"позабавились и довольно", разорвал их пополам и уже
намеревался было разорвать на четыре части, как он заорал:
-- Остановись!
Я удивленно приподнял брови.
-- Извините, -- сказал я совершенно дружески. -- Оставить
на память?
-- Садись.
Я сел.
-- Я чего-нибудь не понял?
-- Не думаю, с тобой это редко случается. Гипотетический
вопрос: что ты скажешь, если я сообщу тебе, что решил взять сто
тысяч долларов?
-- То же, что и вы: абсурд.
-- Понятно. А подробнее?
-- Откровенно?
-- Да.
-- Я бы посоветовал вам продать дом со всем, что в нем
есть, и отправиться в какую-нибудь частную психиатрическую
лечебницу, поскольку ваше решение свидетельствовало бы о том,
что вы выжили из ума. Если вы, конечно, не намерены надуть ее и
просто-напросто присвоить деньги.
-- Нет, не намерен.
-- В таком случае вы действительно помешались. Вы же
читали книгу. Мы не сможем даже подступиться к этому делу! Ведь
нужно было бы действовать так, чтобы получить возможность
заявить людям из ФБР: "Перестаньте!" -- и добиться, чтобы они
это сделали. А это абсолютно исключено! Одна лишь шумиха, если
ее поднять, ничего не даст. Нужно загнать проклятое ФБР в
тупик. Полностью вывести на чистую воду. Предположим, мы
примемся за дело. Выберем одну из этих историй, -- я постучал
пальцем по разорванным листам из блокнота, -- и что-то начнем
делать. С этого момента, когда бы я ни вышел из дома, мне
придется тратить все свое время на то, чтобы отделываться от
"хвостов", к тому же весьма опытных. Наш телефон будет
прослушиваться, так же как и все другие телефоны, например,
мисс Роуэн, Саула, Фреда и Орри, независимо от того, будут они
нам помогать или нет. ФБР может сфабриковать против нас
какое-нибудь ложное обвинение, хотя, возможно, постарается
обойтись без этого. Если же ФБР пойдет на это, можно не
сомневаться: фальшивка будет что надо. Мне придется ночевать
здесь. Окна и двери, даже закрывающиеся на цепочки, для них
сущий пустяк. Они будут просматривать и фотографировать всю
нашу корреспонденцию. Я не преувеличиваю. ФБР в зависимости от
обстоятельств решит, чем именно нужно воспользоваться, но пойти
оно может на все. Оно располагает такими возможностями и
техникой, о которых я никогда не слыхал.
Я положил ногу на ногу и продолжал:
-- Мы даже и начать-то ничего как следует не сумеем. Ну, а
если все же предположить, что мы начали действовать и
почувствовали, что чего-то можем добиться, вот уж тут ФБР
по-настоящему возьмется за нас. Ведь там около шести тысяч
хорошо подготовленных сотрудников, многие из них --
высококвалифицированные специалисты; ФБР располагает годовым
бюджетом в триста миллионов долларов. Пожалуй, я загляну в
словарь, чтобы найти вместо "абсурда" более подходящее
выражение.
Я опустил ногу.
-- Ну, а кроме того, что мы знает о миссис Бранер? Я не
верю ее словам, что ей просто досаждают. Готов поспорить, что
она до смерти перепугана. По-видимому, миссис Бранер знает о
существовании материалов, компрометирующих если не ее, то ее
сына, или дочь, или брата, а может быть, и ее покойного мужа, и
боится, что ФБР раскопает их. Она прекрасно понимает, что
просто докучать ей ФБР не будет, оно ищет нечто поважнее, что
может причинить ей крупные неприятности и тем самым серьезно
ослабить влияние разосланной ею книги. Сто тысяч долларов для
нее пустяки.
Я снова положил ногу на ногу.
-- Вот что я бы сказал в ответ на ваш гипотетический
вопрос.
-- Последняя часть неуместна, -- проворчал Вульф.
-- А я часто говорю неуместные вещи. Это путает людей.
-- Ты без конца болтаешь ногами.
-- Это их тоже путает.
-- Вздор. Ты нервничаешь, и это не удивительно. Я думал,
что знаю тебя, Арчи, но твое сегодняшнее поведение для меня
новость.
-- Ничего тут нового нет. Всего лишь чутье.
-- Чутье побитой собаки. Ты и ногами-то болтаешь потому,
что поджал хвост. Если разобраться, ты вот что сказал: мне
поручают работу и дают самый крупный аванс за всю мою жизнь,
без всяких ограничений расходов по делу и суммы окончательного
вознаграждения, но я должен отказаться от этого предложения. Я
должен отказаться не потому, что поручение трудное, возможно,
даже невыполнимое (я успешно выполнял многие поручения, вначале
казавшиеся безнадежными), а потому, что могу обидеть этим
определенного человека и возглавляемое им учреждение, за что он
отомстит мне. Я должен отказаться потому, что боюсь взяться за
эту работу; я предпочту подчиниться угрозе, вместо того
чтобы...
-- Я вовсе так не говорил!
-- Но имел в виду именно это. Ты терроризирован. Ты
запуган. Я согласен, что основания для этого у тебя есть.
Многие весьма высокопоставленные лица по тем же причинам не
делают того, что должны делать. Возможно, что и я вел бы себя
так же, если бы речь шла о том. чтобы взяться за эту работу или
отказаться от нее. Но я не возвращу чек на сто тысяч долларов:
это означало бы, что я испугался этого мерзавца. Мне не
позволит это сделать мое уважение к самому себе. Полагаю, тебе
следует взять отпуск на неопределенное время. Отпуск я оплачу
-- такой расход я выдержу.
-- С сегодняшнего дня?
-- Да, -- мрачно ответил Вульф.
-- Эти записи сделаны моим собственным шифром.
Перепечатать их?
-- Нет. Это может тебя скомпрометировать. Я еще раз
повидаюсь с мистером Коэном.
Я закинул руки за голову и посмотрел на Вульфа.
-- Я по-прежнему утверждаю, что вы спятили, -- сказал я,
-- и отрицаю, что я поджал хвост. Проще простого мне сейчас
было бы отойти и понаблюдать со стороны, как вы будете
действовать без меня, но после того, как мы столько лет плавали
вместе, прямо-таки позор -- дать вам возможность утонуть в
одиночку. Я извещу вас, если перепугаюсь в ходе работы. -- Я
собрал порванные листки блокнота. -- Перепечатать?
-- Нет. Будешь расшифровывать только то, что нам
понадобится.
-- Ладно. Одно предложение. Вы сейчас в таком настроении,
что, может быть, пожелаете начать военные действия разговором с
клиенткой? Она оставила номер своего личного телефона, который,
конечно, прослушивается. Позвонить ей?
-- Да.
Я снял телефонную трубку и набрал номер.
3
Около полуночи, заглянув на кухню, чтобы проверить, не
забыл ли Фриц закрыть дверь на задвижку, я с удовольствием
увидел, что в кастрюле на плите стоит тесто для гречневых
блинчиков. Понятно, в такой ситуации ограничиваться даже и
хорошо подсушенным тостом или слоеной булочкой было бы
недостаточно. Поэтому в среду утром, вскоре после девяти,
спускаясь в кухню, я знал, что меня покормят как полагается.
При моем появлении Фриц прибавил в плите газ, а я пожелал ему
доброго утра и получил из холодильника свой стакан сока. Вульф,
которому Фриц обычно приносит завтрак в комнату, уже поднялся в
оранжерею, чтобы провести там, как всегда, два утренних часа со
своими орхидеями. Принимаясь за еду, я спросил у Фрица, есть ли
что-нибудь новенькое.
-- Да, -- ответил он, -- и тебе предстоит рассказать об
этом мне.
-- Разве он тебе ничего не говорил?
-- Нет. Сказал только, что двери и окна должны быть все
время закрыты, а я сам -- как это понимать? -- "осмотрителен".
-- Это значит, что тебе следует быть осторожным. Не говори
по телефону ничего такого, что может быть неприятным тебе, если
появится в газетах. Находясь вне дома, не делай ничего такого,
что ты не хотел бы увидеть на экранах телевизоров. Например, не
навещай своих возлюбленных. Ты обязан дать зарок молчания и
подозревать всех незнакомых.
Поджаривая блины до нужного коричневого оттенка, Фриц
молчал, так как не мог позволить себе разговаривать. Лишь
поставив передо мною первые два блина вместе с колбасой и
поливая их маслом, он произнес:
-- Я хочу знать, Арчи, и имею на это право. Он сказал, что
ты мне все объяснишь. Bien, я настаиваю, чтобы ты это сделал.
Я взял вилку.
-- Ты знаешь, что такое ФБР?
-- Еще бы! Мистер Гувер.
-- По поручению одного клиента мы намерены дать ему щелчок
по носу. Дело пустяковое, но он обидчив и попытается нам
помешать. Тщетные усилия,
-- Но он же великий человек. Правда?
-- Конечно. Ты, наверное, видел его фотографии?
-- Да.
-- И что ты думаешь о его носе?
-- Некрасив. Epate, коряво сделан.
-- Тем больше оснований стукнуть по нему. -- Я подцепил
вилкой кусок колбасы.
К тому времени, когда я позавтракал и отправился в
кабинет, Фриц уже успокоился. С меню все было в порядке, по
крайней мере на сегодня. Вытирая пыль с полок, срывая листки с
календарей, распечатывая почту (в основном чепуховую), я
размышлял о возможности проделать некий эксперимент. Набрав
номер телефона, ну, например, Паркера, я мог бы попытаться
узнать, прослушивается -ли наш телефон. (Интересно, реагировало
ли уже ФБР на наш звонок миссис Бранер?) Но я тут же отказался
от этой затеи, ибо намеревался строго придерживаться
инструкций. В порядке выполнения их я достал из ящика
письменного стола свою записную книжку и еще кое-что, а из
сейфа -- чек, зашел в кухню предупредить Фрица, чтобы он не
ждал меня к ленчу, снял в вестибюле с вешалки шляпу и пальто и
вышел из дому.
Я не спеша шагал по улице. Обнаружить за собой "хвост",
даже и квалифицированный, вовсе нетрудно, особенно в зимний
день, когда из-за холодного, порывистого ветра прохожих па
тротуарах немного. Но сейчас ФБР, очевидно, знало, куда я иду,
и не желало утруждать своих людей. В банке на Лексингтон-авеню
я испытал некоторое удовольствие, заметив, как расширились
глаза кассира, когда он взглянул на чек. Выйдя из банка, я
направился в деловую часть города. Идти нужно было мили две, но
часы показывали всего лишь двадцать минут одиннадцатого, гулять
я люблю, а если за мной следовал филер, что ж, прогуляться
полезно и ему.
Четырехэтажный каменный дом на Семьдесят четвертой улице
между Мэдисон-авеню и Парк-авеню был по крайней мере раза в два
больше особняка. Вульфа. Три ступеньки вели вниз, к массивной
двери. Человек в черном оглядел меня через застекленную
металлическую решетку и, только после того как я назвал себя,
открыл дверь. Он провел меня через вестибюль к двери налево и
знаком пригласил войти.
Это была канцелярия, хотя и небольшая: шкафчики с
картотекой, сейф, два письменных стола, полки, столик с
разбросанными в беспорядке бумагами. На стене висела
увеличенная фотография здания "Корпорации Бранера". Я быстро
обежал взглядом комнату, и мои глаза остановились на безусловно
заслуживающем этого лице молодой женщины, сидевшей за
письменным столом. Взгляд ее черных глаз встретился с моим.
-- Я Арчи Гудвин.
Она кивнула.
-- А я Сара Дакос. Присядьте, мистер Гудвин. -- Она сняла
трубку, сообщила кому-то о моем приходе. -- Миссис Бранер скоро
спустится, -- сказала она.
-- Вы давно работаете у миссис Бранер? -- спросил я,
садясь.
Она улыбнулась:
-- Я знаю, мистер Гудвин, что вы детектив, и можете не
демонстрировать мне этого.
-- Должен же я практиковаться, -- тоже улыбаясь, ответил
я. Улыбаться, глядя на нее, было нетрудно. -- Так все-таки,
давно?
-- Почти три года. Нужно еще точнее?
-- Может быть, впоследствии. Мне следует дожидаться
прихода миссис Бранер?
-- Не обязательно. Она предупредила, что вы будете
