телес начальника,-- если сведения были зловещими, то все
жители, обитавшие близ дворца, прятались по домам и без крайней
необходимости не выходили никуда до следующего банного дня. Так
вот, этот самый приводящий в трепет начальник стоял в стороне;
его голова, увенчанная чалмой, торчала на длинной и тонкой шее,
как на шесте (многие жители Стамбула затаенно вздохнули бы,
услышав такое сравнение!).
Все шло очень хорошо, ничто не омрачало праздника и не
предвещало беды. Никто и не заметил дворцового надзирателя,
который, привычно и ловко проскользнув между придворными,
подошел к начальнику стражи, что-то шепнул ему. Начальник
вздрогнул, переменился в лице и торопливыми шагами вышел вслед
за надзирателем. Через минуту он вернулся -- бледный, с
трясущимися губами. Расталкивая придворных, он подошел к
султану и в поклоне сломался перед ним пополам:
* Блистательная Порта -- одно из принятых ранее в
европейских дипломатических документах, в литературе название
Османской империи (Турция во главе с султаном).
-- О великий повелитель!..
-- Что там еще? -- недовольно спросил султан.-- Неужели ты
даже в такой день не можешь удержать при себе свои палочные и
тюремные новости? Ну, говори скорей!
-- О сиятельный и великий султан, язык мой отказывается...
Султан встревожился, сдвинул брови. Начальник стражи
полушепотом закончил:
-- Он -- в Стамбуле!
-- Кто? -- глухо спросил султан, хотя сразу понял, о ком
идет речь.
-- Ходжа Насреддин!
Начальник стражи тихо произнес это имя, но придворные
имеют чуткий слух; по всему саду зашелестело:
-- Ходжа Насреддин! Он -- в Стамбуле!.. Ходжа Насреддин в
Стамбуле!
-- Откуда ты знаешь? -- спросил султан; голос его был
хриплым.-- Кто сказал тебе? Возможно ли это, если мы имеем
письмо эмира бухарского, в котором он своим царственным словом
заверяет нас, что Ходжа Насреддин больше не пребывает в живых.
Начальник стражи подал знак дворцовому надзирателю, и тот
подвел к султану какого-то человека с плоским носом на рябом
лице, с желтыми беспокойными глазами.
-- О повелитель! -- пояснил начальник стражи.-- Этот
человек долго служил шпионом при дворце эмира бухарского и
очень хорошо знает Ходжу Насреддина. Потом этот человек
переехал в Стамбул, и я взял его на должность шпиона, в каковой
должности он состоит и сейчас.
-- Ты видел его? -- перебил султан, обращаясь к шпиону.--
Ты видел собственными глазами? Шпион ответил утвердительно.
-- Но ты, может быть, обознался?
Шпион ответил отрицательно. Нет, он не мог обознаться. И
рядом с Ходжой Насреддином ехала какая-то женщина на белом
ишаке.
-- Почему же ты не схватил его сразу? -- воскликнул
султан.-- Почему ты не предал его в руки стражников?
-- О сиятельный повелитель! -- ответил шпион и повалился,
дрожа, на колени.-- В Бухаре я попал однажды в руки Ходжи
Насреддина, и если бы не милость аллаха, то не ушел бы от него
живым. И когда я сегодня увидел его на улицах Стамбула, то
зрение мое помутилось от страха, а когда я очнулся, то он уже
исчез.
-- Таковы твои шпионы! -- воскликнул султан, блеснув
глазами на согнувшегося начальника стражи.-- Один только вид
преступника приводит их в трепет!
Он оттолкнул ногой рябого шпиона и удалился в свои покои,
сопровождаемый длинной цепью черных рабов.
Визири, сановники, поэты и мудрецы тревожно гудящей толпой
устремились к выходу.
Через пять минут в саду никого не осталось, кроме
начальника стражи, который, глядя в пустоту остановившимися
мутными глазами, бессильно опустился на мраморный край водоема
и долго сидел, внимая в одиночестве тихому плеску и смеху
фонтанов. И казалось, он в одно мгновение так похудел и высох,
что если бы жители Стамбула увидели его, то бросились бы
врассыпную кто куда, не подбирая потерянных туфель.
А рябой шпион в это время мчался, задыхаясь, по накаленным
улицам к морю. Там нашел он арабский корабль, готовый к
отплытию.
Хозяин корабля, нисколько не сомневаясь в том, что видит
перед собою бежавшего из тюрьмы разбойника, заломил непомерную
цену; шпион не стал торговаться, вбежал на палубу и забился в
темный грязный угол. Потом, когда тонкие минареты Стамбула
потонули в голубой дымке и свежий ветер надул паруса,-- он
выполз из своего убежища, обошел корабль, заглянул в лицо
каждому человеку и наконец успокоился, удостоверившись, что
Ходжи Насреддина на корабле нет.
С тех пор весь остаток своей жизни рябой шпион прожил в
постоянном и непрерывном страхе: куда бы ни приезжал он -- в
Багдад, в Каир, в Тегеран или Дамаск,-- ему не удавалось
прожить спокойно больше трех месяцев, потому что в городе
обязательно появлялся Ходжа Насреддин. И, содрогаясь при мысли
о встрече с ним, рябой шпион бежал все дальше и дальше; здесь
будет вполне уместно сравнить Ходжу Насреддина с могучим
ураганом, который дыханием своим беспрестанно гонит перед собой
сухой желтый лист, выдирает его из травы и выдувает его из
расщелин. Так был наказан рябой шпион за все зло, которое он
причинил людям!..
А на другой день в Стамбуле начались удивительные и
необычайные события!.. Но не следует человеку рассказывать о
том, чему он сам не был свидетелем, и описывать страны, которых
не видел; этими словами мы и закончим в нашем повествовании
последнюю главу, которая могла бы послужить началом для новой
книги о дальнейших похождениях несравненного и бесподобного
Ходжи Насреддина в Стамбуле, Багдаде, Тегеране, Дамаске и во
многих других прославленных городах...
* Книга 2. ОЧАРОВАННЫЙ ПРИНЦ *
ни приезжал он -- в Багдад, в Каир, в Тегеран или
Дамаск,-- ему не удавалось прожить спокойно больше трех
месяцев, потому что в городе обязательно появлялся Ходжа
Насреддин. И, содрогаясь при мысли о встрече с ним, рябой шпион
бежал все дальше и дальше; здесь будет вполне уместно сравнить
Ходжу Насреддина с могучим ураганом, который дыханием своим
беспрестанно гонит перед собой сухой желтый лист, выдирает его
из травы и выдувает его из расщелин. Так был наказан рябой
шпион за все зло, которое он причинил людям!..
А на другой день в Стамбуле начались удивительные и
необычайные события!.. Но не следует человеку рассказывать о
том, чему он сам не был свидетелем, и описывать страны, которых
не видел; этими словами мы и закончим в нашем повествовании
последнюю главу, которая могла бы послужить началом для новой
книги о дальнейших похождениях несравненного и бесподобного
Ходжи Насреддина в Стамбуле, Багдаде, Тегеране, Дамаске и во
многих других прославленных городах...
Много странствовал я в разных краях земли: я побывал в
гостях у многих народов и срывал по колоску с каждой нивы, ибо
лучше ходить босиком, чем в тесной обуви, лучше терпеть все
невзгоды пути, чем сидеть дома... И еще скажу: на каждую новую
весну нужно выбирать и новую любовь: друг, прошлогодний
календарь не годится сегодня!.. СААДИ
Ученые мудрецы минувших веков оставили в наследство миру
множество книг, дабы факелом своих знаний освещать нам, живущим
сейчас, извилистые и опасные пути нашей жизни. В этих книгах
можно прочесть обо всем: о войнах и землетрясениях, о чудесах и
пророчествах; каждая страница украшена именами шейхов, калифов,
непобедимых воинов и прочих прославленных мужей земли; об одном
только человеке ничего, ни единого слова, не сказано в этих
книгах -- о Ходже Насреддине, хотя и был он знаменит на весь
мир.
Подобное упущение со стороны мудрецов не удивляет нас. В
те далекие годы нередко случалось, что иной мудрец сеял в своей
книге семена богатства и почета, но пожинал -- увы! -- одни
только неисчислимые бедствия. По этой причине мудрецы были
крайне осторожны в словах и мыслях, что видно из примера
благочестивейшего Мухаммеда Расуля-ибн-Мансура:
переселившись в Дамаск, он приступил к сочинению книги
"Сокровище добродетельных", и уже дошел до жизнеописания
многогрешного визиря Абу-Исхака, когда вдруг узнал, что
дамасский градоправитель -- прямой потомок этого визиря по
материнской линии. "Да будет благословен аллах, вовремя
ниспославший мне эту весть! " -- воскликнул мудрец, тут же
отсчитал десять чистых страниц и на каждой написал только:
"Во избежание",-- после чего сразу перешел к истории
другого визиря, могущественные потомки которого проживали
далеко от Дамаска. Благодаря такой дальновидности указанный
мудрец прожил в Дамаске без
Много странствовал я в разных краях земли: я побывал в
гостях у многих народов и срывал по колоску с каждой нивы, ибо
лучше ходить босиком, чем в тесной обуви, лучше терпеть все
невзгоды пути, чем сидеть дома... И еще скажу: на каждую новую
весну нужно выбирать и новую любовь: друг, прошлогодний
календарь не годится сегодня!..
СААДИ
Ученые мудрецы минувших веков оставили в наследство миру
множество книг, дабы факелом своих знаний освещать нам, живущим
сейчас, извилистые и опасные пути нашей жизни. В этих книгах
можно прочесть обо всем: о войнах и землетрясениях, о чудесах и
пророчествах; каждая страница украшена именами шейхов, калифов,
непобедимых воинов и прочих прославленных мужей земли; об одном
только человеке ничего, ни единого слова, не сказано в этих
книгах -- о Ходже Насреддине, хотя и был он знаменит на весь
мир.
Подобное упущение со стороны мудрецов не удивляет нас. В
те далекие годы нередко случалось, что иной мудрец сеял в своей
книге семена богатства и почета, но пожинал -- увы! -- одни
только неисчислимые бедствия. По этой причине мудрецы были
крайне осторожны в словах и мыслях, что видно из примера
благочестивейшего Мухаммеда Расуля-ибн-Мансура:
переселившись в Дамаск, он приступил к сочинению книги
"Сокровище добродетельных", и уже дошел до жизнеописания
многогрешного визиря Абу-Исхака, когда вдруг узнал, что
дамасский градоправитель -- прямой потомок этого визиря по
материнской линии. "Да будет благословен аллах, вовремя
ниспославший мне эту весть! " -- воскликнул мудрец, тут же
отсчитал десять чистых страниц и на каждой написал только:
"Во избежание",-- после чего сразу перешел к истории
другого визиря, могущественные потомки которого проживали
далеко от Дамаска. Благодаря такой дальновидности указанный
мудрец прожил в Дамаске без потрясений еще много лет и даже
сумел умереть своей смертью, не будучи вынужденным вступить на
загробный мост, неся перед собою в руке собственную голову,
наподобие фонаря.
Книги молчат о Ходже Насреддине. Тяжелый камень запрета
лежал в те годы на его имени. Так повелели могущественные
властелины -- калифы, султаны и шахи, в надежде отомстить ему
хотя бы в последующих веках, лишив его посмертной славы. Но
спросим: удалось ли им достичь своей цели? Старая история, одна
и та же во все времена,-- сказано об этом у Сельмана Саведжи:
"Достойный прославится, хотя бы все вихри объединились против
него!"
Ибо есть одна книга, над которой не властны калифы: память
народа. В этой великой книге и обрел Ходжа Насреддин свое
бессмертие.
Есть в городе Ходженте, на берегу Сыр-Дарьи, обширный
пустырь, где никто не селится и не разводит садов, потому что
река в этом месте поворачивает, бьет под берег и ежегодно
смывает его на три-четыре локтя. Река смыла пустырь уже до
