никак. В трудный для Евгения час управления личным
транспортом в условиях гололеда в Мариной голове родилось
страшное подозрение. Маре в осторожных Штучкиных
поворотах и даже остановках на красный свет внезапно
почудилось коварное предательство. Выгода Штучки от
Мариного опоздания на самолет, ссоры с заслуженным
артистом Марийской АССР, даже возможного отчисления
из преуспевающего деепричастного оборота казалась очевидной,
о чем Мара, потрясенная открытием до слез, не
замедлила объявить.
Вот в какой момент, отъехав всего лишь какой-то километр
от последнего дома Южносибирска, примерно через
тридцать секунд после начала Мариной речи взбешенный
Штучка объявил:
- Тогда добирайтесь на такси!
Марина роль противовеса может быть по достоинству
оценена специалистами по баллистике и сложным черепным
травмам, ибо только ее молниеносная реакция (девочка
вцепилась в руль и закричала: "Мама!") лишила Штучку
необходимой для человекоубийства резкости в движениях,
"жигуль" всего лишь описал восьмерку, хлопнулся крышей
на черный лед, встал на колеса и замер, зарывшись носом
в сугроб.
Мара плакала, суетливый барабанщик голосовал на
шоссе, а слегка оживший супруг, вылезая на снег, весело
сообщил ушедшему в себя Штучке:
- Я всегда плохо переношу взлет.
Вот и все, начав с далекого пятьдесят седьмого года
и кратко набросав важнейшие события минувших полутора
десятков лет, мы вновь возвращаемся в день сорокавосьмилетия
Сергея Михайловича Грачика, ознаменованный необычайными,
из ряда вон выходящими происшествиями,
о которых мы, собственно, и ведем обстоятельный и неспешный
рассказ.
Светлый день некруглого юбилея Сергея Михайловича,
как известно, совпал с благословенной субботой, и лишь
угроза, что непомерность учебных долгов обернется неизбывностью,
спасла Евгения от хозяйственных забот на исходе
семестра. Тут мы, воспользовавшись случаем, добавим
к нашим представлениям о строгостях Зинаиды Васильевны
ее очевидное предпочтение трудового воспитания всем прочим
механизмам исправления нравов. Да, мы утверждаем,
- вовсе не любовь Зинаиды Васильевны к садовой
клубнике, гордо в Сибири именуемой "викторией", а желание
вырастить достойного члена общества привело к вступлению
Агаповых в число южносибирских мичуринцев.
И тем не менее в субботу, в день безусловного подчинения
всех дум и дел севообороту (стояла весна, и дни колхозного
календаря по доброй традиции равнялись году), только
беззаботность избавила Евгения от штыковой лопаты. Говоря
конкретнее и понятнее, если свою первую сессию,
возможно, благодаря школьному hard drilling, студент первого
курса факультета романо-германской филологии с грехом
пополам (завалив первый экзамен) все же одолел, то на
вторую просто не вышел. И вот в горячий день страды (все
же, однако, не теряя надежды неизрасходованные силы
и киловатты использовать в ближайшем будущем) Зинаида
Васильевна, покидая дом, заперла дверь с той стороны.
надеясь сим поддержать и укрепить не по годам слабо
развитую сознательность отпрыска.
Но проявленная находчивость недолго тешила ее материнское
сердце. Около шести часов пополудни внезапная
нужда в молотке принесла неожиданный сюрприз. Роясь
в ящике для инструментов, ржавом хозяйстве сына. Зинаида
Васильевна нашла под соудом гаваней ту самую связку
ключей, которую по всем признакам потеряла прошлой
осенью возле гаража. Страшная, догадка не сразу осенила
мать негодяя (а, кстати, опытный и не отягощенный простодушием
Зинаиды Васильевны дядя Вова сразу намекал,
кого следует потрясти), но когда медленное схождение
концов с концами совершилось, возмущению Зинаиды Васильевны
не было предела. Не будет преувеличением сказать,
- яркое воспоминание о чьем-то забытом под задним
сиденьем ужине с портвейном пробудило в ней ответственного
товарища. Правда, частенько и раньше Зинаида
Васильевна в минуты гнева и бессилия принимала начальственный
облик, превращая отношения с сыном в отношения
с подотчетным лицом, но метаморфоза, случившаяся
с ней меж грядок, все же необычна, поскольку никогда до
того мысли о воздействии на мерзавца не входили у нее
в плоскость административного пресечения и уголовной
ответственности. Право слово, горящее лицо Зинаиды Васильевны
едва ли напоминало ее привычный милый лик,
а ансамбль из кримпленовой юбки и выгоревшей садовой
футболки (хорошо не из японской сорочки и рабочих трико)
внушал серьезное беспокойство за возможные последствия,
когда Зинаида Васильевна влетела в родной подъезд
и одним махом взбежала на второй этаж. Глаза ее сверкали,
руки дрожали, а воздух толчками вырывался из груди.
Впрочем, пока она, стоя перед собственной дверью,
судорожно ищет в пляжной сумке ключи, у нас еще есть
время узнать, как держался Евгений, оставленный один на
один с зачетом (признаться честно, с очередным шедевром
Райт-Ковалевой под названием "Завтрак для чемпионов"),
и какую "штучку" приготовил он к материнскому приходу.
В тот момент, когда, хватая воздух алым ртом, Зинаида
Васильевна искала ключ, ее единственное дитя собралось
уходить из дому. А если быть точным, то уже совершенно
собралось, надело футболку с надписью домашнего производства
"Blue Jay Way", левис, заштопанный в пахах и усиленный
кожаными заплатами, на случай холодов почти
новую (всего год ношенную кем-то в Одессе) куртку с пуговицами
"рэнглер" и ярлыком "ли", а от палящего солнца
и проливных дождей шапочку "эксон" с длиннющим козырьком.
Багаж составлял полиэтиленовый пакет с пластинками.
В момент, когда в коридоре испуганно щелкнул
замок и дверь стремительно распахнулась, Евгений еще
находился в своей комнате, занятый подсчетом наличной
мелочи. Бумажные деньги (две трешки и два рубля рублями)
уже были сосчитаны и тщательно уложены в нагрудный
карман. Шум, произведенный Зинаидой Васильевной, с ходу
опрокинувшей стул и телефон, дал многоопытному Штучке
несколько спасительных секунд, и, как он был в куртке
и шапочке, с кулаком мелочи и полиэтиленовым пакетом,
Евгений нырнул в стенной шкаф, стыдливо прикрыв верхнюю
половину своего тела старым мамашиным осенним
пальто.
Влетевшая в комнату через какое-то мгновение Зинаида
Васильевна застала лишь легкое колебание мелких
фракций в пустоте, возможно, произведенное проехавшим
по улице за домом тяжелым грузовиком. И пока Зинаида
Васильевна вот так стоит с тяжелой, готовой к бою сумкой
в руках, пока ее неженский взгляд перемещается
с предмета на предмет, выкроим миг и внесем ясность
в происходящее.
Спустя примерно час после ухода матери Евгения с мягкого
дивана поднял телефонный звонок. Да, кто бы мог
подумать, вообразить и предвидеть подобное счастье -
Мара ушла от мужа. Мара бросила все. Мара вернулась
домой. Мара несчастна. Мара одинока. Мара в слезах,
и Мара ждет. Да, да, обреченный зачет ойкнул, уронил
голову, обхватил многострадальную и понял: не судьба.
Ну, а что Зинаида Васильевна? Трижды осмотревшись
окрест, мать шалопая тихонечко задрожала и, не в силах
более сдерживаться, нанесла отчаянный удар сумкой по
недавно приобретенной (после зимней сессии) "Веге-101"
единственного сына. Звук переламывающегося тонарма
смешался с прощальным звоном термоса. Зинаида Васильевна
прикусила губу и, потеряв от обиды и горечи голову,
принялась крошить все подряд. Вот тут наш Евгений совершил
ошибку,- вслушиваясь в происходящее, Штучка
по звуку, как ему казалось, весьма точно контролировал
текущее положение мамаши в пространстве, надеясь выбрать
мгновение для своего эффектного выхода и молниеносного
бегства за спиной разъяренной родительницы.
Ошибся Штучка, приняв треск разбиваемого торшера за
конец настольной лампы, он рванулся из укрытия и оказался
лицом к лицу с владелицей зеленых "Жигулей". Скажем
больше, Зинаида Васильевна не только не стояла
к нашему герою спиной, Зинаида Васильевна с обвисшей
в ее руке сумкой, полной горячего чая. безнадежно перекрывала
путь к спасительной двери, медленно приближаясь
к отпрыску, она не оставляла кавалеру ни малейших
шансов.
И в этот миг неминуемой расправы, друзья Людмилы
и Руслана, герой нашей удивительной повести запрыгнул на
подоконник и с криком: "А не лучше ли водить "бьюик"?" -
покинул поле боя через emergence exit, попросту
говоря, аварийный выход. Возможно, вас интересует, не
принес ли ворвавшийся в комнату весенний сквозняк еще
что-нибудь дорогой маме.
- Ку-ку! - услышала она, как благословил на лету
шалопай домоуправление и контрагентов его, столь предусмотрительно
прямо под окном каких-нибудь два часа назад
наваливших груду свежих, пахнущих лесом и поркой березовых
прутьев.
ALL BAD CHILDREN GO TO HEAVEN
Ну что ж, наверное, теперь совершенно ясно, ясно
и понятно,- автор сдержал обещание, не обманул, герои
нашего приключения - дети. Очень невоспитанные, своенравные
и самовлюбленные дети. Дети, превыше общественного,
безусловно, ставящие личное. Гадкие дети.
Дети, на которых нет управы, ибо в них начисто отсутствуют
(не сформировались)-желания и побуждения, делающие
любого примерным семьянином и членом общества. Они не
понимают, в чем суть власти и магическая сила денег, в чем
смысл репутации и значение положения, откуда берутся
материальные блага (с сопутствующими чувствами законной
гордости и глубокого удовлетворения) и какова всеобщая
регулирующая функция выговора с занесением в учетную
карточку. Ах, эти дети, энергетический эквивалент
ежедневного довольствия которых (в благоприятных условиях
отсутствия стихийных бедствий, войн и эпидемий)
всегда превышал три тысячи килокалорий. Эти мальчики
и девочки с прекрасно развитой мускулатурой и вторичными
половыми признаками, по воле (минутной прихоти)
Создателя вовремя не осознавшие себя в центре борьбы
противоречий, в роли винтика (или втулочки) в вечном
механизме диалектики природы.
Итак, речь идет о детях, позволивших себе немного
повитать, попарить, впасть в идеальное, с презрением глянуть
на жизнь и осознанную родителями необходимость
посчитать глупостью, нелепой (забавной, идиотской, бездарной,
трусливой) ошибкой своих не в меру суетливых
"предков", перенапрягшихся в усердном стремлении следо
вать бессмертному квадрату формулы "деньги-товар-деньги".
Какой, на фиг, товар, какие еще, к черту, деньги?
Кайф-облом-кайф, кайф-ништяк-кайф. кайф-кайф-кайф.
(Без кайфа нет лайфа, хоть фейсом об тейбл.) Вот
это действительно формула, вот уж действительно смысл
бытия. Так что засуньте ваши деньги, сами знаете куда (в
тумбочку под носовые платки, рублей десять, не пойду
ж я завтра на день рождения с пустыми руками).
Значит, кайф. Впрочем, продолжая взятую ранее линию
неуклонной борьбы с иностранщиной, да и просто в вечном
стремлении к правде жизни, станем употреблять более универсальное
понятие - мечта. I have a dream... Поколение
автора, беззаботное поколение детей with eyes turned within
верило в мечту.
В некое всеобщее счастье, кайф, если угодно, праздник.
И знаете, во-первых, смеяться над несчастными нехорошо,
а во-вторых, на самом деле тогда, в безоблачной середине
семидесятых, некий всеобщий и вечный праздник, казалось,
вот-вот в самом деле наступит. Праздник желания. Он был
здесь, тут, не за горами, за углом, этот волшебный день,
когда оковы тяжкие падут и свободный полет желания
к единственной достойной цели - всеобщему и полному
удовлетворению - не потревожит, не оборвет ни занудливый
папаша, ни истеричная мамаша.
Но что же питало эту мечту, что было в крови тогда,
отчего вновь и вновь в этом полном материализма и разочарования
мире зажигались глаза и увлажнялись губы? Кто
давал силы раз за разом прекрасному Фениксу детства,
возвращал ощущение полета, необыкновенного могущества
и счастья? Музыка, друзья мои, Шизгара.
Шизгара, это слово, которое coined мое поколение. Да,
я не хочу употреблять другое слово - рок. Этот синоним
русскому слову "судьба" потерял былой свой волшебный
смысл, он глазеет теперь на нас с каждого угла, свисает
с газетных страниц, расплывается на афишах, бисером горит
