покраснел. -- В самом-то деле, -- подавленно и беззащитно,
словно попросил помилования и не замедлил скрыться в кабинете,
на секундочку укоризненно опять глянув в сторону недогадливого
киномеханика, что продолжал важно стоять, оттопырив губы и
веско приподняв свои тяжеловесные брови: он и в самом деле
ничего не понимал!..
-- Тоже мне, герой! -- красноречиво фыркнула Екатерина в
адрес Божива, когда мы с нею оказались на площади кинотеатра.
-- Делать бы ему выговор, если бы не я его из океана
вытащила!.. Впрочем.. -- поправилась она, -- откуда же ему об
этом знать... Остап Моисеевич, и тот до сих пор в
недоразумении: как же так -- художник утонул!.. Если они меня
вычислят...
-- А контролер? -- поинтересовался я. -- Он что,
действительно пропал?
-- Не думаю, чтобы эта дылда куда-нибудь запропастилась,
наверняка выполняет какое-нибудь поручение Остапа Моисеевича,
ведь мы же люди подневольные, -- с какой-то неожиданной игривой
грустью произнесла Екатерина последние слова.
-- Так ли? -- улыбчиво спросил я.
-- О, Господи, конечно же не так, -- расхохоталась
Екатерина, -- ну разве я смогла бы пристроить твоего толстячка,
если бы не сама собой была. Остап Моисеевич, конечно же,
Магистр, шеф, так сказать, но повара-то мы.
-- Хорошо, что напомнила, Гришу-то покормить надо, я ведь
его желудок не ощущаю.
-- Да ему, наверно, целое ведро надо, -- обозленно
отозвалась Екатерина, -- ты там быстрее свои дела устраивай, а
то ведь он все сожрет.
-- Постараюсь, мне нужно пару ночей...
Когда мы вошли в квартиру Екатерины, мне показалось, что я
оказался в театральном лесу -- жилище ведьмы, другими словами я
бы не назвал это место, -- в прихожей ветвился целый
ботанический сад: всевозможные лианы, карликовые деревца и
яркий источник света, напоминающий солнце, и даже крохотный
импровизированный родничок.
Жила Екатерина в старом доме, потолок высокий -- метров
пять или шесть, да и сама прихожая довольно просторная, но
особенно мне бросился в глаза пол, видимо, он был выполнен на
заказ: похоже, что линолеум весьма ловко подражал земной
поверхности и был он покрыт искусственной травой.
Из прихожей, успел я заглянуть на кухню -- там все было
по-современному, как и положено, и поэтому это меня мало
привлекало.
Екатерина распахнула дверь в жилую комнату. В этой комнате
скрыто работал кондиционер. Лесной воздух обуял мое
воображение: здесь уже была настоящая земля на полу, а точнее
-- слой земли, и поверх этой земли настоящая лесная осыпь:
кое-где проглядывала самая настоящая травка, посредине комнаты
стояли три креслообразных пенька, стены были абсолютно черными,
но их чернота едва проглядывала сквозь заросли абсолютно сухих
деревьев, деревьев, которые коряво и уродливо ветвились повсюду
вдоль стен. Откуда шло освещение комнаты, я не понимал, будто
невидимая лунность присутствовала здесь.
Что-то щелкнуло, и этот довольно просторный клочок леса
(комната была метров двадцать пять, не меньше) словно
расширился еще больше, видимо, Екатерина включила магнитофонную
запись, потому что я оказался в ночной глубине леса,
наполненной ужасающими звуками.
Неожиданно, когда мы с Екатериной уселись на пеньки друг
подле друга, откуда-то из сухих зарослей свысока спланировала
какая-то птица, и она уселась на плечо Екатерины.
-- О, Филька, -- продолжая сидеть неподвижно, сказала
Екатерина, она почему-то грустно смотрела себе под ноги. И я, и
Екатерина сидели босиком, ибо ведьма, прежде чем запустить меня
в комнату, деловито распорядилась скинуть туфли и снять носки.
-- Хорошо у тебя, -- сказал я, стараясь как-то оборвать
укромное молчание Екатерины, -- послушай, а как же ты
подметаешь пол? -- нашелся я, потому что знал, что ни одна
хозяйка не умолчит об опыте ведения домашнего хозяйства.
-- Два-три раза в год я меняю землю и осыпь. Остап
Моисеевич привозит мне все это свежее на машине из леса. Сорить
я здесь не сорю, вот так и живу, Сережа...
Грусть Екатерины передалась и мне.
-- А где ты спишь? -- спросил я.
-- На пеньке, -- посмотрела на меня Екатерина и обалдело
юльнула глазками, словно ожила.
-- Пардон, а с мужчиной как же?
-- А у меня только один мужчина -- Остап Моисеевич. Это
его проблемы.
-- Ну а все-таки? -- не унимался я.
-- Да нормально я сплю, как и все люди, в постельке.
Хочешь заглянуть?
-- В постельку?
-- В спальню.
-- Ну давай посмотрим.
Мы поднялись с пеньков. Екатерина подошла к одному из
деревьев и потянула на себя один из его сучков, это оказалась
дверь в соседнюю комнату.
Я подошел и заглянул в нее -- стены здесь были обтянуты
белой материей от пола до потолка, зеркально чистый голубой
пол, деревянный стол в углу, на столе бог весть чего только не
навалено из магической атрибутики.
Одна стена была полностью шкафом с открытыми полками, на
которых лежало множество всевозможных трав и корней, у окна
располагалась кровать: широкая, застеленная ковровым
покрывалом.
-- Не беспокойся, -- сказал позади меня Екатерина, когда я
уже стоял посредине комнаты и оглядывался по сторонам, -- живу
я вполне цивилизованно: телевизор на кухне.
И тут в прихожей колокольчиком прозвенел электрический
звонок, прозвенел продолжительно еще раз.
-- Это он, -- сказал Екатерина.
-- Кто? -- переспросил я.
-- Остап Моисеевич, конечно же. Сейчас я тебя с ним
познакомлю.
-- Этого еще не хватало, -- забеспокоился я и на всякий
случай приготовился покинуть Гришино тело.
-- Да ладно, не волнуйся ты, не выдам, не для того
привела. Оставайся здесь.
-- Может, он догадался, что я...
-- Да ну там, прибалдеть пришел, гад мой любименький.
Ладно... Иду-у-у! -- протяжно и громко простонала ведьма, а в
мою сторону добавила шепотом: -- Сиди на кровати, я скоро.
Затем она вышла из спальни и потихонечку прикрыла за собою
дверь.
Вскоре за дверью послышались торопливые голоса:
-- Ну, давай же, Екатерина.
-- Неужели так проголодался, Остапчик?
-- Еще бы, целый день в этой вонючей конторе, -- потом до
меня доносилась какая-то возня, а еще минуту спустя -- два
тяжело дышащих голоса, будто два человека заглянули отдышаться
в лесную комнату за стеною этой спальни, после долгой
изнеможающей пробежки. Несколько минут голоса перешептывались,
словно отдышались и могли насладиться спокойствием.
-- Еще, -- прозвучал один из голосов.
-- Хватит, я устала, -- ответил другой голос, голос
Екатерины.
Теперь послышались шаги и неопределенное шуршание и снова
шепот, но уже отдаленный, видимо, из прихожей. Скрежетнула
металлическими язычками замков входная дверь, и опять, но на
этот раз одиночные, шаги. Я пристально смотрел на дверь
спальни, она открылась.
-- Так, надеюсь, ты меня уже заждался? -- сказала
Екатерина.
-- Он не вернется? -- несмотря на ее развлекательное
настроение, я тут же обратился с вопросом к ведьме.
-- Вот что ты думаешь, то сразу же и происходит, Сережа,
пришлось отдаваться на пеньке, -- расхохоталась хозяйка
спальни.
-- Я спрашиваю, Остап Моисеевич не вернется? -- снова
повторил я вопрос. Хохот Екатерины остановился, губы отпустили
улыбку.
-- Он уже насладился, я постаралась, -- как-то
снисходительно ответила Екатерина и тут же перешла на деловой
тон, -- ладно, пойдем кормить твоего толстяка.
Мы прошли на кухню. Я усадил Гришино тело на кухонный
стул.
-- А что он любит? -- спросила Екатерина.
-- Откуда я могу знать.
-- Ты что, его ни разу не кормил?
-- Нет.
-- С ума сошел, он же сдохнет.
-- Ничего, ему голодать полезно, водичкой я его попаиваю.
-- Спроси у него, что ему приготовить.
-- Сейчас попробую.
-- А что, он с тобой не общается, что ли?
-- Почти нет. Мое сознание его сильно притеснило... Гриша,
-- обратился я к хозяину тела, -- ты есть хочешь?
-- Да, -- послышался короткий ответ его чувств.
-- А что бы ты хотел?
-- Все.
-- Ну что там? -- поинтересовалась Екатерина, поджидая
конец моего внутреннего диалога.
-- Все в порядке, все, что ты приготовишь, съест, -- будто
отчитался я перед Екатериной.
Екатерина разогрела суп, налила полную тарелку и поставила
ее передо мной, а я подумал: "Как будет лучше, есть самому,
либо уступить правую руку Грише? Нет, вначале попробую я сам ".
-- Запах чувствуешь? -- спросил я у председателя
кооператива.
-- О-о-о, -- утомительно простонал Гриша, -- классно
пахнет.
Тогда я начал есть: абсолютно никакого вкуса я не ощущал,
мне был безразличен процесс трапезы, все это выглядело так,
словно я был сторонним наблюдателем, но Гриша волновался.
-- Послушай, Сатана, ты не мог бы глотать побыстрее? А
мясо в тарелке есть?
-- Есть, приличный кусок.
-- Я очень люблю мясо вперемешку с супом.
-- Ну что я, в тарелку руками, что ли, полезу? --
обозлился я, но все-таки уважил Гришу.
-- А-а! -- заорал Гриша. -- Ты мне обжег пальцы, --
видимо, в этот момент хозяину тела каким-то образом удалось
овладеть ощущениями кожи своего тела, ибо внутренности Гриша
чувствовал сам. Кожу я взял на себя с самого начала, чтобы
случайно не повредить земное тело председателя кооператива,
увлекшись чем-нибудь своим, и даже не обратить на это внимание,
потому что Гришино, как я понял, общение со мною возникало по
моему желанию, а это означало, что Гриша вовсе не спал, а
просто не мог докричаться до меня, пока я сам не хотел его
услышать.
-- Извини, я не хотел, -- тут же ответил я на Гришин крик.
-- Дай, я сам буду есть! -- свирепо, но боязливо сказал
Гриша, и я решился: мне стало жаль председателя.
Осторожно я вытащил лучик моего воображения из правой руки
хозяина тела, и тут же Гриша начал ощупывать свое лицо этой
рукой.
-- Господи, у меня уже борода отросла, -- сказал он.
-- Не борода, а щетина, -- поправил я его, -- мне некогда
было бриться.
-- Дай мне ложку, где ложка? -- заторопился Гриша.
-- Она на столе, -- подсказал я и все-таки помог левою
рукою: медленно опустил Гришину правую руку на стол, и кисть
этой руки тут же загробастала деревянную ложку -- все это
выглядело довольно забавно.
Когда Гриша наелся, я снова овладел его телом и мы вместе
с Екатериной возвратились в лесную комнату.
-- Что это под ногами колется? Сатана, ты меня затащил в
лес? Мы за городом? Что ты хочешь делать? Не убивай меня,
Сатана.
-- Ну вот: ты еще скажи -- "я тебе пригожусь".
-- Сатана, я тебя честно прошу -- не убивай, а?
-- Ладно, Гриша, помолчи, сейчас самый ответственный
момент наступит.
-- Господи, спаси! -- завопил председатель и удушенно
смолк.
-- Ну что, мне уже пора, -- обратился я к ведьме.
-- А который час? -- поинтересовалась она, поглаживая
Фильку, пригнездившегося у нее на коленях, сама Екатерина
сидела на пеньке, я же стоял поодаль у зарослей, на краю, если
так можно выразиться, поляны.
-- Около двенадцати.
-- Мы его свяжем? -- спросила Екатерина.
-- Давай попробуем, -- ответил я, подойдя к ведьме и
повернувшись к ней спиной. На пару минут Екатерина исчезла в
спальне. Грищино тело продолжало стоять на месте, ожидая своей
участи.
Вскоре я обернулся на шаги ведьмы, она объявилась с
веревкой в руках, подошла ко мне, заломила Гришины руки за
