Анатолий Азольский. Степан Сергеич
---------------------------------------------------------------
Роман
По тексту первой публикации в журнале "Новый мир", _____ г., NoNo 6-8.
OCR и вычитка: Феликс Шадерман
---------------------------------------------------------------
Предисловие редакции журнала "Новый Мир"Анатолий Алексеевич Азольский родился в 1930 году в городе Вязьме.
Окончил Высшее военно-морское училище имени М.В.Фрунзе в Ленинграде, служил
до 1955 года на Черноморском флоте, а затем, после увольнения в запас,
работал на различных предприятиях Москвы и других городов. В настоящее время
работает на одном из московских заводов.
Роман "Степан Сергеич", написанный А.Азольским в 1969 году, тогда же
был прочитан, одобрен и принят к публикации А.Т.Твардовским и редколлегией
журнала "Новый мир", но дальнейшая его судьба сложилась так, что ему
пришлось пролежать в портфеле редакции до наших дней. Печатая роман сегодня,
нынешняя редакция "Нового мира" считает, что оно выполняет этим не только
долг литературной и общественной справедливости н отношении произведения,
"человековедческое" содержание которого еще восемнадцать лет назад было
столь тесно сопряжено автором с кругом тех самых проблем, что встали теперь
в центре нашей перестройки. Мы надеемся, что нынешний хотя и поздний, но
глубоко закономерный дебют писателя, имя которого до сих пор мало кому было
знакомо и который впервые выступает в печати с крупным произведением,
послужит началом новой, интересной и содержательной литературной судьбы.
1
Капитан Шелагин, дальневосточный офицер, приехал в артиллерийское
училище на Волге командиром батареи.
Долог путь от Амура до Волги -- капитан сошел с поезда, чуть
пошатываясь от многодневной тряски. Он сдал чемоданы в камеру хранения,
отвел жену с сыном в комнату матери и ребенка, приказал парикмахерше
постричь и побрить себя, сапоги начистил у мальчишки в туалете и,
поблескивая пуговицами, отправился к новому месту службы.
У начальника училища, полковника Набокова, в это время как раз
собрались офицеры на совещание. Когда капитан представился, полковник с
особым ударением произнес:
-- Значит, с Дальнего Востока...
Известно, что Амур -- это не Волга и дальневосточные офицеры охотно
покидают суровый край ради службы в центре страны -- в России, как говорят
они. Поэтому Набоков уверенно сказал:
-- Вам, конечно, повезло...
Но в ответ капитан брякнул -- иного слова не подберешь:
-- Никак нет, товарищ полковник! Мне бы там служить и служить... Хорошо
там... Не люблю я этот грохот! -- Он сделал движение в сторону окон, за
которыми расстилался большой город.
Офицеры снисходительно улыбнулись.
-- Вам и здесь будет хорошо, -- заверил полковник, тоже улыбаясь...
В этот момент кадровик принес личное дело Шелагина, и Набоков начал
изучать его -- листик за листиком. Он установил, что Шелагина зовут Степаном
Сергеевичем, что родился он под Брянском в 1923 году, что ему,
следовательно, двадцать шесть лет, что все родные Шелагина погибли в войну,
что у него есть жена Катя, москвичка, двухлетний сын Коля, что сам он
окончил в 1943 году Хабаровское артучилище, воевал на западе и востоке.
-- Прошу внимания. -- Полковник оживился, отрываясь от личного дела. --
Среди многих наград, которыми отмечен товарищ Шелагин, есть орден Красной
Звезды, врученный ему за то, что седьмого мая сорок пятого года он взял в
плен командира немецкого корпуса, генерала... Любопытно, как это произошло.
Я думаю, это интересует не только меня, -- обратился он к офицерам.
-- Да никак не произошло! -- тут же оборвал его капитан и продолжал
недовольным голосом: -- Никого я в плен не брал. Я об этом уже докладывал по
инстанции. Было все так. Разбудил меня однажды ординарец: генерал, говорит,
пришел сдаваться...
Тут капитан опять смутился, завертел шеей, сдавленной воротом
новехонького кителя, и замолчал, удушенный смущением.
-- Продолжайте, товарищ Шелагин, -- быстро сказал полковник. -- Это
очень интересно. -- Он глянул на офицеров, и те разом упрятали улыбочки.
-- Ну, значит, вышел я к генералу, а тот не один, с адъютантом своим, а
адъютант говорит мне, что, мол, неприлично генералу сдаваться в плен
человеку, если он босой... Со сна я был, сапоги не надел, портянки куда-то
запропастились... Ну, разозлился я и приказал запереть генерала в скотный
сарай, поближе к навозу, чтоб гонор с него сбить, а утром сдал в штаб. Вот и
все. Вот и дали мне орден.
-- Да?.. -- удивился Набоков, а начальник политотдела подумал, что,
пожалуй, нельзя использовать подвиг капитана в воспитательной работе, потому
что этот Шелагин может нагородить чего не надо о портянках и навозе.
Начальник училища долистал личное дело до последней, дальневосточной
страницы, где содержалась не совсем обычная характеристика. Командир полка
написал о капитане простодушно: "Авторитетом среди подчиненных пользуется, а
за трезвенность, серьезность и дотошность офицеры зовут его уважительно
Степаном Сергеичем".
-- И все же, -- Набоков закрыл папку, -- я уверен, что орден вы
заслужили... Итак, Степан Сергеич, начинайте службу. Квартира вас ждет.
поезжайте за семьей, управляйтесь побыстрее.
Капитан Шелагин Степан Сергеич сделал образцовый поворот кругом и вышел
из кабинета хорошим строевым шагом.
Думали, что побежит он хлопотать о машине, заспешит на вокзал, привезет
семью в отведенную квартиру. Но капитан ровным походным шагом достиг
расположения своей батареи, приказал открыть классные комнаты, тронул
пальцем пыльный стол и осуждающе посмотрел на дневального. Обошел спальные
помещения, уборные, проверил каптерку, заглянул и в комнату боевой славы
училища. Заметил в курилке пожарчик в урне, сам схватил ведро и залил водою
дымящиеся окурки. Старательно вымыл руки и попросил полотенце.
Сопровождавшие нового комбата сержанты и курсанты решили, что капитан
сейчас разорется, понавтыкает выговоров за пожар, за грязь. Но Шелагин
вытирал руки и думал о том, как лучше и быстрее привить будущим офицерам
честность и храбрость. Пусть для начала берут они пример с него самого --
так решил капитан. По всем гарнизонам разнесут нынешние курсанты весть о
нем, будут, служа, следовать его советам.
2
И действительно, молодые офицеры следующего выпуска привезли в
отдаленные гарнизоны вымышленные, полувымышленные и правдивые истории о
комбате Шелагине.
Курсанты охраняли артпарк, склады, ДОС -- дома офицерского состава --
и, разумеется, училище. Начальник его, полковник Набоков, назначил Шелагина
ответственным за караулы, и капитан ежедневно являлся на развод, придирчиво
осматривал оружие, форму одежды, придумывал, опрашивая, невероятные случаи,
которые могли произойти в карауле. Курсанты бодро отвечали, понуро брели в
караулку. В кромешные дожди, в снежные морозные ночи не было им покоя, в
любой момент ожидали они нападения Шелагина. В глубоком снегу, завернувшись
в белый маскхалат, он подбирался к постам и как из-под земли появлялся перед
изумленными курсантами. Все, кажется, тихо, и гроза караулов Шелагин, по
донесениям дневальных, "отошел ко сну", можно, пожалуй, беспрепятственно
вздремнуть. Но не тут-то было. Часовой у входа не успеет еще крикнуть
"стой!" и лязгнуть затвором, а дверь в караулку уже открыта, и Шелагин
опытным взором видит все -- и дремлющего караульного начальника, и лежащую
на нарах бодрствующую смену, и винтовки, поставленные в угол. Немедленно
начинался безжалостный экзамен по уставу караульной службы, обнаруживалось,
что его-то курсанты и не знают. Шелагин возмущался: синенькую книжечку он
знал слово в слово, запятая в запятую. Ни один комментатор Шекспира не
проникал так глубоко в дебри слов и поэтических оборотов, как делал это
комбат, толкуя неясные места караульного катехизиса. От этих набегов
курсанты свирепели, вздрагивали на постах от каждого шороха. Время было
трудное. Училищные офицеры имели огороды и выращивали картофель. Стало
традицией, что курсанты помогали своим командирам копать и окучивать. Этой
традиции капитан Шелагин следовать не пожелал. По весне он сам вскопал свои
семь соток, курсанты сунулись было помочь -- и ушли посрамленными и
обиженными. Такие причуды даром не обходятся. Катю некоторые жены стали
избегать, Шелагина упрекали в том, что он в служебном рвении своем переходит
границы допустимого.
Кончился летний отпуск, взвод горластых и крепких парней нацепил
звездочки на погоны и отправился по гарнизонам разносить истории о своем
комбате. Пришло пополнение, приняло присягу, Степану Сергеичу достались
тихие, вежливые ребята. Потекла жизнь, которую называют повседневной. Катя
работала в госпитале, сын Коля подрос, бегал по утрам в детский сад. Батарея
Шелагина держала первое место по успеваемости и дисциплине. Степан Сергеич
глянет, бывало, на ровный строй курсантов, полюбуется порядком на утреннем
осмотре, и душа возрадуется. Ну, годик еще, ну, два -- и сменит он
капитанские погоны на другие, с двумя просветами, наступит новая полоса в
его жизни.
Так оно и случилось бы... Но вот однажды приказали Шелагину быть у
Набокова. Степан Сергеич покрутился у зеркала и рысцой побежал к начальнику
училища. Кабинет Набокова был просторен и светел, пол навощен и матово
поблескивал. Комбат доложил о прибытии, выкатив грудь, ожидал благодарности
или разноса. Набоков рассеянно кивнул, продолжая задумчиво смотреть в угол.
Степан Сергеич осторожненько глянул туда же. У крайнего окна непринужденно
стоял высокий, очень красивый капитан, ничуть не беспокоясь тем, что в его
сторону смотрит сам полковник. Рядом с капитаном в типично нестроевой позе
старался держаться по-военному худощавый парнишка в синем габардиновом
макинтоше. Шляпа глубоко надвинута на лоб, из-под шляпы смотрят ко всему
равнодушные глаза.
-- Видите? -- спросил Набоков тихо. -- Виталий Игумнов. Сын генерала
Игумнова... Сегодня же примите у него присягу и как можно быстрее сделайте
из него военного человека. Отец пишет, что сын попал в скверную компанию,
выпивает... ну, и женщины. Эту дурь из него надо сурово и безжалостно
выбить, пишет отец.
-- Так точно, товарищ полковник, -- заскрипел голос Шелагина. -- Да
будь он, этот хлюст, хоть кем, я ни на каплю не уменьшил бы
требовательности.
Высокий и красивый капитан у окна с изумлением посмотрел на Шелагина, а
парнишка вздрогнул и, покраснев, снял шляпу.
-- Совершенно верно, -- улыбнулся Набоков.
-- Трудно, товарищ полковник, трудно будет, наверное, перевоспитать
этого типа, -- продолжал Шелагин бесстрастным голосом. -- Если человек в
восемнадцать лет бегает за бабами и пьет водку -- это, считай, конченый
человек.
-- Совершенно верно, -- снова улыбнулся Набоков. -- Не будем, однако,
терять надежду.
Комбат приказал развращенному генеральскому сынку следовать за ним. В
коридоре красавец капитан догнал Шелагина, потянул комбата за рукав и
примирительно сказал:
-- Брось, служивый, выпендриваться... Будь к парню почеловечней, не
плюй в колодец...
У комбата дух захватило от такой наглости. Он разорался на все училище,
и красавец адъютант поспешил скрыться.
-- Как вы смеете? -- кричал ему вслед Степан Сергеич. В парикмахерской
с генеральского сына сняли ненужную и вредную на первом курсе роскошь --
черные пышные волосы. Оболваненная машинкой голова казалась уродливо
