- систематическая история московского государства,
"Царственная книга" - одиннадцатитомная иллюстрированная
история мира, "Азбуковник" - своего рода энциклопедический
словарь, "Правительница" старца Эразма-Ермолая, "Домострой"
Сильвестра. Издавались буквари и учебники для правительственных
и для частных школ... Росли и заграничные торговые связи: за время с
1669 по 1686 год вывоз льна увеличился вдвое (с 67 до 137 тысяч
пудов), вывоз конопли больше чем втрое (с 187 до 655 тысяч пудов). В
1671 г. через Архангельск было ввезено 2.477 тонн сельдей, 683 тысячи
иголок, 28.000 стоп бумаги...
Для сравнения этого товарооборота с западноевропейским, я
приведу оценку проф. Зомбарта о приблизительно одновременном
товарообороте всей Европы с Италией, и через Италию - с
Ближним Востоком: ежегодное количество товара могло бы
уместиться в одном нынешнем товарном поезде. Нынешний
товарный поезд поднимает около 40.000 пудов - тонн шестьсот.
Москва первых Романовых росла поистине поразительными
темпами. Марксистский историк М. Покровский всячески пороча
правление этих Романовых, как-то вскользь упоминает: во второй
половине XVII века прирост населения и его благосостояние
оказались так неожиданно велики, что даже водки не хватало:
пришлось импортировать из Лифляндии.
Забегая несколько вперед, скажу, что никакой "бездной" (по
Пушкину) в Москве и не пахло. И что после Петра, который нас от
этой "бездны" якобы спас, проблемы о нехватке водки не возникало
вовсе: была проблема нехватки людей...
Москва Алексея Михайловича стояла так же крепко, как
"Россия Николая Александровича, и - для того, чтобы от Алексея
скатиться к катастрофе Петра, и от Николая - к катастрофе
Ленина. К а к это случилось, - мы можем установить довольно
точно. Но отчего не случилось ничего лучшего, - мы объяснить не
можем: тут начинается иррациональное в истории: ряд
катастрофических случайностей, громоздясь одна над другою, дают
прорыв темным силам страны. А темные силы - они существуют
всегда и везде... В каждую эпоху, в каждой нации и в каждом человеке.
Это о них Тютчев сказал:
Ты бурь уснувших не буди,
Под ними хаос шевелится...
Под Москвой первых Романовых тоже "хаос шевелился" -
его разбудил Петр: хаос прорвался диктатурой дворянства. При
Николае Втором - хаос будила русская интеллигенция и он
прорвался диктатурой выдвиженцев. Чувствовала ли Москва
шевелившийся у нее под ногами хаос? Вероятно, все-таки,
чувствовала. Смутное время с его попытками аристократической
диктатуры было еще очень недалеко. И Москва тщательно готовила
ему противовес, используя культурные навыки аристократии, но
строя мужицкое самоуправление. Почти так же как и Николай
Второй, который используя культурные силы интеллигенции, по
преимуществу той же, дворянской, крепко держал в своих руках
крестьянское самодержавие и пытался сомкнуть его с крестьянским
земством. В обоих случаях попытка не удалась и в обоих случаях
Россия свалилась в катастрофу ...
Сейчас я перейду к последнему штриху существования
допетровской Руси - к положению ее крестьянства, то есть к
положению основной массы народа. И прежде всего напомню о
главных путевых столбах московского самодержавия.
Ростово-суздальские мизинные люди, "смерды" и
"каменосечцы" призвали Андрея Боголюбского и поддержали и его и
его преемников. Низы Новгорода, Твери, Рязани и прочих "тянули на
Москву", то есть поддерживали тех же преемников Боголюбского,
Все шло очень гладко до Ивана Грозного, когда его малолетство и его
беспризорность совпали по времени с боярскими аппетитами на
польский манер, и когда Ивану пришлось бороться за власть. После
его отъезда (или побега) в Александровскую слободу, к нему явилась
депутация посадских людей Москвы и молила, чтобы он "государства
не оставлял и их (то есть посадских) на расхищение волкам не давал,
наипаче от рук сильных избавлял, а кто будет государевым лиходеем
и изменником, - они за тех не стоят, а сами их истребят".
Таковы были "полномочия", которые получил Грозный от
посадских людей Москвы, или - в переводе на современный язык -
от столичного пролетариата. "Сильных людей" Грозный пощипал
основательно: это по убожеству марксистских шпаргалок
называется "классово-дворянским государством".
Когда в Смутное время, Шуйский дал боярству какую-то
конституционную "запись" - посадская, мужицкая, "пролетарская"
Москва снова подняла свой голос против "записи" - "того искони в
Московском Царстве не важивалось".
Смутное время ликвидировали те же мужики. Платонов
пишет: "В Минине нашла своего вожака тяглая масса - московского
государства последние люди". И, в другом месте: "восстановление
самодержавия, потрясенного смутой, и было всецело делом земской
России".
О Разине и Пугачеве говорит сам Сталин: "Говоря о Разине и
Пугачеве, не надо забывать, что они были царистами" ("Вопросы
Ленинизма", изд.. 10-е, стр. 527).
О неудаче бунта декабристов Покровский говорит:
"самодержавие было спасено русским мужиком в гвардейском
мундире".
Картина, вопреки историкам марксистским и
демократическим, либеральным и уклонистским, совершенно ясна:
самодержавие и строил и поддерживал мужик. Обратимся теперь к
другой стороне вопроса: как самодержавие строило и поддерживало
мужика, в частности, - Московской Руси.
В Московской Руси, как раньше в Киевской, потом в
Императорской, как и вообще повсюду в мире, действуют известные
экономические силы, по отношению к которым "ограничена" даже
самая неограниченная власть в мире. И если, например, Николай
Второй приказывал графу Витте разработать проект введения
восьмичасового рабочего дня на фабриках, то было довольно очевидно,
что провести этот проект никак нельзя: данный уровень мировой
техники был сильнее самых лучших желаний самодержца. Такого
дня не было тогда (середина девяностых годов) нигде. Если бы он
насильственно был введен в России, наша промышленность была бы
задавлена иностранной.
Аналогичные общественно-технические отношения
вызывали на Руси с одной стороны - холопство и, с другой,
крестьянское закрепощение - эти силы действовали во всем мире.
Холопство выросло из массы всяких выбитых из колеи людей,
отдавших свою волю в руки того, кто мог прокормить и защитить
их. Закрепощение крестьянства было военной необходимостью,
которая закрепостила также и дворянство. Впоследствии, после
Петра, права холопства и крестьянства были уравнены - по уровню
холопства. Самодержавие исчезло, и "экономические отношения"
взяли верх.
Но это уже было после самодержавия. Пока, - до Петра I
включительно, самодержавие существовало, - крестьянин имел в
нем нерушимую защиту даже и от "экономических отношении".
Беляев в своей истории русского крестьянства говорит:
"Грозные государи московские Иоанн III и Иоанн IV были
самыми усердными насадителями исконных крестьянских прав. В
особенности, царь Иван Васильевич постоянно стремился к тому,
чтобы крестьяне в общественных отношениях были независимы и
имели одинаковые правка с прочими классами русского общества".
Не следует преувеличивать ни "независимости", ни "равноправия"
крестьянской массы Московской Руси. Крестьянская политика московских царей
находилась под одновременным давлением двух, от царской воли независимых,
тенденций: непрерывной военной угрозы извне и экономических отношений
внутри, неразрывно связанных с этой угрозой. Если дворянин отбывал свою
военную службу с 15 лет до инвалидности или смерти, то крестьяне его
поместья были с рождения до смерти также закрепощены экономически, как
дворянин был закрепощен административно. Если дворянство, как военное
сословие, естественно стояло во главе администрации и государства, все цели
которого были подчинены военной самозащите, то на гигантской территории
Московской Руси естественно возникали такие отношения подчинения и
самоподчинения, которые центральная власть не всегда могла регулировать по
своему желанию. К этому присоединялось чрезвычайное разнообразие
экономических, национальных, географических и прочих условий, которые
делали Московскую Русь очень пестрым государством: на севере сидело крепкое
и всегда свободное промысловое крестьянство, на юге разбойничали гулящие
люди, прорвавшиеся на Дон, на западе были старые торговые центры Новгорода
Великого и его пригородов, на востоке - полудикие или вовсе дикие племена
мордвы, черемисов и прочих. Монастырское хозяйство своими
привилегированными "белыми" землями вклинивалось в массивы "черных земель"
и самым своим существованием сужало тот фонд, от которого жило
военнослужилое дворянское сословие. Крупное землевладение, хотя бы и
поместного характера, экономически прижимало маломощных соседей, и те
дворяне, которые ухитрялись оставаться "в нетях", то есть от военной службы
как-то уклониться, всяческими способами прибирали к рукам земли крестьян,
так сказать, фронтового дворянства. Последние нищали - и тогда фронт
слабел.
Все эти бесчисленные узлы московское правительство распутывало осторожно
и мудро. Иван Грозный попытался распутать его неосторожно и не мудро, и его
революционные методы привели к Смутному Времени. Смутой было окончательно
разгромлено боярство, но вымерла чуть ли не половина крестьянства:
революция всегда обходится слишком дорого... Но Грозный, как и Смутное
время, были исключениями. После них, при первых Романовых, страна очень
быстро возвращается к старине, модернизируя ее технику, но оставляя в
полной неприкосновенности тот принцип, который так блестяще, но совсем уже
мельком сформулировал Ключевский: это был принцип "разделения труда, а не
разграничения власти".
При первых Романовых мы наблюдаем последний в нашей
истории пример национального единства и, я бы сказал,
национального приличия. После них, до сегодняшнего дня
включительно, несмотря на науку и технику, на Маркса и авиацию,
на пулеметы и ОГПУ, мы в политическом отношении стоим
безмерно ниже Москвы. А если под экономикой подразумевать не
комбайны и тракторы, и не пулеметы и самолеты, а хлеб и одежду,
то мы стоим ниже Москвы и экономически. О национальном
приличии я уже и не говорю...
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
МОСКВА
МОСКОВСКАЯ СИСТЕМА
При первых Романовых Москва дает нам наиболее законченное выражение всей
своей правительственной системы. И я буду утверждать, что такой системы в
мире не существовало никогда, даже в лучшие времена Рима и Великобритании,
ибо Рим и Великобритания были построены на принципе неравноправности
включенных в эти империи побежденных племен: "Разделяй и властвуй". Москва
властвовала не разъединяя, а соединяя.
Теперь попробуем сделать общий обзор московской
правительственной системы, не столько ее истории или техники,
сколько ее СТИЛЯ: как в примитивных условиях шестнадцатого-
семнадцатого века, в оторванности от всего остального мира, в
непрерывной осаде и с запада и с востока, на бедных суглинках
"Московии", работал созданный народом и создавший великую
Империю русский правительственный аппарат, чуждый каких бы то
ни было нерусских примесей.
Данные об этом аппарате я буду брать почти
исключительно из Ключевского: читатель едва ли может упрекнуть
меня в пристрастии к Ключевскому, а Ключевского - в пристрастии
к Москве. Таким образом будет обеспечен технически возможный
уровень беспристрастности.
БОЯРСКАЯ ДУМА
Во главе нормального правительственного аппарата страны стояла Боярская
Дума. Не забудем, что термин "боярин" обозначал не наследственный титул, а
только служебное звание.
"Боярская Дума, пишет Ключевский (т. 2. стр. 368 и след.),
состояла из нескольких десятков членов, носивших разные звания.
Все они назначались в Думу государем... В звание бояр и окольничих
назначались обыкновенно старшие представители знатнейших боярских
фамилий... Напротив, думные дворяне и думные дьяки, большей частью люди
незнатные, получали назначение по усмотрению государя за личные качества
