после долгих безуспешных поисков отправился на восточный берег Днепра,
сказавши своим: "Теперь уже я объявил свою вражду Ростиславичам, нельзя
мне больше оставаться в Киеве". Приехавши в Чернигов, он созвал всех сы-
новей своих, младшую братью, собрал все силы Черниговской волости, всю
дружину и стал говорить им: "Куда нам ехать? В Смоленск или в Киев?" На
это отвечал ему двоюродный брат Игорь северский: "Батюшка! Лучше была бы
тишина, но если уже так случилось, то дал бы только бог тебе здоровья".
Святослав тогда сказал: "Я старше Ярослава, а ты, Игорь, старше Всеволо-
да: так я теперь вам остался вместо отца и приказываю тебе, Игорь, оста-
ваться здесь с Ярославом оберегать Чернигов и всю волость, а я со Всево-
лодом пойду к Суздалю выручать сына своего Глеба, как нас там бог рассу-
дит со Всеволодом Юрьевичем". Святослав разделил и половцев надвое: по-
ловину взял с собою, а другую половину оставил братьи, после чего отпра-
вился в поход, взявши с собою Ярополка Ростиславича; подле устья Тверцы
соединился он с сыном Владимиром и со всеми полками новгородскими (пото-
му что Владимир княжил тогда в Новгороде), положил всю Волгу пусту, по
выражению летописца, пожег все города и в сорока верстах от Переяславля
Залесского, на реке Влене, встретился со Всеволодом, который вышел с
полками суздальскими, рязанскими и муромскими. Прежде обыкновенно князья
любили находиться в челе полков своих, любили первые врезываться в ряды
неприятелей, спешили решить дело битвою, в которой видели суд божий. Но
Всеволод руководствовался другими понятиями: он выбрал для своего войска
выгодное положение, огородился горами, рытвинами и, несмотря на просьбу
дружины, не хотел вступить в решительную битву с южными полками, отли-
чавшимися своею стремительностию в нападениях, тогда как северное наро-
донаселение отличалось противоположным характером, было слабо в чистом
поле и неодолимо при защите мест. Всеволод послал только рязанских кня-
зей, которые ворвались в обоз Святославов и сначала имели было успех, но
потом были прогнаны с большим уроном. Уже две недели стояли таким обра-
зом неприятели друг против друга, перестреливаясь через реку; Святосла-
ву, наконец, наскучило такое положение, и он послал своих священников
сказать Всеволоду: "Брат и сын! Много я тебе добра сделал и не чаял по-
лучить от тебя такой благодарности; если же ты уже задумал на меня зло,
захватил сына моего, то недалеко тебе меня искать: отступи подальше от
этой речки, дай мне дорогу, чтоб мне можно было к тебе переехать, и тог-
да нас бог рассудит; если же ты мне не хочешь дать дороги, то я тебе
дам, переезжай ты на эту сторону, и пусть нас бог рассудит". Вместо от-
вета Всеволод задержал послов, отослал их во Владимир, а сам по-прежнему
не двигался с места; Святослав постоял еще несколько времени и, боясь
оттепели, пошел назад налегке, бросив обозы, которыми овладели полки
Всеволодовы, но по приказанию князя своего не смели гнаться за удаляв-
шимся Святославом. Последний, отпустив брата Всеволода, сына Олега, и
Ярополка Ростиславича в Русь, сам с сыном Владимиром поехал в Новгород
Великий.
Между тем Давыд Ростиславич, спасшись от плена, которым угрожал ему
Святослав, прибежал в Белгород, к брату Рюрику; тот, услыхавши, что Киев
оставлен Святославом, поехал туда и сел на столе отцовском и дедовском,
но, предвидя сильную борьбу, стал набирать союзников: послал за князьями
луцкими, сыновьями Ярослава, Всеволодом и Ингварем, и привел их к себе;
послал за помощию к галицкому князю Ярославу, которая явилась с боярином
Тудором, а брата Давыда послал в Смоленск на помощь к старшему брату Ро-
ману. Но Давыд встретил на дороге гонца, который вез ему весть о смерти
Романа; Давыд со слезами продолжал путь, при въезде в Смоленск был
встречен духовенством со крестами, всеми гражданами и занял братнее мес-
то. По Романе, говорит летописец, плакали все смольняне, вспоминая его
доброту (добросердие), а княгиня его, стоя у гроба, причитала: "Царь мой
добрый, кроткий, смиренный и правдивый! Вправду дано было тебе имя Ро-
ман, всею добродетелию похож ты был на св. Романа (т. е. св. Бориса);
много досад принял ты от смольнян, но никогда не видела я, чтоб ты мстил
им злом за зло". И летописец повторяет, что этот князь был необыкновенно
добр и правдив. Давыд, похоронивши брата, прежде всего должен был думать
о защите своей волости, потому что оставшиеся в Чернигове князья, Ярос-
лав с Игорем, не видя ниоткуда нападения на свою волость, решились сами
напасть на волость Смоленскую и пошли с половцами сначала к Друцку, где
сидел союзник Ростиславичей, Глеб Рогволодович, Но если один из полоцких
князей был за Ростиславичей, то большинство его родичей было против них;
мы видели здесь усобицу между тремя племенами или линиями - Борисовича-
ми, Глебовичами и Васильковичами, причем Ростиславичи смоленские дея-
тельно помогали Борисовичам и Васильковичам; но теперь, вероятно,
вследствие родственной связи с Ростиславичами северными видим Василько-
вичей в союзе с черниговскими князьями против Ростиславичей смоленских.
У Друцка соединились с Черниговскими полками Всеслав Василькович полоц-
кий, брат его Брячислав витебский и некоторые другие родичи их с толпами
ливов и литвы: так, вследствие союза полоцких князей с Черниговскими в
одном стане очутились половцы вместе с ливами и литвою, варвары черно-
морские с варварами прибалтийскими. Давыд смоленский со всеми полками
приехал к Глебу в Друцк и хотел дать сражение Черниговским до прихода
Святослава из Новгорода, но Ярослав с Игорем не смели начать битвы без
Святослава, выбрали выгодное положение на берегу Дручи и стояли целую
неделю, перестреливаясь с неприятелем через реку, но как скоро явился к
ним Святослав, то построили гать на Друче с тем, чтоб перейти реку и
ударить на Давыда: тогда последний, в свою очередь, не захотел биться и
побежал в Смоленск. Святослав приступил к Друцку, пожег острог, но не
стал медлить под городом и, отпустив новгородцев, сам пошел в Рогачев, а
из Рогачева Днепром поплыл в Киев, тогда как Игорь с половцами дожидался
его против Вышгорода.
Услыхав о приближении Святослава, Рюрик выехал из Киева в Белгород и
отправил войско против половцев, которые с Игорем северским расположи-
лись станом у Долобского озера; войском начальствовал князь Мстислав
Владимирович, при нем находился тысяцкий Рюриков Лазарь с младшею дружи-
ною, Борис Захарыч, любимый воевода Мстислава Храброго, с людьми молодо-
го княжича своего Владимира, которого отец, умирая, отдал ему на руки, и
Сдеслав Жирославич - воевода Мстислава Владимировича с трипольскими пол-
ками. Половцев было много: они лежали без всякой осторожности, не расс-
тавив сторожей, надеясь на силу свою и на Игорев полк. Черные клобуки,
не слушаясь приказа русских воевод, бросились на половцев, врезались в
их стан, но были отброшены назад и в бегстве смяли дружину Мстиславову,
которая также обратилась в бегство, а за нею и сам князь. Но лучшие люди
остались: Лазарь, Борис Захарыч и Сдеслав Жирославич; не смутившись ни-
мало, они ударили на половцев и потоптали их; много варваров перетонуло
в реке Чарторые, другие были перебиты или захвачены в плен, а князь
Игорь сел в лодку и переправился на восточный берег. Но Рюрик воспользо-
вался этою победою только для того, чтоб получить выгодный мир у Святос-
лава, у которого никак не надеялся отнять старшинство; Святославу также
не хотелось еще раз выезжать из Киева, и он обрадовался предложению Рю-
рика, который уступал ему старшинство и Киев, а себе брал всю Русскую
землю, т. е. остальные города Киевской волости. Вслед за этим был заклю-
чен мир и со Всеволодом суздальским, который возвратил Святославу сына
его, Глеба; мир между Мономаховичами и Ольговичами был скреплен двойным
родственным союзом: один сын Святослава, Глеб, женился на Рюриковне,
другой, Мстислав, - на свояченице Всеволода (1182 г.).
Таким образом, сыну Всеволода Ольговича удалось окончательно утвер-
дить за собою старшинство и Киев, но это старшинство имело значение
только на юге; старший в племени Мономаховом не вступал с Святославом в
борьбу за Киев, потому что Киев не имел уже для него прежнего значения,
какое имел для отца его, Юрия; Всеволод наследовал все могущество того
князя, который давал Киев из своих рук кому хотел; как много потерял Ки-
ев из своего материального значения после погрома от войск Боголюбского,
ясно видно из всех описанных событий: при всех сменах и усобицах князей
не слышно об участи киевлян, о сильном полку киевском, который решал
судьбу Руси, судьбу князей во время борьбы Юрия Долгорукого с племянни-
ком; теперь страдательно подчиняются киевляне всем переменам, ничем не
обнаруживают признаков жизни. Как силен был северный князь Всеволод и
как слаб был пред ним старший князь Южной Руси, Святослав, доказа-
тельством служит следующее происшествие: в 1194 году Святослав созвал
братьев своих - родного Ярослава и двоюродных Игоря и Всеволода и начал
с ними советоваться, как бы пойти на рязанских князей, с которыми давно
уже у Черниговских были ссоры за пограничные волости, но Ольговичи не
смели прямо выступить в поход, а послали сперва ко Всеволоду суздальско-
му просить у него на то позволения; Всеволод не согласился, и Святослав
должен был отложить поход. С Ростиславичами Святослав жил мирно, так же
как видно из страха пред Всеволодом; в 1190 году грозила было вспыхнуть
между ними ссора по причинам, о которых летопись говорит очень неопреде-
ленно: у Святослава, по ее словам, была тяжба с Рюриком, Давыдом и Смо-
ленскою землею, поэтому он ездил и за Днепр сговориться с братьями, чтоб
как-нибудь не потерять своих выгод, но Рюрик принял также свои меры: он
переслался со Всеволодом и с братом Давыдом Смоленским, и все втроем
послали сказать Святославу: "Ты, брат, нам крест целовал на Романовом
ряду, который был заключен тобою, когда брат наш Роман сидел в Киеве;
если стоишь на этом ряду, то ты нам брат, а если хочешь вспомнить дав-
нишние тяжбы, которые были при Ростиславе, то ты договор нарушил, чего
мы терпеть не будем; а вот тебе и крестные грамоты назад". Святослав
сначала много спорил с послами и отпустил было уже их с отказом, но по-
том надумался, возвратил их с дороги и целовал крест на всей воле Моно-
маховичей.
Могущественное влияние Всеволода суздальского обнаружилось даже и в
судьбах отдаленного Галича. В этом пограничном Русском княжестве в семи-
десятых годах XII века обнаружилось явление, подобных которому не видим
в остальных волостях русских, именно важное значение бояр, пред которым
никнет значение князя. Мы уже раз имели случай заметить своевольный пос-
тупок галицкого боярина Константина Серославича, который вопреки воле
князя своего Ярослава увел свои полки от Мстислава Изяславича. Этот
Константин играет важную роль и в смутах своего княжества. Велико, каза-
лось, в других странах могущество Ярослава Владимировича галицкого -
единовластного князя богатой и цветущей волости; вот как описывается это
могущество в Слове о полку Игореву: "Ярослав Осмосмысл галицкий! Высоко
сидишь ты на своем златокованном столе; ты подпер горы Венгерские своими
железными полками, заступил путь королю венгерскому, затворил ворота к
Дунаю, отворяешь ворота к Киеву". Но этот могущественный князь окружен
был людьми, которые были сильнее его, могли подчинять его волю своей.
Ярослав дурно жил с женою своею, Ольгою, сестрою суздальских Юрьевичей,
и держал любовницу, какую-то Настасью; в 1173 году Ольга ушла из Галича
в Польшу с сыном Владимиром, известным уже нам боярином Константином Се-
рославичем и многими другими боярами. Проживши восемь месяцев в Польше,
Владимир с матерью пошел на Волынь, где думал поселиться на время, как
