Сергей Солоух
С У К А
Sally: You! Two bastards!
Brain: Two... Two? May be three?
Cabaret
Желающих сойти за Мадам великое множество. Современники утверждали,
что сам руанский затворник, исследователь неторопливый неромантического
быта, однажды в ажиотации воскликнул:
- Мадам - это я!
Странно. Ведь этого, как бы, стыдиться надо, как бы, стесняться, таить
скрывать, не сознаваться ни за что, а то ведь всегда найдется некто слюня-
вый с вопросом неуместным:
- Так что же, Веничка? Она ...?
- Ну, что вам ответить. Ну, конечно, она ...! Еще бы она не ...!
И тем не менее. Образ Мосье как-то не привлекает. Не прельщает, и все
тут, образ скромного и счастливого труженика, почти библейского праведника.
Не-а. И пресловутая слезинка детская не действует, горошены соленые напрас-
но катятся из глаз малышки Берты Бовари.
- Мадам - это я!
Да, скучно быть честным, но заурядным, обычным гражданином, с крестом
не на шее, а на хребте. Ни шарма в сем, ни выдумки. То ли дело:
Пышны юбки, алы губки,
Лихо тренькает рояль.
Ну, ладно, что взять с посредственного акмеиста ли, символиста, но
каких только эпитетов французских, звучных не истратил, то восторгаясь талией,
то личиком, то кистью дивной Эммы нормандский мэтр, ни в чем не отказал, а
Шарлю, Мосье, иначе говоря, фи, кинул с барского стола творца ногти грязные,
неровные и до свидания. Впрочем, нет, еще заставил засыпать непроизвольно в
кресле и всхрапывать при этом. Слюна сочилась ли, текла, в щетине шариками
остывая, не помню. Зато шапку забыть невозможно, сооружение чудовищное из
бархата, картона и кроличьего меха, да после канители золотой дурацкой
кисточки, "что выразительней лица кретина" , Боже, о каких душевных муках
речь. Вперед и с песней.
- Мадам - это я!
Чего стесняться.
- Я тоже хочу Тургенева и выпить.
Пожалуйста. Вопрос только в том, за чей счет. Если некто туп и убог,
и для надгробья бессовестной покойнице, волнуясь, выбирает камень с
изображеньем "гения, несущего угасший факел" куда-то вдаль, повод ли это
жировать на его трудом ежедневным и скучным заработанные денежки?
Короче, можно ли быть возвышенным и гордым, воруя, побираясь и
проституируя? Или же сколько бы ни была тонка и нежна ваша муза,
как бы ни был изощрен порок ваш и эстетен, не следует ли все же за
хлеб или за зеб любовника кудрявого платить из собственного кармана
трудовым рублем?
Не так ли, господа?
Пусть поутру, да на свои.
Главное, заповедь про ближнего воспринимать не в контексте какой-нибудь
религии со скрежетом зубовным в эпилоге, а чисто биологически. Не делай
ближнему того, чего себе не пожелаешь, потому собственно, что он из такого
же мяса сделан, из тех же клеточек смешных, то радовать способных прохладой
гладкого запястья, то ужасать пастозным безобразием слабеющего тела.
В самом деле, поменьше отвлеченного, побольше науки о живой природе.
И тогда вдруг станет ясно, что все действительно равны, и не потому, что
за утвержденье принципа сего великий гуманист Вольтер "дерьмо ел", а потому,
что и у рожденных ползать и созданных летать, парить, чирикать, удел один,
конец один. И жизнь одна.
- Конечно, Веничка, конечно, - кто-то пропел в высоте так тихо, так
ласково-ласково.
Но это уже в двадцатом веке, а в девятнадцатом отменный мастер
поэтического слога, суровый, вышивающий то крестиком, то гладью, методично
добивает персонажей одного за другим. Казалось бы, ну, умерла и умерла.
Наелась дуста, дихлофоса наглоталась и A Dieu!, как месье Рудольф изволил
выражаться. Дай людям-то теперь пожить, избавились, освободились.
- Dieu merci ,- перекрестилась старушка и помирилась с сыном, и он нашел
покой и заботу. А девочка-то, девочка, конечно, при таких долгах обновок
никаких, но сласти в воскресенье после обедни обязательно. И толстая большая
книга, в которой к каждой букве тварь земная или морская придана, дабы не
морщить лоб, а гавкать, блеять и мяукать, с абстрактным миром взрослых сопри-
касаясь.
Да куда там.
- Мадам - это я!
Загублю, задушу, растопчу.
Впрочем, все слова уже истрачены на описание конвульсий ничтожной
дамочки, а посему труженик и неудачник сгорает за два абзаца. На бабку уходит
одно предложение, ну, а соплявку просто бяк небрежно сапогом по направлению
к прядильной фабрике.
Готово. Мусор убран. Монумент воздвигнут. Любуйтесь бронзой эгоизма
нержавеющего.
Противно? Тогда пообещайте, сейчас, громко, при всех.
Никогда. Никогда в жизни, ни за что, я не возьму, я не присвою ничего,
ничего чужого. Ни денег, ни счастья. Никогда.
Вот и все. Очень просто и совершенно не больно.
А креститься? Креститься не обязательно.
1994
club.txt 100644 1751 1751 1361533 6710404426 11070 0 ustar sova sova
Сергей Солоух
[КЛУБ ОДИНОКИХ СЕРДЕЦ УНТЕРА ПРИШИБЕЕВА]
поэма
Then in comes a man all dressed up
like a Union Jack
M.J. - K.R., 1965
Pour une garce c'en etait vraie. Faut ca
d'ailleurs pour faire bien jouir. Dans
cette cuisine-la, celle du derriere, la
coquinerie, apres tous, c'est comme le
poivre dans une bonne sauce, c'est
indispensable et ca lie.
L.-F.C.,1932
ВТОРНИК
часть первая
ЛЕРА
В половине одиннадцатого утра, в час автобусного
межвременья, когда, ковыряя обломками спичек в
прокопьевским табаком просмоленных зубах, шоферюги всех
без исключения пассажирских автотранспортных объединений
индустриального города Южносибирска только-только начали
теснить за "козлиными" столами с утра уже навоевавшихся
слесарей, Валерия Николаевна Додд, юная особа недурной,
хотя зачем кривить душой, весьма и весьма аппетитной,
исключительно привлекательной наружности, имевшая среди
не по годам развитых сверстников мужского, конечно же, пола
репутацию крали ветреной, ненадежной, неверной, одним
словом, ... впрочем, нет, нет, от слова уж избавьте, увольте,
так вот, сидела одна-одинешенька в молочном кафе "Чай" на
Советском проспекте и ела, забавно морща носик, скорее на
воде, чем на молоке замешанную, скорбную, голубую манную
кашу.
Усилия требовались необыкновенные.
Организм Валерии Николаевны, Леры, "Эх, Валюши",
- как восклицал, бывало, на стол вываливая мятые червонцы
два раза в месяц папаша Додд, все ее юное и прекрасное
существо отказывалось принимать пищу в каком бы то ни
было виде, твердом, жидком или же газообразном. Все, кроме
сосущей тоскливой пустоты за левым межреберьем, коя
несмотря на гадостные позывы, время от времени холодившие
отвратительной дрожью нежные девичьи сфинктеры,
требовала и немедленно, свою обязательную порцию
диетического продукта, умягчителя, адсорбента, и опыт, увы,
определенный не позволял гордой красавице Валерии Додд
попросту игнорировать угрюмую настойчивость вчерашней
невоздержанностью в напитках растревоженного желудка.
Страдания физические усугублялись дефицитом
теплоты, душевности и сердечности. Человечество,
прискорбно, но это так, не спешило расслабить лицевые
мускулы, не торопилось подставить братское, сестренское
плечо под милую, но непутевую голову силы не рассчитавшей
девицы. Как раз напротив, один его типичный представитель -
здоровая краснорукая подавальщица в непотребном, давно
нестиранном фартуке, несмотря на две робкие, необычайно
вежливые, церемонные даже и оттого особенно трогательные
просьбы, тем не менее все-таки брякнула с механическим
безразличием в самую середину (не обойти - не объехать)
жидкой размазни гнусную кляксу по раскладке обязательных
жиров.
И вот из-за отсутствия любви и понимания простое
сгребание липкой каши с белой общепитовской глазури
обернулось деликатнейшими манипуляциями со скользкой
ложкой алюминиевой. Да, едва лишь калькуляцией
предусмотренное несчастие случилось, Лерин мучитель, тиран
и инквизитор, малохольный, гастритный чемпион возгонки
желудочных секретов сейчас же недвусмысленно и грубо
предупредил свою хозяйку незадачливую о последствиях
ужасных и непоправимых, каковые немедленно повлечет за
собою растекание мутной желтой жижицы с мерзкими
созвездиями белой нездоровой взвеси.
Эх, непруха, козья морда, чертовское невезение. И
надо же было несчастью случиться, произойти в это самое
утро, именно этого самого дня, что скоротать предстояло не в
кругу плотоядных олухов-сослуживцев на мягком кресле-
полудиванчике, глотки коричневого вязкого напитка
перемежая затяжками, колечками сизого дымка, увы, на
заднем сидении агрономского "УАЗа" с чванливой надписью
от крыла к крылу "редакционный", назначено было бедной
именно сегодня вести ухабам счет, колдобинам и светофорам,
катя, колбася, уносясь неизвестно куда.
М-да, работа, тяжкий крест, суровая необходимость
делать вид, что озабочена со всеми наравне проблемой
мировой, как честно свою копейку отработать и стаж
поднакопить почетный трудовой, ох, не облегчить обещала
режиссеру-стажеру отдела программ для учащейся молодежи
и юношества Южносибирской областной студии телевидения
Валерии Додд, а лишь продлить, усугубить процесс и без того
несладкий выведения токсинов, продуктов агрессивных
распада аквы виты из юных жил.
Но, Боже, воскликнет, пожалуй, в недоумении
читатель искушенный, до принципов ли тут, высшие
соображенья в сей невеселый час уместны ли они вообще,
надо идти, ползти домой, или воспользоваться прямо на углу
железным автоматом с трубкой неоткушенной, диском
вращающимся, и звонить:
- Алло, Кира Венедиктовна, тут тетку мою
верхнекитимскую выписывают из больницы, а дядька почему-
то не приехал, так вот не знаю даже, как и быть, только что с
ней говорила, она в истерике, конечно ...
Нет, нет, даже к сердечной и наивной Кире,
начальнице добрейшей сегодня лезть с такими вот
импровизациями тухлыми вне всякого сомненья дело
недостойное, саму возможность простой спасительной
отмазки заказала лапе нашей высокомерной пара мерзких
глаз, что сузились, зажглись, уперлись взглядом в спину
вечером вчера, тогда, когда стояла Лера Додд в тумане
радужном перед зеркальною стеной кафе с ужасной
репутацией, кошмарной, "Льдинка", Анюта, злючка - нос в
веснушках, двухпальцевая машинистка, какая занесла ее
нелегкая в гнездо порока ни раньше и не позже, все теперь,
брать в руки себя надо, держать фасон и марку, никаких
глупостей с родственниками и знакомыми, ехать, спешить
туда, где вышка ретранслятора телевизионного отпугивает
самолеты рейсовые по ночам смешными огоньками красными,
ехать, улыбаться, жмуриться, шуточки отпускать, и не забыть,
конечно, ни в коем случае всем на прощанье сделать ручкой
из пыльного чрева вездеходного "УАЗика" "арриведерче".
Вот так-то.
И тем не менее прогресс, заметные сдвиги во всех
отношениях, есть чем гордиться, скажем прямо, папаше
Додду, например, простодушному мужлану, ни разу не
случалось в момент, когда в коробке его черепной силы зла
исполняли сатанинским квинтетом "полет шмеля",
задумываться, беспокоиться о том, как изделия ширпотреба
уберечь снову, а субстанцию общественную, неосязаемую -
смолоду.
Вообще, заметить следует, разительное несходство
