Аннабель, сидя в кресле, внимательно смотрела на меня. Пальцы ее рук
то сжимались, то разжимались.
- Я хочу задать вам один вопрос, мистер Гудвин. Вы считаете, что
миссис Рэкхем убил один из нас?
- Сейчас - да. Впрочем, не знаю, что буду думать после того, как
переговорю с каждым из вас.
- Вы уже подозреваете кого-то конкретно?
- Нет. Я беспристрастен.
- Хорошо. Можете начать с меня. - Она повернула голову. - Если никто
из вас не желает быть первым?
Все сидели молча. Потом Кэлвин Лидс заговорил:
- Я не стану в этом участвовать, Аннабель. Я не верю в Гудвина. Пусть
он сперва скажет нам, куда подевался Ниро Вульф и почему.
- Но, Кэл... ты не согласен?
- С Гудвином не согласен.
- А ты, Дейна?
Хэммонд сидел как в воду опущенный. Поднявшись на ноги, он подошел к
ней.
- Это была ошибка, Аннабель. Не стоило затевать это. В чем Гудвин
может превзойти полицию? Вряд ли ты сама ясно представляешь, как работает
частный детектив.
- Он может попытаться. Ты поможешь, Дейна?
- Нет. Мне тяжело отказываться, но иначе я не могу.
- Оливер, а вы?
- Что ж, - политик нахмурился, в упор глядя на меня, - насколько я
понимаю, в такой игре должны участвовать либо все, либо никто. Но я не
вижу смысла в том, чтобы...
- Значит, вы тоже отказываетесь?
- В данных обстоятельствах иного выхода у меня нет.
- Ясно. Могли бы просто ответить "нет". Барри?
- Нет, конечно. Гудвин наврал полиции с три короба про визит моей
жены к Вульфу. Я и восемь секунд с ним не провел бы, не говоря уж о восьми
часах.
Аннабель встала и подошла к кушетке.
- Лина, похоже, остались одни только женщины. Ты и я. Она была так
добра к нам, Лина... к нам обеим. Что ты скажешь?
Лина Дарроу вздохнула, принимая сидячее положение.
- Милая Аннабель, ты же терпеть меня не можешь.
- Это неправда, - запротестовала Аннабель. - Только потому, что я...
- Нет, это правда. Ты подозревала, что я пытаюсь тебя обставить. Ты
считала, что я увиваюсь за Барри на том лишь основании, что я не скрывала,
что вижу в нем человеческие качества. И еще ты решила, что я хочу отбить у
тебя Оливера, тогда как на самом деле...
- Лина, Бога ради! - взмолился Пирс.
Ее изумительные темные глаза засверкали.
- Именно так, Олли! Тогда как на самом деле ты ей просто наскучил, а
тут я подвернулась как нельзя кстати. - Она обвела взглядом всю компанию.
- Право, стоит на вас посмотреть и еще интереснее - послушать! Все вы
думаете, что Барри убил ее... все, кроме одного, как сказал бы ты, Олли.
Но у вас не хватает смелости признаться. А сказала ли ты, милая Аннабель,
своему мистеру Гудвину, что жаждешь лишь одного - чтобы он раскопал
какое-нибудь доказательство вины Барри? Нет, ты наверняка приберегла это
напоследок.
Лина медленно встала на ноги, лицом к лицу с Аннабель, на расстоянии
прыжка.
- Я знала, что так и кончится, - обронила она и, обогнув кресло, в
котором сидел Лидс, направилась к двери в вестибюль. Все проводили ее
взглядами, но никто не промолвил и слова; затем, когда она вышла из
гостиной, Барри Рэкхем поднялся и, ни на кого не глядя, даже на хозяйку,
покинул комнату.
Оставшиеся трое гостей переглянулись. Лидс и Пирс встали с кресел.
- Извини, Аннабель, - выдавил Лидс, - но разве я не предупреждал
тебя, что за фрукт этот Гудвин?
Она не ответила. Она стояла молча, и грудь ее вздымалась. Лидс ушел -
в походке его не чувствовалось прежней живости, и Пирс, пробормотав слова
прощания, тут же последовал за ним. Дейна Хэммонд приблизился к Аннабель и
поднес было руку к ее плечу, но потом передумал.
- Зря ты это затеяла, дорогая, - миролюбиво произнес он. - Иначе и
быть не могло. Если бы ты посоветовалась со мной...
- В следующий раз посоветуюсь, Дейна. Спокойной ночи.
- Я хочу поговорить с тобой, Аннабель. Я хочу...
- Бога ради, оставь меня! Уходи!
Он отступил на шаг и окинул меня испепеляющим взглядом, словно винил
в случившемся. Я изогнул правую бровь. Есть у меня такой дар -
приподнимать одну бровь, - но обычно я приберегаю его на крайний случай,
когда остальные средства исчерпаны.
Ни слова не говоря, он выскочил вон из гостиной.
Аннабель упала в ближайшее к ней кресло, уперла локти в колени и
обхватила голову руками.
Я стоял и наблюдал за ней. Потом заговорил, стараясь вложить в голос
побольше сочувствия:
- Конечно, триумфом я бы это не назвал, но все-таки вы попытались. Не
собираюсь вас утешать, но на будущее было бы благоразумнее не собирать всю
паству, а позволить мне разобраться с каждым в отдельности. И еще не
повезло, что первой жертвенной овечкой вы избрали Лидса, потому что у него
на меня зуб. Но, по правде говоря, ваше положение было безнадежно с самого
начала. Воздух был настолько наэлектризован, что - взмахни перышком и
произошел бы взрыв. Спасибо за приглашение.
Я откланялся. Когда я вышел на стоянку, остальные машины уже
разъехались. Выезжая по извилистой аллее, я подумал, что, в конечном
итоге, первый звонок в мой новый офис оказался не столь уж и блестящим.
12
Кое-кто из моих друзей пытался уверить меня, что некоторые из моих
похождений в то памятное лето вполне достойны описания, но даже если бы я
с ними согласился, я не стал бы здесь распространяться на эту тему. Хотя
справедливости ради замечу, что вскоре после того, как я поместил в
"Газетт" объявление, молва быстро разошлась и отбоя от клиентов у меня не
было. Вот краткий перечень моих подвигов по месяцам:
МАЙ. У женщины украли кошку. Вернул ее владелице; дебет - пятьдесят
долларов плюс компенсация издержек. Клиента грабанули в борделе на Восьмой
авеню, а он по понятным причинам не захотел связываться с полицией.
Разыскал виновную и запугал, вынудив расстаться с большей частью добычи.
Заграбастал пару сотенных. Отец хотел вырвать великовозрастного
недоросля-сына из лап хищницы-блондинки. В это дело мне лезть не стоило;
потерпел полное фиаско, приобретя расцарапанную физиономию и свою законную
сотню поверх расходов. Ресторан с проворовавшейся кассиршей; потратил
всего полдня, чтобы вывести ее на чистую воду; клиент заартачился было,
увидев счет на шестьдесят пять долларов, но уплатил.
ИЮНЬ. Целых две недели угробил, расследуя мошенничество со страховкой
по просьбе Дела Баскома, и едва не расстался с головой. Справился, однако,
с присущим мне блеском. У Дела хватило наглости предложить мне три сотни;
я затребовал тысячу - и получил. Я решил, что должен зарабатывать в неделю
больше, чем платил мне Вульф: не потому, что неравнодушен к деньгам, а из
принципа. Отловил жулика-букмекера для одного клиента из Мидвилла, штат
Пенсильвания. Еще сто пятьдесят. Другой хотел, чтобы я разыскал сбежавшую
от него жену, но зацепиться было почти не за что, да и платить он мог
всего двадцатку в день, так что пришлось отказаться. Девушка, которую, по
ее словам, несправедливо обвинили в передаче секретных данных
конкурирующей фирме и уволили, приставала ко мне с ножом к горлу до тех
пор, пока я не согласился взяться за ее дело. Доказал ее правоту и
восстановил в попранных правах, навкалывавшись при этом долларов на
пятьсот, но получив в награду каких-то жалких сто двадцать, да еще в
рассрочку. Личиком она, быть может, не совсем вышла, но голос был
приятный, да и ножки недурны. Еще получил предложение поступить на работу
в ФБР, девятое предложение подобного рода за шесть недель, но отказался.
ИЮЛЬ. Разнообразия ради согласился на просьбу горстки концессионеров
последить за тем, как вершат свои дела управляющие развлекательными
заведениями на пляжах Кони-Айленда; поймал одного с поличным, когда он
пытался стибрить дневную выручку из игорного автомата; ловкач тщился
продырявить меня из пистолета, так что пришлось для острастки сломать ему
руку. Когда мне надоело лицезреть тысячи акров обнаженной плоти, в
основном, шелушащейся под немилосердным солнцем и вообще
малопривлекательной, я взял расчет. Итог - восемь с половиной сотен за
семнадцать дней. Отвертелся от кучи разных мелочей суммарной стоимостью в
пару тысчонок. На Лонг-Айленде обчистили дамочку с мозгами набекрень.
Взяли незастрахованные драгоценности на изрядную сумму. Сумасбродка
почему-то вбила себе в голову, что это дело рук полицейских. Тут, с одной
стороны, мне повезло, честно признаюсь, но с другой - сработал я ну
совершенно гениально. Проковырялся, правда, до августа. Возвернул все
драгоценности, уличил в нечистоплотности ассистента художника по
оформлению интерьеров, выставил счет на три с половиной тысячи и получил
их.
АВГУСТ. Начиная с шестого мая я не брал ни цента жалованья от Ниро
Вульфа, ни разу не прикоснулся к своим сбережениям и тем не менее мое
банковское сальдо не только не пострадало, но, наоборот, заметно
поправилось. Мне пришло в голову, что пора устроить себе каникулы. Самый
продолжительный отпуск, который мне удавалось выпросить у Вульфа, не
превышал двух недель, и я решил, что могу себе позволить по меньшей мере
удвоить этот срок. Приятельница, имя которой уже публиковалось в связи с
одним из дел Вульфа, высказалась, что нам не мешало бы хоть раз взглянуть
на Норвегию, и мысль эта показалась мне вполне здравой.
Медленно, но верно я приучал себя к необходимости научиться жить без
Ниро Вульфа. А медленно это проистекало еще потому, что однажды в начале
июля Марко Вукчич попросил, чтобы я принес ему еще один чек на пять тысяч
для получения наличными. Поскольку желающие откушать в его ресторане
должны были заказывать столик за сутки вперед и уплачивать шесть долларов
за порцию цесарки, я прекрасно понимал, что деньги предназначались не ему.
А кому? И еще: дом так и не был продан, а проведя кое-какую разведку и
забросив удочки тут и там, я выяснил, что просят за него сто двадцать
тысяч, что было верхом нелепости. С другой стороны, даже если Марко и
передавал деньги Вульфу, это еще не доказывало, что нам когда-нибудь
суждено свидеться снова, тем более с продажей дома можно было и не
спешить, пока банковский счет терпит; не говоря уже о сумме, что хранилась
в ячейке платного сейфа Вульфа в Нью-Джерси. Кстати, посещение этого сейфа
входило в краткий перечень дел, по которым Вульф соглашался покидать свой
дом.
Я не слишком рвался уехать из Нью-Йорка, тем более в такую даль, как
Норвегия. У меня было неясное ощущение, что в тот самый миг, когда мой
пароход покинет нью-йоркскую гавань, на Тридцать пятую улицу или в 1019
придет составленное понятным лишь мне кодом послание в виде телеграммы,
или звонка, или письма, или с посыльным... а меня там не будет. Мне же
чертовски хотелось быть там, чтобы не оказаться вычеркнутым из списка
действующих лиц самого грандиозного спектакля, разыгранного Ниро Вульфом.
Но время шло, скоро на руках у меня оказались билеты на пароход, который
отплывал двадцать шестого августа.
За четверо суток до этого срока, двадцать второго августа, во
вторник, я сидел за столом в своем офисе в ожидании прихода клиента,
договорившегося о встрече по телефону. Я предупредил его, что собираюсь
взять месячный отпуск, а он не назвался, но мне показалось, что голос мне
знаком, поэтому я согласился на встречу. Когда он вошел точно в три
пятнадцать, как было условлено, я был рад, что память на голоса не подвела
меня. Передо мной стоял мой бывший сокамерник Макс Кристи.
Я поднялся навстречу, и мы обменялись рукопожатием. Он положил панаму
