жужжа.
-- Ой... не могу, простите... -- Штаубе шагнул в угол,
расстегнул брюки и присел, подхватив полы полушубка. Его
прослабило. Ребров поднял шарие, сиял с зубов продавщицы
дестнитку:
-- Тогда быстро.
-- Какой гад! -- Ольга вынула пистолет из сумки, сунула за
пояс, запахнула шубу. -- Вот вам и Злотников!
-- Злотников пашет на Пастухова, -- Штаубе палкой поддел
слетевшую с головы грузчика вязаную шапочку, подтерся ей. --
Один говнюк напиздел, а другие поверили...
-- Быстро! Быстро! -- Ребров выглянул за дверь. Штаубе
подтянул штаны, захромал к двери. Они вышли и двинулись по
коридору. Возле кабинета товароведа лежали убитые автоматчики и
человек в штатском. Чуть поодаль лежала полная продавщица в
белом халате со страшнои рубленой раной в пол-лица: ее пальцы
сжимали кусок арматуры, ноги в войлочных ботинках слабо
подрагивали, подплывая мочой. Возле двери в зал стояли
автоматчик и молодая продавщица с окровавленным топором в руке.
-- Давайте, пока они не прочухались, -- автоматчик оттянул
дверную задвижку. Ольга плюнула ему в лицо.
-- Дура! -- засмеялся он, вытираясь. Продавщица зло
посмотрела на Ольгу, открыла дверь. Ребров, Ольга, Штаубе и
Сережа вошли в зал. Здесь было много народа: выстроившись в три
длинные очереди, участники войны получали посылки гуманитарной
помощи. Слева у прилавков дрались, слышались крики женщин и
мужская брань; у стены лежала женщина, дружинник и милиционер
подносили ей нашатырь; у выхода шел обмен продуктами из только
что полученных посылок. Ребров протискивался сквозь толпу,
прокладывая дорогу остальным.
-- Сынок, помоги! -- низкорослый, полный инвалид на
костылях схватил Реброва за руку. -- Мне одному не уволочь! --
Помоги, Христа ради!
-- Не Христа ради, браток, -- Штаубе подхватил посылку
инвалида с одного края, Ребров с другого, -- а ради славы
советского солдата!
-- Бот спасибо, братцы, вот спасибо! -- взволнованно
улыбаясь, инвалид ковылял за ними. -- Ты где воевал, друг?
-- 1-ый Белорусский, -- Штаубе шел, бодро опираясь на
палку, -- начал под Прохоровкой, кончил Берлином.
-- На рейхстаге расписался?
-- И расписался и насрал между колоннами. От души.
-- Танкист?
-- Никак нет. Бог войны.
-- Артиллеристы, Сталин дал приказ! А как же!
-- Артиллеристы, зовет Отчизна на-а-ас! -- пропел Штаубе;
Ребров, Ольга и Сережа громко подхватили:
-- Из сотни тысяч батарей, за слезы наших матерей, за нашу
Родину -- огонь, ого-о-онь!
Перед ними расступились. Они вышли из магазина.
-- А теперь, слышь, немец посылки шлет! -- оживленно
засмеялся инвалид.
-- Да. Хочет колбасой рот заткнуть, -- Штаубе настороженно
огляделся. -- Ну и хуй с ним...
Они бросили посылку на снег, прошли скаозь собравшуюся у
магазина толпу и сели в красный "Москвич" с черно-желтой
инвалидовской наклейкой. ЗИЛ стоял у газетного киоска, возле
него суетились милиционеры и люди в штатском. Ребров завел
мотор, вырулил на Голубинскую и осторожно поехал.
-- Проскочили? -- Ольга переложила пистолет в сумку,
достала портсигар.
-- Не торопитесь, Ольга Владимировна, -- покосился в окно
Штаубе, -- у них пиздюли не залежатся.
-- Сережа, ты челнок не потерял? -- Ребров облизал
пересохшие губы.
-- Неа, -- Сережа вынул челнок.
-- Дай-ка мне, -- Ольга взяла челнок, сунула в карман
шубы, закурила. -- Витя, а почему ты про Злотникова не сказал?
-- Потому что Радченко Соловьеву не знал лично.
-- И вы до конца не были уверены? -- повернулся к нему
Штаубе.
-- И я до конца не был уверен.
-- Значит это... крест?
-- Значит это крест, -- Ребров взял у Ольги папиросу,
затянулся.
-- Век живи, век учись! -- зло усмехнулся Штаубе. -- А
здоровьем расплачивайся!
-- У нас не было выбора, Генрих Иванович. Риск был
оправдан, мы же смотрели по сегментам.
-- Что сегменты... по раскладке выпала восьмерка. Тут не
знаешь, чему верить...
-- Верьте инструкции, Генрих Иванович. Внимание всем: на
вокзале быть чрезвычайно осмотрительными.
-- Мимикрия? -- спросила Ольга.
-- 6, 3. И легче, легче...
-- Куда уж легче! -- пробурчал Штаубо, отворачиваясь.
В 14.55 они подъехали к Казанскому вокзалу.
-- Носильщик! -- крикнул Ребров, вылезая из кабины. От
группы носильщиков отделился один и подвез тележку к машине.
-- 56-ой поезд, пожалуйста, -- Ребров открыл багажник.
-- "Енисей"? Сделаем... -- носильщик вынул из багажника и
поставил на тележку металлический ящик с промежуточным блоком,
чемодан с жидкой матерью и рюкзак. Ребров взял "дипломат",
Штаубе -- портфель. Носильщик быстро повез тележку,
-- Давайте мороженое купим! -- Сережа взял Ольгу за руку.
-- Мороженое, Сережа, зимой не едят, -- сухо проговорят
Ребров. Когда подошли к подъезду, ушедший вперед носильщик
обернулся:
-- Какой вагон-то?
Ребров достал билеты:
-- Седьмой. Места 9-12.
У вагона их встретила кудрявая татарка-проводница, с
улыбкой посмотрела билеты: ,
-- До Красноярска? Вот молодцы! А то все самолетом, да
самолетом. Никак брильянты везете? -- она кивнула на
металлический ящик, с которым возится носильщик.
-- Хуже. Киноаппаратуру, -- Ребров взял у нее билеты.
-- Кино про нас снимать? -- засмеялась она, обнажив
золотые зубы.
-- Давно пора!
Носильщик занес вещи в купе. Ребров дал ему 6 рублей.
Через 9 минут поезд тронулся.
-- Слава Тебе, Господи, -- перекрестился Штаубе.
-- Поехали! -- Сережа сдвинул оконную занавеску.
В дверь постучали.
-- Открыто! -- громко сказал Ребров. Вошла проводница,
присела на край дивана.
-- Разместились нормально? -- нс переставала улыбаться
она, раскладывая на коленях кожаную папку с карманчиками для
билетов.
-- Вполне, -- кивнул Ребров, отдавая ей билеты.
-- Дорогуша, как у вас обстоит дело с ресторацией? --
спросил Штаубе.
-- Получше, чем у вас в Москве, -- она свернула билеты и
засунула в карманчик, -- икорка, балычок, солянка,
цыплята-табака. Коньяк, шампанское.
-- Отлично! -- Штаубе шлепнул себя по колену. Ребров дал
ей 10 рублей:
-- За постель и за чай.
-- Сдачи не надо, -- улыбнулась Ольга.
-- Спасибо, -- проводница убрала деньги, -- а вы без шуток
кино снимать едете?
-- Без шуток.
-- Про любовь?
-- Про экологию.
-- У-у-у-у. Я-то думала!
-- Не нравится тема? -- Ребров переглянулся с Ольгой.
-- В зубах навязло, -- проводница встала. -- Будто в
Сибири уж и чистого воздуха нет! Поезжай в тайгу, да дыши,
сколько влезет. Я вам через полчасика чаек организую...
Она вышла. Штаубе сразу запер дверь:
-- Все! Жрать! Умираю!
-- В ресторан? -- рассеянно потрогал усы Ребров.
-- У нас полно продуктов, какой еще ресторан! -- Ольга
потянула из-под столика рюкзак.
Через час трапеза была закончена. Сережа помог Ольге
собрать в пакет куриные кости, яичную шелуху, хлебные корки.
Вошла проводница со второй порцией чая,
-- Отлично! -- Штаубе вытирал руки салфеткой.
-- Я чай могу тоннами пить, -- сказал Сережа.
-- На здоровье! -- засмеялась проводница, расставляя
стаканы.
-- Дорогуша, сколько же нам пилить до Красноярска? --
Штаубе налил себе в чай коньяку из серебряной фляжки.
-- Почти трое суток.
-- С ума сойти, -- покачала головой Ольга, -- устанешь
ехать...
-- Да ничего не устанете, -- проводница взяла у нее пакет
с мусором, -- в Горьком и Казани все посходят, одни с вами
поедем, хоть в футбол играй. Будем чаи гонять, и в подкидного
резаться.
-- Ну, ну! -- подмигнул ей Штаубе. Она вышла. Все
посмотрели на Реброва.
-- Иро, иро... -- устало пробормотал он, расстегивая ворот
рубашки.
-- Мое дело -- предупредить, -- Штаубе отхлебнул чай, -- с
голутвинским тоже было иро.
-- Ну хватит, хватит, хватит! -- Ольга ударила ладонью по
столику, расплескивая чай. -- Вам приятно? Мне сидеть, хлопать
глазами и повторять: ах, как вам приятно!?
-- Да при чем здесь -- приятно? -- поморщился Штаубе.
-- Скажите, я вам случайно не дочь, Генрих Иваныч? Или
может -- невестка? Вы мне поплакать разрешите? Поприседать? Или
-- так? -- она сделала руками сложное движение.
-- Ольга Владимировна... -- вздохнул Ребров.
-- Иро для вас, как для меня -- моя болезнь! Как та самая
больница, на "Соколе"! А я -- медсестра?! Уборщица? Двигайся,
двигайся, Оленька!
-- Мы вместе работали! Я цифры с потолка не брал! --
раздраженно выкрикнул Штаубе.
-- Значит брали мы с покойной Галей?! Написали от фонаря и
подсунули! Здорово!
-- Да вы вообще тут ни при чем!
-- Конечно ни при чем! Я нигде ни при чем! Мое дело
нажимать на курок и на раскладке реветь белугой! Оленька,
толкни треугольничек! Оленька, поставь на 18! Все! Все! Все! --
оттолкнув Сережу, она бросилась к двери, но Ребров схватил ее
за руку, притянул к себе, зажал рот. Ольга рыдала, вырываясь.
Сережа навалился ей на ноги. Штаубе сунул ей в рот горлышко
фляги, она поперхнулась конъяком и долго судорожно кашляла.
-- Еще, -- сказала она успокоившись и сев рядом с Сережей.
Штаубе передал ей флягу. Вытерев слезы, она жадно отпила, дала
Реброву. Он понюхал, глотнул, передал Штаубе, который завинтил
фляжку.
-- Спать, Ольга Владимировна, -- Ребров погладил ей руку.
-- Спать всем. Восстанавливаться.
Ольга проснулась от крика Сережи, выхватила из-под подушки
пистолет и навела на дверь. В купе было темно. Поезд быстро
шел, вагон сильно качало. Спящий на верхней полке Сережа
застонал и слабо вскрикнул. Ольга посмотрела вниз. Ребров и
Штаубе спали. Она убрала пистолет, сбросила одеяло и
перебралась на полку к Сереже.
-- Вози... возили! -- пробормотал Сережа, дернулся и
проснулся. -- Кто это?
-- Это я, милый.
-- Оль, я боюсь, -- Сережа прижался к ней.
-- Миленький мой, ты весь дрожижь...
-- Мне приснилось... страшное... будто на даче вы меня
послали в этот... в подпол полезть, достать там жезл, ну он на
раскладке провалился... и я полез, а вы мне кричите, куда
лезть... а там ходы такие, земля, тесно, и на меня личинка
навалилась и душит. Липкая, жирная, как свинья...
-- Маленький, -- Ольга гладила его вспотевший лоб, -- нет
никакой личинки.
-- Мы что... едем?
-- Мы едем, едем, едем в далекие края. Спи, -- она
посмотрела на светящийся циферблат. -- Третий час.
-- Оль, а мы в Сибирь едем?
-- В Сибирь.
-- А она большая?
-- Очень.
-- А ты там была?
-- Один раз. В Магадане, на сборах. Правда, летом.
-- Оленька.
-- Что, милый?
-- Пососи у меня.
Ольга потрогала его напрягшийся член, поцеловала в висок.
-- Сейчас?
-- Ага... -- он отбросил одеяло, стянул трусы. Ольга легла
грудью на его колени, взяла член в рот, стала ритмично
двигаться. Он помогал ей, глядя в темный потолок. Вскоре он
вздрогнул и замер. Ольга вытерла ладонью губы, поднялась и
поцеловала его в горячую щеку.
-- Маленький... покормил свою Оленьку. Больше кричать не
будешь?
Он покачал головой, Ольга перебралась на свою полку,
накрылась одеялом:
-- Качает, как на пароходе! Держись за подушку.
Сережа спал.
Проснулись рано. Завтракали, когда поезд долго стоял в
Казани.
-- Пятьдесят лет прошло, а рожи все те же, -- прихлебывая
чай, Штаубе смотрел на идущих по перрону.
-- Вам приходилось здесь бывать? -- спросил Ребров.
