов. Он предложил
стакан мне, но я отказался, сказав, что только что поужинал. Тогда Орри
налил виски в свой стакан, приложился к нему, поморщился и сел.
- С ума сошел, - сказал он. - Чтобы я тебя подставил? Теперь ты
спросишь, где я сегодня был, начиная с восьми утра, и смогу ли я это
подтвердить.
Я помотал головой.
- Нет, это было бы чересчур. Будь я настроен так серьезно, я бы
рявкнул: "Почему ты оставил пепельницу на полу?" или что-нибудь в этом
роде. Но факты - упрямая вещь, а кроме тебя, возможно, только мне
известно, что ее смерть тебе выгодна. Даже очень. Поэтому естественно, что
меня интересует одна мелочь - ты ее убил?
- Нет. Черт возьми, Арчи, я похож на болвана?
- Нет. Ты, конечно, не гигант мысли, но отнюдь не болван. Да, было бы
забавно, если бы ты и впрямь решил меня подставить. В конце концов ты же
знал, что я иду туда. И вдвойне забавно, если ты состряпал себе алиби.
- У меня нет алиби.
Орри посмотрел на меня отсутствующим взглядом. Потом он отхлебнул
виски и сказал:
- Я же говорил, что сейчас работаю на Баскома. Я вышел в восемь,
около девяти сел на хвост объекту и вел его весь день.
- В одиночку?
- Да. Обычное дело. С девяти девятнадцати до двенадцати тридцати пяти
я торчал в холле здания, где он служит. Потом...
- Тоже один?
- Да.
- Тогда я по-прежнему не удовлетворен. Как, впрочем, был бы и ты,
окажись на моем месте. Хочешь что-то спросить?
- Да. У тебя были перчатки и ключи. Ты знал, что можешь кое-что
найти. Почему ты хоть чуть-чуть не поискал?
Я ухмыльнулся.
- Ты шутишь?
- Вовсе нет.
Я кивнул.
- Тогда ты все-таки болван.
Я поднялся.
- Мы оба с тобой знаем, Орри, что ты бы безусловно не отказался
заполучить мое место. Я не против - это вполне здоровое честолюбие. Но
вдруг ты стал чересчур честолюбив? Вдруг ты знал, что никаких улик против
тебя на самом деле нет? И договорился, чтобы один человек - я - зашел туда
в четверть пятого, а другой - например, полицейский, которому позволил
аноним - пару минут спустя? Пусть убийство мне бы и не пришили, но ключей
и резиновых перчаток вполне хватило бы, чтобы упечь меня на несколько лет.
Сам понимаешь, я в это не верю, но будучи натурой нервной и утонченной,
я...
- Чушь собачья! - взорвался Орри. - Что ты собираешься делать?
Я взглянул на наручные часы.
- Ужин уже подходит к концу, потом я все-таки заморил червячка.
Пожалуй, я отправлюсь домой и слопаю пару кусков генуэзского торта. Это
очень просто: растираешь восемь макаронин домашнего приготовления и
замачиваешь в стакане бренди. Потом берешь две чашки жирного молока,
полчашки сахара и дольку апельсина...
- Хватит валять дурака! - завопил Орри. - Ты расскажешь Ниро Вульфу
или нет?
- Не хотелось бы.
- Расскажешь?
- Пожалуй, нет.
- А Саулу или Фреду?
- Нет. А также ни Кремеру, ни Джону Эдгару Гуверу.
Я снял с вешалки пальто и шляпу. И добавил:
- Не совершай дурных поступков. Знаешь, какую последнюю услугу для
коллеги врачи называют своим профессиональным долгом?
- Да.
- Так вот, я искренне надеюсь, что тебе это не потребуется.
И я удалился.
2
В "Нью-Йорк Таймс" умеют подавать материал - там ребята не промах.
"Не похоже, чтобы мисс Керр ходила куда-то на службу или вообще имела
постоянную работу". Вот и думайте после этого что угодно.
