головы свои положить за Святую Богородицу" и "Правду Божию".
Используя фразеологию сегодняшней политической литературы, мы
могли бы сказать, что Андрей, и Всеволод, и Даниловичи, и Романовы
были "агентурой" трудящихся масс. Позднее, во всем ходе русской
истории мы подметим еще очень много скороговорок вот того типа,
в каком Ключевский говорит о мизинных людях Ростово-Суздальской
земли. О всяких мелочах будут написаны сотни и тысячи томов.
Каждый из любовников Екатерины удостоится специальной
биографии. Ее собственная биография обойдет все экраны мира.
Любовные приключения Николая I будут также использованы для
антимонархической пропаганды, как и супружеская верность
Николая II. В самые последние времена, в эпоху Белой Армии
дворянские историки эмиграции будут писать по поводу того, что
предлагал Деникину Милюков, и почему Милюкова никто не слушал, и
почему "царицынское направление", предложенное Белой Армии
Врангелем было лучше (или хуже) московского направления,
избранного Деникиным. Но о "мизинных людях", решавших судьбы
России, - решивших и судьбы Белой Армии, - во всех этих томах
или вовсе ничего сказано не будет, или будут произнесены некоторые
скороговорки, бесследно утопающие в океанах мелочей, вздора и
вранья.
Эти океаны имеют то объективное значение, что в их
глубинах и просторах совершенно теряется основная нить русского
исторического процесса. Довоенный русский гимназист, студент и
просто читатель, забивал свои мозги бесконечным количеством
князей, которые вели крамолы и кочевали от княжения к княжению
по феодальной "лестнице" того времени. Только люди, обладающие
исключительной памятью, могли удержать в своей голове эти
бесконечные имена всяких Мстиславов, Ростиславов, Святославов и
прочих - со всеми их прозвищами родственниками,
взаимоотношениями, княжениями и прочим, - обычно все это
выветривалось без всякого следа. И оставалось какое-то хаотическое
представление о войне всех против всех, иллюстрированное
несколькими легендарными афоризмами - в стиле "Слова о полку
Игоревом". Но основная нить развития пропадала бесследно.
Эта основная нить заключается вот в чем:
С первого дня основания русской государственности, она
окрашена: а) сознанием государственного и национального единства,
б) отсутствием племенной розни (наш нынешний
"космополитизм"), в) обостренным чувством социальной
справедливости и г) чрезвычайной способностью к совместному
действию (позднейшее - артельное, общинное, кооперативное
начало).
Эти факторы появляются как-то сразу, рождаются - в
принципиально законченном виде. Откуда и почему они появились -
мы не имеем никакого понятия. Реализация этих тенденций создала
Киевскую Русь. Киевская Русь - отчасти под влиянием известных
экономических факторов, но, главным образом, под влиянием очень
близкого и очень соблазнительного для верхов общества
западноевропейского примера, - пошла по путям
аристократическим.
В очень большой степени способствовали феодальному
раздроблению Киевской Руси и степные набеги, как впоследствии,
татарское иго - Московской: не забудем, что удельный порядок
восторжествовал в Московской Руси только ПОСЛЕ завоевания ее
татарами, - Московская Русь была завоевана в 1237 - 1238 годах,
наши историки относят утверждение удельного порядка на севере к
середине и концу 13-го века - то есть к периоду после татарского
завоевания.
Это влияние степных набегов и завоеваний можно объяснить
так: удары приходились по преимуществу: а) по массе и б) по
центрам. Верхи могли зарыть в землю свои запасы драгоценных
металлов, - их по тем временам было на Руси довольно много, - и
выйти из погрома если и в сильно потрепанном виде, то все же не
совсем нищими. Низы теряли почти все - иногда и вообще все.
Удары по центру ослабляли всю его организацию и автоматически
усиливали центробежные тенденции в стране. Вспомним по этому
поводу, что последняя из крупных феодальных войн Западной Европы
- Тридцатилетняя война в Германии - привела: а) к двухвековой
фиксации раздробленности страны, и б) к полному порабощению
крестьянства. Разоренные низы были вынуждены идти в кабалу к
тому, кто хоть что-нибудь сохранил от военного погрома. Эти -
"сохранившие" - верхи общества, феодальные элементы страны,
безмерно усилились - и за счет крестьянства и за счет центральной
власти, - то есть и за счет единства страны и за счет социальной
справедливости в ней. Но в Германии все-таки отсутствовал
элемент чужеземного завоевания - была интервенция, но не было
завоевания. Интервенты, приходившие в Германию, стояли, кроме
того, или на том же, или даже на высшем, чем сама Германия,
культурном уровне: баварских мужиков все-таки в турецкое рабство
не продавали. И, тем не менее, остатки феодальной
раздробленности Германии остались в сущности до Гитлера.
Половецкая степь и татарское иго были чрезвычайно важными
факторами в процессе возникновения и киевского феодализма и
удельных порядков в Москве.
Здесь мы подходим еще к одной странной полосе нашей
историографии. Наши историки и публицисты, - западники и
славянофилы, впоследствии "левые" и "правые", - долго и свирепо
спорили на тему о том, какое именно влияние оказало татарское иго
на рост Московского самодержавия. О наличии этого влияния -
спорили мало или не спорили совсем. Только, кажется, один Лев
Тихомиров весьма резонно указал, что в стройке своего самодержавия
Москва не могла взять с Орды решительно никакого примера, - ибо в
самой Орде ничего похожего на Московское самодержавие не было.
"Генеральная линия" нашей историографии признавала, в разных
степенях, впрочем, что московский централизм сложился именно
под татарским влиянием. Здесь, де, действовала и естественная
необходимость централизованной обороны страны (точка зрения
правых историков), и "ярлыки", которые самые богатые князья
ухитрялись покупать себе в Орде, и их маккиавелистская политика
по отношению и к Орде и к их конкурентам. Административная
система, заимствованная через Орду от Китая и, наконец,
периодическая вооруженная татарская помощь московским князьям.
Это - точка зрения левых историков, в частности, и Маркса. В
этом очень странном споре - обе высоконаучные стороны как будто
вовсе не заметили того обстоятельства, что единая, единоличная
централизованная власть была на Руси и до татар; раньше при
Олеге, Святополке, обоих Владимирах и Ярославе, потом при Андрее
Боголюбском, Всеволоде Большое Гнездо и, отчасти, при Александре
Невском. Тот факт, что низовая, мизинная Русь, сама из себя, и -
сама для себя, строила себе самодержавие, оказался для обоих
лагерей как бы и вовсе не существующим. Изыскиваются
фантастические влияния, относительно которых всегда можно
спорить, - например, о влиянии византийской императорской идеи.
Может быть, было и это. Хотя очень трудно себе представить,
каким способом византийская идея могла воздействовать на каких-
нибудь дреговичей времен Олега или на "смердов" и "каменотесцев"
времен Боголюбского. И почему как раз грамотные верхи были против
этой идеи, а неграмотные низы были за нее. Уж если предполагать
"влияние", то в первую очередь в среде "книжных людей". Влияние,
например, марксизма на Россию, которое мы можем проследить
почти по личным своим воспоминаниям, пришло ведь не от смердов и
каменотесцев - пришло от книжников и фарисеев России
девятнадцатого века - от ее интеллигенции. Для того, чтобы по
возможности нагляднее оценить преимущества византийской
теории попробуйте представить себе, что в начале двадцатого века
московские текстильщики или донбассовские забойщики стали бы
отстаивать марксистские теории перед лицом Плеханова и Ленина.
Такого рода фокус, который явственно нелеп для сегодняшнего дня,
- предполагается возможным для девятого, двенадцатого и прочих
столетий русской истории. Гораздо проще и гораздо ближе к
элементарнейшему здравому смыслу будет предположение, что во
всех этих случаях - все эти мизинные люди действовали безо всяких
"влияний", - вполне по собственному разумению и в своем
собственном, очень толково понятом интересе. Но дело
заключается в том, что этот интерес находится в резком и
непримиримом противоречии со всяким партийным и всяким
классовым интересом. Дворянский классовый интерес и
социалистический - партийный, повелительно заставляют
историков закрывать глаза на определенный ряд фактов. В
частности на те факты, которые иллюстрируют роль русского
крестьянства - не аристократии, и не пролетариата.
Аристократические историки поэтому говорят о "героях", а
социалистические - о "производственных отношениях". Те и другие
обходят стороной русский народ, такой, каким его дает история, -
ибо в этом виде он не устраивает ни реакционных, ни
революционных ученых. Один из наиболее реакционных наших
публицистов-историков А. Салтыков, повторяя мотив Розенберга,
утверждает, что русская государственность была создана вопреки
русскому народу: даже и поляки участвовали в ее создании, даже и
латыши - все, кроме нас самих ("Две России").
Курсы истории, наполненные бесконечной массой деталей, -
"комара оценивающие и верблюда поглощающие", или, по Крылову,
слона не примечающие, - очень характерны для нашего русского
безвременья, а мы уже лет полтораста живем в атмосфере более
или менее стабилизованного безвременья. Отсюда и происходит тот
факт, что усилия мизинных людей, построивших Россию, отмечены
несколькими строчками. Да и эти строчки средактированы так,
чтобы не очень уж бросаться в читательские глаза.
* * *
Существует и еще одно объяснение силы северных князей:
они, де, принимая на свои земли выходцев с юга, привыкли считать
себя хозяевами земли, собственниками своей территории, на
которой, де, селились беспризорные и безлошадные киевские
эмигранты. Не будем спорить о том, кто именно пришел первым и
кто первым сел на северную землю: князья или землепашцы.
Позднейшие исследования (например, проф. Одинец) говорят о том,
что первые русские насельники севера появились задолго до каких-
либо признаков государственности в Волжско-Окском междуречьи.
Но по самому элементарному курсу русской истории видно ясно:
суздальский князь Андрей попал не по "назначению" отца и не по
наследственному праву, а по избранию Ростово-Суздальской земли.
Его преемник Всеволод укрепился в результате гражданской войны, в
которой он был поддержан низами и против боярства и против его
кандидатов - Мстислава и Ярополка. Следовательно, опять
"избрание" хотя бы и вооруженной рукой. "Хозяев" так не избирают,
"хозяин" является чем-то само собою разумеющимся. Ни первый, ни
второй Ростово-Суздальские князья никак само собою
разумеющимися не были и пришли к власти Не "Волею Божиею", как
впоследствии приходили сами собою разумеющиеся цари и
императоры, а по избранию народных низов, преследовавших
совершенно определенные и ясно сознанные политические цели.
Опираясь на эти низы, северные князья могли держать и держали
себя по-хозяйски во всей русской земле, но у нас нет решительно
никаких оснований приписывать их возвышение их хозяйскому
положению в северных землях.
Всеволод умер в 1212 году. В 1238 Северная Русь была
разгромлена первым татарским нашествием и ее князья стали
данниками Орды. Объективных причин для хозяйской психологии
стало еще меньше.
ТАТАРСКОЕ НАШЕСТВИЕ
Упадок Киева, удельный период Москвы, дворянская диктатура Петербурга -
все это были крупные провалы русского исторического процесса. На их общем
фоне были колебания значительно меньшего масштаба. Часть их приходилась на
спокойные годы и ликвидировалась, так сказать, домашним порядком, часть
совпадала с внешнеполитическими опасностями и приводила к катастрофе.
Гражданская война после смерти Андрея Боголюбского пришлась на мирный
отрезок времени и была ликвидирована домашними средствами. Приблизительно
такая же гражданская война при преемниках Всеволода совпала с татарским
нашествием и привела к катастрофе. Значительно позже Пугачевское восстание
