во лбу у всякого неприглядного скоропортящегося товара.
Фу, отбросим его. он ничего больше не означает. Оно
стало чужим. Good-Bye. Оставим другое ("наше"), неизвестное
пока платным всезнайкам, способное и сейчас вызывать
в душе чудесное движение. Шизгара.
Шизгара. Это музыка мечты об исполнении всех желаний,
это музыка кайфа. Музыка - живая вода. Музыка
наших семнадцати и восемнадцати, оставшаяся там, в шестидесятых,
в семидесятых на Большой Каретнои, Сибиряков-гвардейцев.
Музыка сытого, полного сил и потому обуреваемого прекрасными
фантазиями поколения.
Но кто, кто тот кудесник, сумевший материализовать
простой чередой аккордов эту детскую мечту об исполнении
желаний? Кто сделал чудо, кто дал музыке смысл? Дети.
Дети, придумавшие себе смешное имя The Beatles. Четыре
ребенка, четыре трудных подростка, балбесы с именами
Джон, Пол. Джордж и Ринго. Четыре невоспитанных мальчика
крикнули: "Невоспитанные дети всех стран, unite" -
и запели хором:
She was just seventeen
You know what I mean.
И подарили миру всю эту чудесную мишуру - длинные
волосы и узкие джинсы, самих себя как воплощение и символ
мечты о полете, об исполнении всех желаний.
Цветикмиллионно-миллиардо-квинти-билли-филли-нилли-цветик.
Шизгару. (Это обалденное, такое битловское небитловское
слово.)
Битлы принесли с собой кайф. Елочка, зажгись -
и елочка зажглась! Ни раньше, ни позже. О, эти три
гитары, они сумели невозможное - выразили чувства, эмоции,
эти импульсы души и сердца, для которых рассудочная
взрослая лексика имеет (в брезгливо отнесенном в самый
конец приложении) лишь убогий набор: ой, ах и черт
побери. Музыка же выразила все, всю невербализируемую
гамму, всю бездну, и кайф, и облом, и ништяк, и ни фига.
и я балдею, и цимус. чуваки, воще.
И мы, мы, наше поколение, стали ровесниками откровения.
Оказались (и потому, мне кажется, и достойны истории).
Дети шестидесятых и семидесятых, еще недавно безнадежно
бродившие в дебрях "что" и "который", мы вдруг
услышали себя и друг друга.
И, став свидетелями, соучастниками этого чуда. мы
совсем ополоумели и вдруг поверили в возможность (реальность)
еще одного, другого, главного чуда детства - чуда
исполнения желаний.
We all live in ii yellow submarine
Yellow submarine
А почему бы и нет. если вот она, наша всемогущая
худышка, синеокая фея в джинсах "Super Ritle":
She's goddess of a mountain top
Burnin' like a silver tiame
The sun of beauty and love
And Venus was her name.
Вот в каком виде память сохранила первый куплет.
She's got it
Your baby, she's got it
I'm your Venus
I'm your fire
At your desire
Ax, наконец-то четыре быстрых английских слова явились
перед нами. She's got it. She's got it, откат, прикол,
торчок, конец всему, вот он, гений частой красоты. Шиз-гат
ит, откуда взялась буква "р", задача для грядущего
лингвиста-этимолога, но это те самые слова. She's got it. они
сложились в бессмертное - Шизгара. с ударением на втором
слоге. She's my baby, a-bop-a-lula... и выделился адреналин,
и началось непроизвольное сокращение мышц, сами
собой заходили руки и ноги (а ну, сделай громче, чувак.
громче, громче, еще. еще...), и радостное "аа-ааа-аааа"
вырвалось из глотки навстречу второму куплету.
Her weapon was her magic eyes
Makin' every man mad
Dark as the dark night she uas
Got that no one else had
И все прошло, и страх, и слабость, и ты поднялся
с колен и стал огромным, всесильным и щедрым, и великий
указующий перст перед носом твоим задрожал, потерял
прямизну, испугался, спрятался, составил на пару с большим
козу. Милый, милый, смешной, ho, и обернулся Сергей
Михайлович совой лупоглазой, hey-ho, а Зинаида Васильевна
лягушкой ква-ква-ква, прочь с дороги, я иду. I follow
the sun.
Ну. наконец-то перед нами раскрылся механизм всей
этой замечательной кутерьмы, в котором бешено перемещаются
наши герои и их длинные волосы, из сине-белых
дыр сверкают попки и коленки, красные носки выглядывают
из матерчатых (вельветовых) шузов, самодельные трафареты
не уступают фирменным, а магнитофон "Комета-206"
поражает выносливостью. Боже мой. все это существует,
все это движется, живет под музыку. Mama Weer All
Crazee Now.
Та-та-та-да!
We want the world! And we want it now!
Итак, нам всем стало ясно. ларчик открылся, а значит,
конец поэзии. Отмашка сделана, походная песня спета,
третий звонок дан, пассажиры занимают свои места, провожающих
просят выйти из вагона - Sheez Gaara Ooh, Baby
Sheez Gaara,- широкие створки окна с треском распахиваются,
и в сверкающем ореоле звенящего стекла из окна
второго этажа выходит человек. Выходит навстречу празднику
исполнения желаний Евгений Анатольевич Агапов, по
прозвищу Штучка.
Счастливого пути.
ВСТРЕЧА
С СОСЛАГАТЕЛЬНЫМ НАКЛОНЕНИЕМ
Ничто так не обогащает повествование, как внезапная
встреча двух центральных персонажей. При столкновении
взглядов и желаний сюжетная линия теряет прямолинейность,
и, безусловно, проницательный читатель прав, ожидая
чрезвычайных происшествий и непредвиденных исходов.
Однако, как ни печально, но верность жизненной
правде, непоколебимость которой уже заставила нас сознаться
во множестве малоприятных и просто мерзких событий,
и сейчас в критическую минуту удержала автора от
соблазна художественного вымысла.
Встреча не состоялась. Уподобившись птице, Евгений
Анатольевич Агапов без остатка отдался делу спасения
своей юной жизни. Борясь с коварным нисходящим потоком,
преодолевая бессознательные позывы кроиться миру
в черепе. Евгений, прямо скажем, не уделил ни малейшего
внимания весенним прелестям двора и уж, конечно, не
заметил фигуру неудачливого хавбека на скамейке под тополями.
Еще пять или шесть часов ему не будет решительно
ничего известно об участи знаменитых гричиковских кудрей.
Итак, явив ловкость, свойственную обыкновенно
лишь хвостом снабженному домашнему животному, Штучка
счастливо вонзил сначала пару нижних, a затем и одну
верхнюю конечность в дворницкий монблан, после чего
помимо желания завалился на бок, захрустел веточками,
зашелестел листочками и, слегка лишь нарушив цельность
завтра же через дверь "Узел горячей воды" должной в подвал
перекочевать горы, скатился вниз живой и невредимый.
В то же мгновение вскочил на ноги и опрометью кинулся
к огромной (подворотней никак не назвать) арке. Признаем
очевидный факт,- чутье его не подвело. paзминувшись
с Евгением буквально на какое-то мгновение, в место
его благополучного приземления шмякнулась, истекая
остатками чая, небезызвестная читателю сумка. Добавим
к этому одно,- лишь выскочив на улицу и пробежав по
Николая Островского полквартала под ветвистыми карагачами
бульвара, Штучка почувствовал себя вне прямой видимости
и досягаемости, остановился и на выдохе произнес
выстраданное убеждение:
- Дура!
И с этим приговором на устах оставим его на время
восстанавливать дыхание, а сами вернемся к Михаилу Грачику,
переживающему медленное, но целительное превращение
обиды и отчаяния в светлую мальчишескую радость.
Не вводя читателя в заблуждение, заметим,- вовсе не
героический поступок Штучки снял с Михаила тяжкое родительское
проклятие, нет, когда смысл стремительной мизансцены
дошел до нашего героя, спустя, наверное, минуту,
уже в полной тишине и неподвижности вечернего воздуха
южносибирского двора, он мрачно молвил давно определенную
в его представлении истину:
- Дурак!
Да, как видим, наши персонажи с авторитетами не
считаются, кумиров творить никак не намерены и друг
друга уважают не слишком. (Право, если бы не ужасная
этимология, автор, пожалуй бы, сразу осмелился на оригинальную
характеристику, не дураком назвал в тот грустный
день Михаил смельчака, а долбнем.) Но сейчас мы
сэкономим место и не станем объяснять множество причин
взаимной неприязни молодых людей, положимся на
будущее, доверяя старой истине: все тайное рано или
поздно станет явным. А для красоты можем продекламировать
с приличествующим выражением строки поэта, живописующие
схождение волны и камня и, соответственно,
льда и пламени, и, сим очистив душу, позабавим себя
продолжением невероятной истории дома Грачиков, его
упадка и разрушения.
Итак, пока желание просить прощения сменяется решимостью
никогда в жизни этого не делать, пока мало-помалу
удивительная метаморфоза совершается, заметим
кстати, наш герой, Мишка Грачик, с сегодняшнего дня
навсегда ставший Лысым, тоже собирался уходить из
дома, даже предпринимал определенные шаги в этом направлении,
прикидывал, прибрасывал и готовился. Но вот
вам горький парадокс и урок на будущее,- педантичность
и планомерность опять побивается спонтанностью и интуицией.
Тут хоть долбнем зови, хоть дураком, но факт остается
фактом: Штучка ушел из дома, когда захотел, с гордо
поднятой головой, а нашему умнику из физматшколы,
Мишке Грачику, даже и захотеть по-настоящему не дали,
просто выставили из дома без испытательного срока. Как
тут не загоревать и не закручиниться.
Ах, твердолобые папаша и мамаша, ну, в самом деле. не
с ума ли они сошли со своими захолустными амбициями.
Кабы знали, от какого действительно в высшей степени
лестного и соблазнительного приглашения отказался Мишка,-
достал из почтового ящика синий с печатью вместо
марки конверт, извлек казенную бумагу с грифом "Московский
государственный университет", прочитал, ухмыльнулся
и пренебрег, бросил в стол, презрел приглашение с Ленинских
(бывших Воробьевых) гор. Видите ли, учился наш
токарь в МГУ на заочных подготовительных курсах (платных),
то ли не было в Новосибирске оных, то ли объявление
на глаза не попалось, но, в общем, учился, поддерживал
форму, решал контрольные, писал изложения и, надо же,
проявил себя аккуратным, сообразительным, трудолюбивым
и, как весьма успевающий, надежды подающий, удостоился
приглашения на очную сессию, зван был месяц
провести на берегах Москвы-реки. Без гарантий был зван,
конечно, но и не без некоторого расположения.
Так вот не откликнулся, проигнорировал. В Новосиб
тянуло, хотел в Академгородок, привык уже к своему
желанию, любил его. видел (тут цитата из "Во весь голос"
про "грубо и зримо"), чувствовал, осязал (не как "дорогую
и золотую", но абстрактную, на картинке лишь виденную,
плоти лишенную столицу), представлял наяву, мог закрыть
глаза и увидеть среди сосен ряд универовских общаг, вдоль
которых пока пройдешь, вот вам крест, все битловские
хиты, все альбомы послушаешь до одного.
Представляете, летний вечер, идешь босой по теплому
асфальту в шортах, свободный, гордый, одинокии...
Ах, если бы хотя бы на мгновение проникнуть в дом,
просочиться, допустим, в замочную скважину, тихо-тихо
пройти на цыпочках, медленно, не давая скрипнуть сухой
направляющей, выдвинуть ящик стола, извлечь из-под бумажного
спуда целлофановый пакет, где коленкорами
документов в толстом кожаном бумажнике разложены
честно заработанные червонцы, мог бы, клянусь честью,
и Михаил гордо принять предложенные родителями суровые
правила игры. Опять, опять перед нами вечная история
близкого локтя, воплощенная в паре лестничных пролетов
и одной двери.
И все же даже автору как-то грустно от такой вот
невезухи, так безобразно нарушившей чудный график отъезда
будущего Резерфорда (Ньютона, Дарвина, Спинозы,
И. Грековой) в центр сибирской науки г. Новосибирск,
в наших краях для пущего веселья нередко именуемый
Н-ском. Ведь как все было задумано, как все было до
миллиметров рассчитано, и надо же, сорвался Мишка,
Мишка, где твоя улыбка и кудри черные до плеч. И билет
был приобретен, представьте себе, авиационный, на 12
июня, и нарочные уже высланы, и линейные выставлены,
то есть (самое главное) друг, вернейший, надежнейший
друг, Саша Мельников, уже извещен, когда ставить чайник
на плиту, готовить "пирамиду" и сочинять "монтаж".
Саня, Санек, Мельник, друг, пловец, футболист, бог
всех точных наук и, конечно, одноклассник.
А всего (это кстати) одноклассников, своих людей, земляков,
